Утопия о бессмертии. Книга вторая. Семья
Шрифт:
– Покормишь, поедем домой. Паша уже приехал.
– Настёна, слышишь, собирайся!
– Я готова, – отозвалась Настя, – только деток одеть, да ещё Даша велела вещи ваши собрать. Сергей Михайлович, – крикнула она в приоткрытую дверь ванной, – вы так поедете или переодеваться будете?
– Нет, Настя, переодеваться не буду, – ответил он, выходя из ванной, бросил смокинг на кресло у туалетного стола и, глядя на меня в зеркало, растянул узел галстука. Бриллиантовая булавка блеснула в свете настенного бра.
– Даша почти всё увезла, – сообщала Настя, укладывая моё
Серёжа бросился поперёк кровати и прижался ртом к моей стопе.
– Сладкая… ножки сладкие… – шептал он, целуя и покусывая подушечки стоп и пальцы. Рука его поползла выше к колену и дальше…
– Серёжа…
Он поднял глаза и, увидев деток, опамятовался и усмехнулся.
– С ума схожу… соскучился.
Подперев голову рукой, он стал смотреть на малышей, поглаживая подъем моих ступней. Макс, как всегда, насытился раньше Кати. Серёжа поднялся и, забирая сына, привлёк внимание Кати – приветствуя отца широкой улыбкой, Катя выпустила из ротика сосок.
– Папу увидела! – умилился Серёжа. – Солнышко моё…
Катя устремилась к нему и ножками, и ручками. Взяв её ручку, Серёжа стал тихонько уговаривать:
– Доченька моя, надо доесть. Надо доесть, моя маленькая.
Ухватившись за его палец, Катя послушно вернулась к груди. А Серёжа так и остался стоять, неловко изогнувшись набок, одной рукой оказавшись в плену маленьких пальчиков дочери, другой рукой прижимая к себе сына. Стоял до тех пор, пока его дочь, засыпая, не расслабила пальчики и не отпустила его палец.
– Одевайся, – велел он, как только Катя уснула, и, прижав к себе деток, стал прохаживаться с ними по комнате.
Я быстро оделась – пуловер, джинсы, кроссовки, и распахнула дверь в гостиную. Настя кинулась мимо меня одевать деток. А лежавший на диване Паша приподнял голову и спросил:
– Маленькая, меня ищешь? Поели? – Он сел рывком, так что диван отозвался стоном пружин, проворчав: – И что за мебель делают? – поднялся на ноги. – Сергей Михалыч, вы остаётесь?
– Нет, Павел, я домой.
– А граф Андрэ?
– Граф и Его Высочество остаются. До дома сами доберутся.
– Я подожду, – отозвался Стефан и усмехнулся, – заберу и Их Сиятельство, и Их Высочество.
Серёжа молча кивнул и, взяв детей на руки, первым вышел из номера. Настя бросилась за ним с пустыми сумками-переносками, а следом, прихватив кофр, вышел Паша. Я отстала, спрашивая у Стефана:
– Стефан, ты вниз? В зал?
– Нет. В машине подожду на свежем воздухе.
– Принц напивается.
Стефан внимательно посмотрел на меня.
– Задирист, мрачен и несчастен, – добавила я.
– Хорошо. Пойду в зал.
– Благодарю, Стефан, – и я припустила догонять Серёжу.
Собаки встретили машину у ворот, а потом каждый пёсик побежал со своей стороны, сопровождая машину до самого дома. Уселись у террасы, повизгивая и перебирая лапами от нетерпения, ожидая, когда мы выйдем из машины.
Серёжа подарил мне двух чудесных щенков московской сторожевой два года назад. Принёс в корзине, на ручке которой был повязан большой белый бант. Внутри корзина была выстлана тем же белым шёлком, а на шёлке копошились и тихонько скулили два пушистых, увесистых, бело-рыжих комочка с темными мордочками.
Пёсики сразу стали любимцами семьи, и только Эльза, опасаясь осквернения порядка и чистоты, отнеслась к новым жильцам с подозрением.
Я долго выбирала имена, приглядываясь к характеру каждого пёсика. Щенки были чрезвычайно схожи – упрямы, независимы, с выраженным чувством собственного достоинства и очень дружны между собой.
Время было летнее, поэтому было принято решение приучать щенков отправлять естественные нужды сразу на улице. Василич выбрал малопосещаемый участок сада, и после каждого кормления и сразу после сна щенков выносили на это место. На ночь Стефан соорудил просторный манеж, установил в нём короб, куда насыпал измельчённую древесную кору. Ночью щенки использовали короб по назначению, а на день короб убирали.
Щенки прожили в доме месяц и казусов ещё не случалось. Поверив в лучшее, даже Эльза уже перестала принюхиваться и приглядываться к полу, как неприятность всё же случилась.
Пёсики только что поели. Занятая сервировкой стола к ужину, я замешкалась и не сразу вынесла их на прогулку. Малыш дожидаться не стал – присел прямо посреди гостиной, написал и заторопился на коротеньких лапках подальше от лужицы. Бросив своё занятие, я вернула щенка к луже, строгим голосом порицая за содеянное. Пока нарушитель, опустив морду вниз, отворачивался и от меня, и от лужи, второй приковылял к месту происшествия и, нагло уставившись на меня, присел и тоже пописал. Отошёл и сел по-собачьи, от неумения завалившись чуть на бочок, и вновь нагло уставился на меня, дескать: «Ну и что ты на это скажешь?» Мне хотелось затискать малыша за преданность брату, но в целях воспитания пришлось стыдить обоих.
Восхищению домочадцев не было предела – после моего рассказа большая часть ужина была посвящена байкам о преданности животных.
В тот вечер я и определилась с именами щенков. Ничего оригинального, но дабы иметь основания требовать от псов достойного поведения, я присвоила им дворянские титулы, один стал Графом, второго я возвела в Лорды.
Когда щенки немного подросли, Серёжа пригласил профессионального инструктора. Небольшого роста, узкотелый, с неопрятной щетиной и пронзительным взглядом глаз цвета стали, Семён обладал огромным влиянием на собак. Щенки его понимали и слушались с первого слова. Семён и на женщин оказывал бесспорное влияние. После его инструктажа дамы дома перестали совать собакам кусочки вкусного когда не попадя. Не убедил он только Машу. Я полагаю, будучи сам покорен красотой и величием нашей королевы кухни, он потому и не смог найти достаточно веских аргументов для её вразумления. В ответ на мои увещевания, Маша вскидывала голову, угрожающе нацеливаясь подбородком мне в лицо. Поэтому вразумлять Машу пришлось просить Серёжу.