Успеть повернуть на Лагиш
Шрифт:
– Нет, не могу. Температура под сорок, еще тебя заражу каким стрихнином.
– Стрихнин – не болезнь. Поехали!
Нет, сегодня не хочу.
Алеся отвернулась, не на шутку обиженная и немного огорошенная. Раньше Жук сам требовал покувыркаться после всяких светских мероприятий, его сегодняшнее поведение не лезло ни в какие ворота.
Он понял чувства барышни и сказал:
– Понимаешь, заяц, что-то не то происходит. Что-то залезло в голову, мешает жить.
– Расскажи. – Ответ девушки был холодным. Ее оскорбили в лучших чувствах, и тоном ответа она хотела дать понять этому идиоту, что с ней так поступать нельзя.
– Бодяга одна в башке завелась. Даже боюсь тебе о ней рассказывать, еще подумаешь, что с катушек съехал. Короче, война какая-то завязалась, и я вроде как офицер на той войне. И надо мне сделать что-то очень важное, типа спасти свою армию. Можешь не верить, но все как есть в натуре – и пушки вижу, и всякую конницу, и генералов разных. Самое интересное, что не сон – когда к тебе собрался, возле машины прохватило.
– Ты у психиатра когда был?
– Когда в армию призывали. А что?
– А то, что это болезнь такая психическая. Называется паранойей. Ты со своим Вовиком скоро вдвоем на дурхате засядете.
– Может, и паранойя. Я ж не спорю, да только вряд ли. Что-то слишком уж вживую все. – Жук не обиделся на паранойю. Он вообще на девушек не обижался, понимал, что в этой ситуации Алесе надо стравить пар. Так пусть лучше дуриком объявит, чем бросит – все ж два года вместе.
Молча Алеся вылезла из машины, пошла к подъезду. И на входе к нему обернулась, сказала по возможности ядовито:
– Так и до импотенции можно досмотреться!
Жук тронулся домой. Ждала мама, надо было выспаться, завтра были некоторые планы по работе. А самое главное – очень хотелось узнать, что же происходит дальше…
…Бронетранспортер медленно тащился в гору. Было темно, как бывает только в тропиках – чернильная тьма обступила стеной, лучи фар выхватывали только ближайшие пять-шесть метров неторной проселочной дороги, гибким серпантином вползающей на перевал.
Сидящие в машине тревожно вглядывались в ночь. Чтобы не изнурять напрасно солдат, поручик У Тао сел рядом с водителем, приказав оставшимся своим бойцам спать. И карены, послушно завернувшись в свои бесформенные накидки, через несколько минут сладко дрыхли.
Меррит не мог уснуть. Тьма его несколько пугала, к тому же делала бесполезной и без того довольно приблизительную карту Уханского перевала, к которому полз бронетранспортер.
– Поручик, мы правильно едем? Я ни черта не вижу
– Правильно, господин лейтенант. Я здесь вырос. На той стороне будет хуже – там земли шанов, я бывал там значительно реже.
– И сколько времени нам еще ползти?
– Где-то шесть часов. К рассвету будем на перевале, оттуда до Саравака – день пути.
– Скажите, поручик, только по возможности откровенно – зачем вы пошли служить в армию? Ведь карены, как и все горные народы, набираются добровольно? – Меррит задал этот вопрос не случайно. Ему хотелось знать, до какой степени он может доверять этому непонятному каренскому егерю.
– Все очень обыкновенно, господин лейтенант. Мой отец – староста деревни Уттар-Кареш, она севернее, миль восемьдесят отсюда. Я – шестой ребенок. Отдать меня в военный колледж в Амритсаре – это был лучший выбор из всех возможных, ведь в горах довольно трудно прокормиться. А армия всегда щедро платит за кровь.
– Вы … воевали?
– Прошел с бригадой всю Такинскую войну. Сначала командовал стрелковым взводом, потом – ротой пешей разведки. Был ранен при взятии Банданга, имею серебряную медаль «За отличие в бою» и личную благодарность генерала Маунтбеттена. До сегодняшнего утра состоял в должности начальника штаба батальона Второй бригады каренских егерей. Вот и весь послужной список, вкратце.
– Тогда извините меня за мою несдержанность в палатке полковника.
– Пустое. Все имперские офицеры считают туземные войска ни на что не годными. Это нормально. – Поручик едва заметно махнул рукой. И Меррит понял, что он имел в виду. С точки зрения У Тао офицеры метрополии – тщеславные и честолюбивые молодые карьеристы – только обуза для тех, кто по-настоящему воюет, кто вместе со своими солдатами идет под пули и проливает кровь. Только такие имперские командиры, как полковник Роджерс, полной мерой хлебнувшие всех прелестей колониальной службы, могут иметь авторитет у туземных офицеров и солдат.
– Откровенно говоря, в штабе маршала слабо надеются на местные бригады.
– Не сомневаюсь. Туземные войска создавались ведь не для регулярной войны. Такинский поход, когда мы сражались с практически безоружным ополчением хана Тан Вэня. Подавление бунтов каодаев. Карательные экспедиции против мятежных лхасцев. Устрашение вечно недовольных рабочих на плантациях камеи и на балхских заводах. Вот ради этого и были набраны наши шесть бригад и несколько отдельных полков и батальонов. А теперь маршал вынужден строить из туземных войск правильную линию фронта, имея против себя настоящую армию.
Конец ознакомительного фрагмента.