Усмиритель душ
Шрифт:
Глава 38.
Чжао Юньлань нахмурился:
— И что было дальше?
Ван Чжэн не ответила, опустив глаза. Казалось, она была в трансе.
— Мне было всего семнадцать. Ничего не знала о мире, была наивной и глупой. Видела только то, что происходило со мной, и думала, что впереди у меня только один путь. Я… Мы с Сан Цзанем были близки с самого детства. Пусть он и был рабом, для меня он был членом семьи. Конечно, я не могла
— И ты спрятала его от родителей, как школьницы прячут любовные записочки, — нетерпеливо выдохнул Юньлань.
Ван Чжэн слабо улыбнулась, но улыбка сразу пропала с её лица.
— Почти. В то время я во всём винила отца. Мне было стыдно… Он был великим лидером, как же он мог так поступить?
Чжао Юньлань мрачно молчал, но его взгляд слегка смягчился.
— Существует ли место, — вздохнула Ван Чжэн, — где все свободны и все равны?
— Да, — резко вдохнул Чжао Юньлань.
Ван Чжэн и Палач Душ оба обернулись к нему. На губах у Юньланя запеклась кровь, а лицо выглядело особенно бледным. Он был до крайности изнурён, но его глаза по-прежнему ярко сияли, словно ничто в этом мире не могло бы загасить это пламя.
— В смерти мы все равны, — тихо сказал он.
Лицо Палача Душ было неразличимо под маской чёрного тумана, но услышав эти слова, он немедленно возразил:
— Разве это не означает отсутствие надежды? В чём тогда смысл жизни? Хранитель слишком пессимистичен.
— Лишь на поверхности, Ваша Честь, — сказал Юньлань, подняв голову. — Что из себя представляют равенство и справедливость? Всегда есть люди, с которыми обходятся справедливо, и те, которым везёт меньше первых. Если кто-то голодает, для него равенство состоит в отсутствии голода. А когда не станет голода, равенство будет определяться достоинством. И даже на ступеньку выше всё равно останутся идиоты, считающие себя выше других, и разубедить их сможет только смерть, не так ли? Справедливость, Ваша Честь, у каждого человека своя.
— Ничего подобного, — усмехнулся Палач Душ.
Чжао Юньлань хмыкнул и сменил тему:
— Сан Цзань выиграл войну, казнил твоего отца и отменил рабство. Что было дальше?
— Старейшины собрались вместе и выбрали лучшее решение для всех семей, — сказала Ван Чжэн. — Его предложил Сан Цзань. Он был необразован, но знал, чего хочет его народ. Сейчас это называют демократией. Наверное, людям всегда хочется одного и того же.
Чжао Юньлань подогнул под себя ногу и опёрся обеими руками на колено, удобно устроившись в этой странной позе.
— Тогда тебя и казнили? — спросил
Она застыла в изумлении и заметно погрустнела, и когда присутствующие уже решили, что продолжения не будет, снова заговорила:
— Я… Мне негде было жить, и меня приютил Сан Цзань. Работать я не умела: всё, чему меня научила матушка — это красиво одеваться и указывать слугам. Я не могла охотиться, даже о доме заботиться не могла… А однажды одна девушка захотела замуж за Сан Цзаня, и её отец пришёл договариваться о браке. Сан Цзань отверг его предложение, и девушка в отчаянии убежала в горы. Когда её нашли, она была мертва: упала с обрыва и разбила голову о камень. Её отец в своей скорби решил во всём обвинить меня: я была дочерью прошлого главы и, должно быть, прокляла соперницу… Так меня и решили казнить.
У Ван Чжэн затряслись плечи. Она всем сердцем верила, что её отец поступает неправильно, что рабство — это неправильно, ведь рабы тоже были людьми и не заслуживали жизни, подобной скоту. Она была как Сан Цзань — хотела для своего клана равенства, свободы и счастья.
А они всё равно её ненавидели.
— Отец погибшей девушки провёл голосование: люди, желающие моей гибели, должны были поднять руки, а остальные — воздержаться.
На слове «гибель» её голос дрогнул, и Ван Чжэн заплакала.
В тот день собралась большая толпа, и одна за другой руки взмывали в воздух подобно волне. Сверху собрание выглядело как сборище злобных духов в глубинах преисподней. Почти все руки были подняты, и люди смотрели на связанную перед ними девушку холодными пустыми глазами, полными садистского удовлетворения.
Большинство хотело убить её. Мечтали лишить её головы.
Будь в её сердце даже тысяча светлых огней, это уничтожило бы их на корню, даже пепла бы не осталось.
Они забыли о том, что она сделала. Поверили, что и тогда у неё имелся двойной умысел.
Слёзы капали из глаз Ван Чжэн, оборачиваясь у самой земли серым туманом и растворяясь в воздухе. Её фигура стала ещё прозрачнее. Она умерла триста лет назад, и слёз у неё быть попросту не могло, но сейчас её сердце вновь разбилось на мелкие осколки, и душа сгорала в пламени муки.
— Не плачь, — мягко попросил Чжао Юньлань, приподняв её за подбородок, утёр слёзы и прижал укрепляющий талисман к её лбу.
Перестав плакать, Ван Чжэн подняла голову и увидела, что его пронзительный взгляд теперь смягчился, и это поразило её до крайности.
Вскинув руку, Чжао Юньлань тихо приказал:
— Давай внутрь.
Словно он давно уже знал о ней правду, до самого последнего слова.