Устная история
Шрифт:
В этом смысле устные женские истории отражают общественную важность воспоминаний, идентичность их носителей в определении оценок войн и трансформацию мировоззрения сельских жителей. Только записав рассказы женщин-колхозниц территории, удаленной от эпицентра событий, мы можем увидеть полную историческую картину войны и представить феномен категории «подвиг советского народа в годы Великой Отечественной войны». И в этом смысле не имеют значения социальный статус, административная должность, профессиональное образование женщины, которую выбирает интервьюер, то, насколько типичен или нетипичен ее жизненный опыт. Существуют общие черты, объединяющие всех женщин, оставшихся без мужчин в деревнях: на колхозном поле, совхозном току или скотном дворе, в собственной семье, от жизни и деятельности которых зависел итог войны. В этом плане их повседневная будничная жизнь являлась важнейшей составляющей общих результатов победы советского общества в Великой Отечественной войне. Для работы в этом направлении Приложение 5 включены разработанные автором вопросники «Великая Отечественная война. Фронт и фронтовая жизнь» (№ 16), «Деревня и сельское общество Алтайского края в годы Великой Отечественной войны» (№ 17).
Устная история и история ментальностей: взаимопроникновение и взаимодополнение
История ментальностей рассматривает влияние внутренних механизмов поведения человека и общества, заложенных на психологическом уровне, на исторические процессы. Научное направление «история ментальное» исходит из того, что историческая жизнь общества зависела и зависит от глубинных ментальных компонентов. К ним Ю. Л. Бессмертный, например, относит систему образов и представлений и считает, что «она различна у разных социальных групп и страт», они руководствуются ею в своем поведении, и в ней «выражено их представление о мире в целом и их собственном месте в этом мире…», это «система образов, которая передается от поколения к поколению в процессе воспитания и обучения и «вследствие определенных экономических условий».
Устную историю и ментальную историю сближает то, что «в противовес аристократической истории идей история ментальное выступает как средство изучения представлений, типичных для основной массы людей, д л я того безмолвствующего большинства, в котором принято видеть „подлинного творца истории"». [104] [105] .
Историческая психология изучает влияние на историческое развитие, историю общества и историю государства психологии человека, психологии его поведения, психологии общения. Для устной истории полезным является то, что историческая психология связана со смысловыми интерпретациями текстов и специализированными процедурами исследования, приемами чтения и понимания текста.
104
Бессмертный Ю. Л. Школа "Анналов" и современные подходы в исторической науке // Одиссей. Человек в истории. Культурно-антропологическая история сегодня. М., 1991. С. 18.
105
Там же.
В ракурсе устной ментальной истории можно выделить три пласта образов, представлений, установок других ментальных компонентов: дореволюционный мир России, советская ментальность и постсоветская ментальность. При этом при всех уровнях есть некие общие компоненты. Они формировались исторически длительное время, зависели от среды проживания, переселений, рода занятий. Эти качества часто относят к идентичности. Идентичность во многом обусловливает ментальность. Одни компоненты сформировались как общеэтнические, например общерусские, другие — как общерегиональные, например воронежские — в южнороссийской зоне, месте контакта с населением левобережной Украины; другие примеры — сибиряки и поморы. Внутри них формировались свои группы (например, среди сибиряков — чалдоны, кержаки, тоболяки и т. д.); одни одни ментальные компоненты влияли на другие и собственно являлись факторами развития ментальное™. Одновременно на ментальность могли оказывать влияние и исторические процессы: на пример, перманентная колонизация населением европейской части России ее азиатских территорий. Они влияли на развитие ментальности как жителей исходных территорий, так и той подвижной части населения, которая своим переселением раздвигала границы Российской империи и осваивала окраины. В комплексе это все влияло на состояние и развитие ментальных компонентов [106] .
106
См. об этом: Щеглова Т. К. Русское население Азиатского края: этнокультурное многообразие и идентичность // Народы Евразии: этнос, этническое самосознание, этничность: проблемы формирования и трансформации: сб. Новосибирск, 2005. С. 111–124.
При работе с русским населением Алтайского края в рамках научно-практических программ по истории ментальностей с использованием устноисторических технологий, в частности составлении вопросников, необходимо учитывать и этнокультурные и исторические условия и факторы его формирования и развития и в целом по России, и по регионам. Можно воспользоваться попытками комплексной характеристики русского населения Алтая, сделанными в ряде публикаций: «Русские и другие этнические переселенцы разных миграционных волн везли с собой на Алтай традиции ведения хозяйства, общественный и семейный уклад. Трудовые традиции, хозяйственный и культурный опыт помогали выжить на новом месте. Поэтому история Алтайского края — это история переселений и освоения территории Верхнего Приобья историко-культурными группами русских со всех уголков России. Мигранты были пристрастны в выборе места жительства. Каждая группа собственно старалась выбирать для ведения хозяйства территорию Верхнего Приобья с привычными для них географическими и природно-климатическими условиями. Исходя из хозяйственно-семейных традиций, сложившихся в местах выхода, учитывали агрокультурную пригодность местности и ландшафтные особенности, к которым привыкли на малой родине. В результате на территории Алтайского края сформировались этногеографические ареалы, отличавшиеся возможностями „кормящего ландшафта", историческими аспектами колонизации, хозяйственнокультурными традициями и духовно-бытовыми привычками.
Пестрый культурный мир русского населения Алтайского края сохранял свои традиции вплоть до 1930-х гг. Развитие советского колхозно-совхозного строя ускорило разрушение самобытной крестьянской культуры и формирование единой светской культуры. На современном этапе в условиях индустриализации и мировой глобализации унификация завершилась, прежде всего в материальной сфере этнической культуры русских. Вместе с тем традиционная русская культура до сих пор присутствует и в этнической психологии, и в менталитете, и в бытовом поведении разных групп русского населения Алтайского края. Представители современного образованного общества идентифицируют себя «россиянами», в Москве — «сибиряками», а на Алтае в повседневной жизни часто вспоминают о своих культурно-исторических корнях — „мы из кержаков", „чалдонья порода", „мы россейские" и т. п.».
К этой характеристике необходимо добавить компоненты, приобретенные в процессе исторического развития. В частности, на те или иные общественные группы и общественные единицы наложила отпечаток социальная принадлежность (принадлежность к тем или иным социально-сословным группам) как в дореволюционное, так и советское время. В дореволюционное время на ментальность оказывали вляние права, обязанности, положение и возможности самой сословной группы: крестьянства, дворянства, ремесленников, промысловиков, купечества, мещанства. Отдельно можно выделить традиции городской интеллигенции из сферы образования: университетской среды, здравоохранения и т. п. При этом часто и в поведении, и в позиции, и в манерах современного человека просматривается его социальное происхождение: из крестьян, из потомственных рабочих, из дворян, из профессорской интеллигенции. А в постсоветской России о нем вспомнили многие семьи и стали культивировать социально-сословные ценности — от рода занятий до манер и имиджа. Появились дворянские общетва, казачьи и старообрядческие общины и т. д. [107] .
107
Щеглова Т. К. Русское население Алтайского края: состав, формирование, численность // Краеведческие записки. Вып. 8. Барнаул, 2009. С. 186.
В ментальности и идентичности современного человека оставили свой след и советская система воспитания, и советская идеология. Можно говорить о советском человеке как оформленном явлении со своими социально-культурными группами (колхозники, сельская интеллигенция, городская интеллигенция, квалифицированные рабочие крупных предприятий и т. д.). Грани различий в советское время пролегали между горожанами и сельчанами (образы и прозвища — «деревня», «колхозник»); между населением провинций и центра, столичных и региональных городов, между партийными и беспартийными, репрессированными и не репрессированными и т. п. При всем этом их объединяет некая «советскость».
Советскую ментальность, советский образ жизни, советский тип мышления в соответствии с идеями первого поколения историков «Анналов», которые считаются основоположниками многих научных направлений и субдисциплин в истории, необходимо рассматривать как сложное явление. Л. Февр писал, что «мы не должны недооценивать роль идей в истории», но нельзя и переоценивать их, отрывать от «различных форм социальной жизни»; отделять их от социальных систем тоже неверно. Нельзя отделять или «изолировать идеи и системы от условий, санкционирующих их производство».
Действительно, при изучении советской эпохи как части российской истории и советского человека как наследника культуры дворянско-крестьянской России, стоит исходить из утверждения Л. Февра, что «социальные феномены никогда нельзя разложить на те идеологии, которые способствовали их формированию». Любая эпоха или период в развитии той или иной цивилизации имеет свои истоки, которые не исчезают бесследно и могут трансформироваться в новое качество; формирует и оставляет после себя новые факторы развития цивилизации, от которых новая эпоха не может сразу отказаться и также адаптирует их. Вот как описывает эти закономерности развития цивилизаций Л. Февр: «Каждая цивилизация имеет свои собственные интеллектуальные средства. И даже более того, каждая эпоха внутри одной цивилизации, любой прогресс в науке, который определяет его ее основные особенности, имеет набор выверенных инструментов, более приспособленных для одних целей и менее для других. Цивилизация или эпоха не имеет гарантии того, что и удастся передать этот ментальный инструментарий во всей полноте последующим цивилизациям и эпохам. Он может подвергнуться существенной порче, регрессу и искажению или, напротив, усовершенствоваться, обогатиться и стать более сложным. Этот ментальный инструментарий ценен для той цивилизации, которой удается ее создать, и для той исторической эпохи, что им пользуется, но он не представляет ценности для вечности или для всего человечества, или даже для локальных изменений в пределах одной цивилизации» [108] .
108
Цит. по: Шартье Р. Интеллектуальная история и история ментальностей: двойная переоценка [Электронный ресурс]. URL:shart2.html.