Утоли моя печали
Шрифт:
— Я понял, — сказал Данилка. — Про слезы понял и про бусы для мамы. Так получается, что я правильно думал и мама моя не умерла?
— Нет, не умерла. Это тело ее спит там, в могилке под цветами. А сама она жива.
— Она у Бога?
— Ну, конечно!
— Я так и знал! — сказал Данилка и улыбнулся, и при этом еще две невыплаканные самые маленькие слезинки выкатились с его глаз, прокатились по щекам и упали на пол. Но Ангел наклонился и подобрал две последние жемчужинки. После этого он подвел Данилку к кровати, уложил его, подоткнул со всех сторон
Проснулся он рано-рано, когда в доме все еще спали. Оделся, умылся, подошел к иконам, вздохнул… и заплакал. Поплакал-поплакал, а потом вспомнил, что без молитвы из одних только слез красивые бусы для мамы не получатся, и стал прилежно молиться.
ДУРА В ЯНТАРЕ
Рассказ разведенной женщины
Говорят, янтарь обладает целебными свойствами. Не знаю про янтарь вообще, а вот про одно янтарное украшение, несомненно обладающее целебными свойствами, могу рассказать.
Начну по порядку. Муж меня бросил. После двадцати шести лет супружества вдруг заметил, что и сам старится, и жена стареет — и разом решил проблему! На суде он объяснял свое решение тем, что детей у нас нет, а ему очень хочется их иметь. Наверное, потому и замену мне подобрал лет этак семнадцати с виду — добрые люди видели и мне доложили. В прежние времена, говорят, развод иногда годами тянулся. Наверное, это было и правильно, особенно для мужичков, вступивших в «опасный» возраст: пока суд да дело, блудный муж успеет перебеситься, опомнится и вернется в семью — если его там еще ждут — а в наше время не так: я и оглянуться не успела, как оказалась разведенной и выселенной из поделенной мужем трехкомнатной квартиры в однокомнатную. Правда, расположенную в центре, как и прежняя квартира, — ну и на том спасибо.
Осталась я одна. И пошла страдать-переживать, на все стенки по очереди лезть! То лежу, сама себя корвалолом отпаиваю, то по знакомым и родственникам бегаю, жалуюсь всем на то, как мой Гришка вероломно и подло со мной поступил. Во всех подробностях описываю не только как он меня обманывал, как разводился, но и как я все его подлые поступки переживаю. И вывод делаю: разумная жизнь кончилась, не знаю, как жить дальше — или я с ума сойду, или с собой покончу. Подруги, и даже мужья их, представьте, все меня утешают! А мне почему-то легче не становится…
И тут приезжает моя подруга Маринка из Севастополя. И не просто в гости или по делам, а именно ко мне — поддержать в горе. Ну, я ее встречаю на вокзале, везу домой, за стол сажаю, чай наливаю и начинаю выкладывать все подряд с самого начала. Маринка слушает, ахает, головой качает. А потом вдруг спрашивает:
— Так как я понимаю, Гриша твой оказался обманщик?
— Еще какой обманщик-то!
— И негодяй?
— И негодяй.
— И распутник? — Она похлеще выразилась
— Угу…
— Так козел, выходит, Гриша твой оказался?
— Козел!
— А раньше не был козлом?
— Не был. Говорят, это у мужчин возрастное. Критический возраст, мужской климакс.
— Понятно. Был мужик как мужик, а подошел критический возраст — бац! — и уже не мужик, а козел. — Маринка на меня вдруг уставилась и стала внимательно разглядывать.
— Ты чего это на меня так смотришь? Страшная я стала с горя, да?
— Да нет! Запустила ты себя, конечно, будь здоров, ну да это поправимо. Я другое понять пытаюсь: если муж твой бывший мелким рогатым скотом стал, так с чего же ты так по нему убиваешься? Козел ушел, и в доме не воняет. Ты же радоваться должна!
Я поглядела на Маринку, Маринка — на меня, и вдруг принялись мы обе хохотать.
— Ну вот, ты уже радуешься, и правильно делаешь! — сказала Маринка, утирая слезы, выступившие от смеха.
Поуспокоившись, я постаралась скоренько вызвать в себе привычное настроение безысходной тоски: с чего бы мне вдруг веселиться-то?
— Оставь свои глупые шутки, Марина, мне не до смеха, — сказала я скорбно, беспощадно давя в себе остатки смеха.
— Понимаю. Чувство юмора с горя тормозит. А если ты пока еще временами смеешься над собой — так это нервный смех.
Я опять чуть не рассмеялась, но сдержалась и сказала обиженно:
— Это ты меня рассмешила своими шуточками. Не понимаешь ты меня по-настоящему, Маринка, вот и смеешься. А я жить не хочу, у меня душа умерла!
— Душа у нас, душенька-подруженька, не к смерти, а к бессмертию предназначена, и, чтобы ее убить, одного блудливого мужа маловато. А что жить ты не хочешь, так это вранье. Ты прекрасно живешь, и более того, тебя такая жизнь вполне устраивает.
— Я — прекрасно живу?! Да ты с ума сошла!
— Нет, это ты слегка того, если до сих пор не поняла, что с тобой происходит.
— Чего тут не понимать? После двадцати шести лет брака мой муж… дело вовсе не в нем, а в том, как ты переживаешь свое горе. С тобой случилась настоящая большая беда, спору нет, это так. И только психически ненормальная женщина может не ощущать горя в такой ситуации, если она хоть чуточку любила своего мужа. Но горе, раз уж оно свалилось на тебя, следует принять как болезнь: пережить его, понять о своих промахах подумать, сделать выводы на будущее, а потом вылечиться и жить дальше. А ты переживаешь неправильно, нездорово: горе твое сидит в тебе, как муха в капле меда, и блаженствует. Устроилось оно посреди твоей жизни, и упивается, и облизывается, и собой любуется! И других приглашает полюбоваться и посочувствовать.
— У меня душа болит, Маринка! Как ты не понимаешь?
— Ну, положим не вся душа, а только малая ее часть! Причем самая дурная часть — безвольное себялюбие и саможаление. Да в каждой из нас сидит такая дура, этакая психо-муха, и ей только дай волю, она тут же найдет свою каплю меда, заберется в нее и станет наслаждаться горем. Пока не погубит хозяина и сама не сдохнет — она же дура!
— Кто дура?
— Да вот эта самая психо-муха.
— Жуть какая-то…