Усобники
Шрифт:
В такие дни Дмитрий не мог и подумать, что его ожидает жизнь неуёмная…
Инок Дмитрий опустился на колени, перекрестился и, отбив земной поклон, прошептал:
— Господи, Боже правый, прости прегрешения мои в делах и помыслах…
И Бог будто услышал молитву инока. Гроза уходила от монастыря всё дальше и дальше, реже слышалось урчание грома и виделись вспышки молнии, а вскоре всё стихло.
Совсем неожиданно пробилось воспоминание детских лет. Они с отцом, Александром Ярославичем, ехали из Великого Новгорода в Переяславль-Залесский. Дорога тянулась всё больше лесами, иногда выводила на простор. Встречались редкие деревеньки, речки, болотистые поляны. Ночевали в крестьянских избах, подчас у костров.
Однажды довелось спать в избе, на полатях. Сквозь прогнившую солому на крыше виднелось звёздное небо. Дмитрий слышал голос отца спрашивающего старуху хозяйку:
«Где старик твой, Василиса?»
«В ордынский набег убили», — был ответ.
«Прости, Василиса. Много таких, как ты, на земле Русской…»
Спал Дмитрий, прильнув к отцовской груди, и не почувствовал, как Невский подхватился поутру, покинул избу.
Пробудился Дмитрий от дыма. Старуха топила печь, гремела ухватом. Дым стлался над полатями, тянуло к дыре в крыше.
Выскочил Дмитрий во двор. Отец стоял на лесенке, сбрасывал с крыши прогнившую солому, а гридни подавали ему охапки свежей.
Когда крышу в избе перекрыли, Невский отряхнулся, сказал:
«Дело доброе завсегда в радость. Теперь и в дорогу можно».
В Москве тверского князя не ждали. Тверские князья считали Москву малым городом, а московских князей — меньшими братьями. Тверь издавна вела с Владимиром спор, какому князю быть великим. Тверской князь Михаил Ярославич даже на ханский знак ссылался.
Михаил Ярославич, высокий, широкоплечий красавец, вступил в горницу, чуть пригнувшись в дверном проёме, опустился на лавку.
– Я к тебе, Даниил Александрович, завернул, из Переяславля ворочаясь. Поди, мыслишь, эка крюк дал, неспроста!
Князь Даниил умостился напротив, не перебивал, а Михаил Ярославич продолжал, потерев тронутые сединой виски:
– Ты, чай, слышал, князь Андрей сызнова навёл ордынцев на Русь, с ним мурза Чета. Сказывают, князей на съезд созывают. Чета нас рассудить намерился. Князь Андрей на переяславского Ивана замахивается. Просят меня переяславские бояре в отсутствие князя Ивана в защиту переяславцев голос подать. Могу ли я на твою помощь положиться, Даниил?
Московский князь насупился, ответил резко:
– Я ли не просил брата Андрея на Переяславль не зариться? Не послушался. Ежели соберётся съезд, нам с тобой, княже Михайло Ярославич, пора Андрею место указать.
– Истину глаголешь, Даниил Александрович. Аль неведомо, какие козни творит Андрей? Ещё с тех лет, как отцом, Александром Ярославичем Невским, в Городце посажен, алчность свою неуёмную никак не сдержит, Дмитрия со свету сжил.
– То так, — согласился Даниил. — Прежде я ему верил… Одним словом, осатанел князь Андрей, теперь на всё пойдёт, дабы власть свою укрепить.
– Коли мы ныне друг дружке в помощь не встанем, князь Андрей нас порознь подомнёт.
Тверской князь поднялся:
– Час пробил, мне в дорогу пора.
Князь Даниил решительно разбросал руки:
– Никуда я не отпущу тебя, Михайло Ярославич. Сейчас потрапезуем, в Москве переночуешь, а поутру с Богом. Стыдоба-то какая: татарин-мурза нас, князей, судить будет…
Возвратился великий князь из Орды и почуял — размежевались князья. Сторону Андрея Александровича взяли князь Фёдор Ростиславич Ярославский и князь Константин Борисович Ростовский. А Михаил Ярославич Тверской и Даниил Александрович Московский пошли наперекор — в защиту князя Ивана Переяславского поднялись. Съехались князья во Владимире, а вместо переяславца явились его ближние бояре.
Собрался съезд в просторной гриднице великого князя. Расселись за столом возбуждённые, злые. Мурза с одного князя на другого рысий взгляд переводит. Думает: «Урусы подобны волкам в стае». Но тут же на ум пришло иное: «А, не так ли и в Сарае? Путь к ханской власти кровью полит».
Великий князь повысил голос:
– Ты, князь Михайло Ярославич, давно на меня зло умышляешь. На то и брата моего, Даниила, подбиваешь.
Тверской князь поднялся во весь рост, громыхнул кулаком по столешнице:
– Я честен и на чужое не зарюсь, как ты, князь Андрей! Отчего на Переяславль замахнулся? Аль запамятовал, что Переяславль за Дмитрием числился?
Тут переяславские бояре, сидевшие с краю стола, загалдели:
– Великий князь спит и видит землю нашу к себе прирезать. Это при живом-то князе Иване!
– Аль тебе, княже Андрей, не ведомо, что князь Иван, ежели что, Москве свой удел завещал?
– Я по праву и по ханской воле всем владею, бояре! — брызгая слюной, ярился князь Андрей Александрович. — Не у меня ли ярлык на великое княжение? И Переяславская земля подо мной должна быть!
Князья Ростовский и Ярославский голос подали, а московский бородой затряс:
– По какому праву?
– По праву старшинства!
Князья к мечам потянулись. Молчавший до этого Сарайский епископ Исмаил, в ту пору находившийся во Владимире, воздел руки:
– Уймитесь, братья, не распаляйтесь, ибо во гневе человек теряет разум! Прокляну того, кто кровь прольёт!
Первым остыл тверич. Стихли остальные, а князь Андрей Александрович, подавляя гордыню, заговорил:
– Братья и племянники, пусть будет, как и прежде: кто чем владел, тому и впредь держать то княжество.
– Князья вольны в своей земле! — выкрикнул один из переяславских бояр.
Великий князь промолчал, поостерёгся: не пролилась бы кровь, — эвон, как распалились. Мурза хмыкнул, вышел из горницы. Не прощаясь, покинули Владимир князья Михаил Ярославич и Даниил Александрович.
Возвращались князья одной дорогой, и на развилке вёрст через сорок Михаил Ярославич взял путь на Тверь, а Даниил Александрович повернул на Москву.
Но прежде в дороге переговорили о многом, о главном — как стоять заодно против князя Андрея Александровича. Оба понимали: великий князь зло затаил надолго и может попытаться не только коварством, но и силой завладеть Переяславлем. Потому уговорились князья при нужде встать на защиту переяславцев дружинами тверичей и москвичей.