Утраченная Япония
Шрифт:
Однажды Кингсли Лю, приятель из Гонкога, купил такую картину за пять фунтов стерлингов. Это был рисунок тушью, представляющий три персика, один из которых чрезвычайно напоминал человеческую попку. Кингсли это позабавило, и он сразу повесил картину в ванной комнате. Полагаю, что каждый художник помнит тот день, когда продал свою первую работу – я был очень возбужден, независимо от того факта, что моя работа оказалась в ванной.
Моей первой учительницей была китаянка, моим первым покупателем был китаец. Когда я размышляю над этим, то вижу, что большая часть моих каллиграфических вдохновений происходит из Китая. В этом нет ничего удивительного, потому что кандзи пришли оттуда же. Пожалуй, они являются крупнейшим вкладом Китая в культурное наследие мира. В древности существовали и другие варианты иероглифического письма, например,
Восхищение кандзи во многих соседствующих с Китаем странах, включая Корею, Вьетнам и Японию, было таким сильным, что они поддались его влиянию. Тем не менее, в двадцатом веке Вьетнам отказался от иероглифов совершенно, а в Корее они постепенно выходят из употребления. Кандзи просто-напросто слишком трудны. Линда Бич говорила, что чувствует себя так, словно все известные ей иероглифы выстроили длинный мост в мозгу, и когда она в конце этой линии добавляет новый знак, с другого конца отваливается старый. Сегодня за пределами Китая и китайскими диаспорами, иероглифы используются лишь в Японии, где они дополняются двумя слоговыми азбуками «катакана» и «хирагана». Это свидетельство чрезвычайного консерватизма японцев, за который они платят высокую цену, потому что им приходится за долгие школьные годы вызубрить тысячу восемьсот наиболее употребительных кандзи, не считая многих тысяч вариантов их произношения и комбинаций. Я вздрагиваю при одной мысли о том, сколько серых клеток мне пришлось посвятить кандзи, вместо того, чтобы использовать их для другой, более стоящей информации.
Тем не менее, когда иероглифы уже усвоены, это приносит исключительное интеллектуальное удовольствие. Кандзи отличаются от алфавита тем, что каждый знак содержит в себе некую идею. Я считаю, что процесс, который происходит в мозгу при виде иероглифов, отличается от того, что происходит при чтении алфавитного текста. Когда мы читаем слово, состоящее из букв, нам надо соединить их в мозгу в единое целое, чтобы понять написанное. В то же время, при взгляде на иероглиф его значение моментально пронзает мозг. Из-за этого неоновые рекламы или вывески кандзи невозможно игнорировать, даже если этого хочется. Я практически никогда не читаю рекламу в Америке, но когда оказываюсь в японском метро, машинально читаю все тексты, что висят в вагонах. Это не только моя личная слабость – другие пассажиры делают то же самое, а некоторые даже читают их вслух.
Каждый иероглиф имеет несколько смысловых уровней, что дает кандзи исключительное богатство значений. Например: иероглиф «tai» означает «покой» или «совершенное равновесие». Это название гексаграммы из И Цзин, а также иероглиф, которым обозначается священная гора Китая – Тай, кроме того, это же слово может обозначать Таиланд. В языке каждой страны словари все время обогащаются новыми значениями, но только в Китае одни и те же слова используются три тысячи лет. Кандзи означает облако смыслов, словно радуга, испускаемая аурой Будды.
Яркие неоновые рекламы, которые привлекли мое внимание в детстве, существуют не только в Японии. В Гонконге, Китае, или большинстве городов Юго-Восточной Азии, где живут китайцы, можно видеть буйство светящихся знаков. Частично потому, что в отличие от Европы и Америки, здесь нет ограничений и городского планирования застройки. Но есть и другой повод – кандзи можно читать не только слева направо, и справа налево, но еще и сверху вниз, что позволяет размещать вертикальные надписи на высоких зданиях. Но главной причиной присутствия всех этих знаков является тот факт, что формы и значение иероглифов привлекательны для глаза. Это одно из удовольствий повседневной жизни.
Именно использование кисти позволило китайцам придать кандзи такую выразительность. Есть поговорка «Линия – это сила», а каллиграфия – это ничто иное, как плавная линия; которая, благодаря кисти, становится тонкой или толстой, мокрой или сухой, нарисованной точно или свободно. Таким способом «сила» направляется наружу или внутрь, подавляется, или стихийно освобождается. Сила объединяется со значением знака.
На висящих свитках обычно располагаются фразы, которые складываются из трех, пяти, или семи слов. Сегодня это чаще всего лозунги типа «Покой, уважение, чистота, одиночество». Традиционные свитки с каллиграфией были изящнее: их содержание — это поэмы, ассоциации с той или иной порой года, или коаны дзэн (абсурдальные на первый взгляд фразы, которые должны были помочь достичь просветления). Когда я пишу эти слова, за моей спиной висит каллиграфический свиток, написанный дзэнским монахом из святыни Мампуку-дзи в Киото. Текст звучит так: «Глас облаков вступает в ночь, и поет». Это прекрасное описание дождливых ночей в Камеока, когда слышен стучащий по крыше дождь, и шум бурлящего на краю сада ручья. У меня есть еще один свиток из Мампуку-дзи, который я охотно вешаю на стену перед приходом знакомых. На нем написано: «Разворачиваю цветы, и жду, пока прилетят бабочки». Я помню так же свиток, увиденный в школе чайной церемонии в Киото: «Сидеть одиноко на благородной вершине». Что может лучше выразить магию одиночества в спокойном чайном павильоне? Еще одним примером коана может быть фраза: «Гляжу на любимого в уголке неба». «Любимый» означает «Месяц», и именно это является вратами к пониманию коана.
Я лично больше всего люблю одиночные иероглифы, особенно «творческий» и «чувствительный» из И-Цзин, либо же полные нюансов «дракон», «ночь» и «рассвет». Когда мы разглядываем старые каллиграфии, то понимаем, что каллиграфические изображения отдельных иероглифов встречались достаточно редко. В те времена люди были более образованы, и располагали большим количеством свободного времени, чем мы. А может, просто им было, что сказать. Написание одного иероглифа – это как каллиграфия, сделанная мимоходом, упрощенная форма этого искусства. Но я люблю писать один знак кандзи, потому что это позволяет мне приблизиться к значению этой идеограммы. Возьмем, к примеру, иероглиф «сердце». Однажды я нарисовал его черной тушью, а затем наложил сверху тушь красную. Глядя на накладывающиеся друг на друга красное и черное сердца, один из моих американских друзей сказал: «Это словно мужчина и женщина». Он купил его, и повесил в своем доме. Какое-то время спустя, в его доме начался пожар, и каллиграфия сгорела. Он позвонил, и попросил нарисовать новую, потому что она стала семейным талисманом. Мне было ужасно приятно оттого, что рисунок исполнил свою роль.
Моя коллекция произведений искусства началась с каллиграфии. Не только потому, что каллиграфия мне нравилась, но прежде всего потому, что была дешевой! Например, рисунки тушью Бусона или Икена Тайге времен династии Эдо достигали цены в десятки тысяч долларов, в то самое время, когда их каллиграфии можно было купить за одну десятую этой суммы. Даже каллиграфии известного на целом свете Сен-но Рикюу, создателя чайной церемонии, еще совсем недавно можно было купить всего за двадцать тысяч долларов, что равно цене некоторых известнейших ксилографий Хокусая. Только сегодня насчитывается всего несколько десятков аутентичных работ Рикюу, а графику Хокусая печатали тысячами штук. Эти низкие цены являются отражением низкого интереса к каллиграфии в современной Японии.
Так было не всегда. Традиционно именно каллиграфию считали наивысшим из искусств. Император Taizong из династии Тан до такой степени полюбил работы каллиграфа Wang Xizhi, что приказал положить в свою могилу его «Рукопись из Павильона Орхидей». С этого момента каллиграфия стала сердцем императорской коллекции, а семьи богачей и придворных соперничали друг с другом за свитки известных каллиграфов. Самые ценные сокровища японских святынь дзэн – это каллиграфии их настоятелей. Среди придворной аристократии shikishi и tanzaku ценились выше других видов искусства, можно было бы даже утверждать, что именно в каллиграфии выражалась сущность kuge.
Люди верили, что каллиграфия может овладеть душой художника – именно это подняло ее до такого высокого уровня. Существует китайская пословица, которая гласит, что «каллиграфия – это портрет сердца». На яхте моего бывшего работодателя Тремела Кроу, висела на стене каюты парочка любовных писем Наполеона и Жозефины. Ни одна картина не могла бы еще более интимно отразить их личность, чем эти автографы. Однако кисть намного изящнее любого пера раскрывает малейшие разницы в давлении и направлении, и благодаря этому живо выражает состояние ума художника. Каллиграфия – это звено между одним и другим разумом.