Утрата и обретение
Шрифт:
Уокер замедлил шаг, обернулся и крикнул в туман, уже поглотивший Скви:
— Мне было очень приятно познакомиться с вами, Скви. От вас я узнал так много нового.
Ответа не последовало, да, впрочем, Уокер очень бы удивился, если бы Скви ответила.
Лежавший головой на скрещенных передних лапах Джордж тотчас встрепенулся, как только Уокер вышел из окутанного туманом загона. Пес был в ярости. Джордж не мог краснеть, но он мог виртуозно пользоваться голосом.
— Что за сахарную косточку ты там нашел? Где ты был? Я уже был готов идти за тобой! — Он помолчал, потом добавил: — Почти готов.
Опустившись
— Не сердись, Джордж. Я очень многое узнал от здешнего обитателя.
Гнев пса сразу прошел. Джордж с любопытством воззрился на затянутый пеленой дождя загон:
— Там живет какое-то существо? Кто оно? Говорящая плесень?
Уокер отрицательно покачал головой:
— Мне трудно описать это псу из Чикаго. Не думаю, что ты когда-нибудь видел осьминога или кальмара.
Но здесь Джордж удивил друга:
— Видел, и много раз. Из дорогих ресторанов время от времени выкидывают этих тварей. Люди их заказывают, смотрят, как они выглядят на тарелке, и отказываются есть. Я очень люблю такие нетронутые остатки. Что для одного существа дрянь, для другого — лакомство. Конечно, мясо не очень вкусное, но зато сытное и долго жуется.
— Не дай бог, чтобы Скви услышала твои речи. Она не слишком высоко ставит виды, отличные от ее собственного.
— Так это еще и она? Так что же такого важного она тебе рассказала, что ты проторчал там несколько часов?
— Я же перед тобой извинился.
От стояния на коленях у Уокера заболели ноги, и он, высмотрев поблизости мягкую кочку, уселся на нее. Забыв свое раздражение, пес подбежал к нему и положил голову Уокеру на колени. Уокер, поглаживая Джорджа по загривку, подробно пересказал все, что услышал от Скви.
Когда он закончил рассказ, пес поднял морду:
— Звучит не очень многообещающе. Но это ненамного хуже того, что ожидал я. Надо просто жить — день за днем. В одном она, конечно, права. Выхода отсюда нет.
Не приняв этот вердикт из уст усеянной щупальцами к'эрему, Уокер был еще меньше расположен принимать его от собаки. Даже такой красноречивой, как Джордж.
Он всегда гордился своим непоколебимым самообладанием. Даже в минуты величайшего напряжения, в последние минуты торгов, когда сверхоптимистичное повышение цены на одну десятую пункта могло стоить клиентам десятков тысяч долларов, он, Маркус Уокер, никогда не терял головы и сохранял хладнокровие. Когда-то он был прекрасным футболистом и с тех пор научился сдерживать эмоции, знал, как заставить мозг работать наилучшим образом. Выдержка в экстремальной ситуации была залогом его успеха. Начальники ценили и уважали его, сотрудники смотрели на него с восхищением и ревнивой завистью — в зависимости от степени уверенности в себе и близости с ним. Соперники и конкуренты этой выдержки побаивались. Выдержка помогала ему продвигаться вверх по карьерной лестнице. Она сослужила ему добрую службу за недели пребывания на инопланетном корабле, недели, растянувшиеся теперь в месяцы.
Это было для него не характерно. Он забыл посмотреть на свой хронометр, когда потерял его. Самоконтроль утратил, а не хронометр. Так что потом он и сам не был уверен, когда это случилось. И как.
Он помнил только,
Как ему потом рассказал Джордж, выбрав брикет из набившего оскомину рациона, Уокер встал и что было сил пнул гору брикетов, кубиков и цилиндров в направлении коридора. Во время учебы в колледже его несколько раз специально вызывали для того, чтобы пробить штрафной удар, а ноги его не утратили былой силы. Да и вообще он находился в прекрасной физической форме. Еда и питье взвились в воздух, описывая пологую дугу. Ударившись об электрический барьер, два брикета пролетели почти до самого входа в коридор, прежде чем обуглились и с треском сгорели.
Каждый день узнаешь что-нибудь новенькое, сказал он себе, когда запах горелой еды донесся до его ноздрей. Например, брикеты виленджи не становились лучше от дальнейшей термической обработки.
— Марк, это глупо.
Уокер сумасшедшими глазами уставился на пса.
— Правильно. Я — не умный. Да и ты тоже глуп. Честно говоря, благоразумие начинает мне надоедать. Меня тошнит от роли благовоспитанного щенка. — С этими словами он нагнулся и принялся собирать с земли камни, грязь, песок, сгнившие сучья и прелые листья. Набрав горсть, он швырял все это в барьер. За барьер не могло проникнуть ничто. Органические вещества сгорали.
Ошеломленный Джордж попятился от швырявшегося землей друга. Глаза пса забегали от Уокера к большому загону и обратно. Пес громко залаял, а имплантированный в мозг Уокера транслятор услужливо перевел:
— Марк, прекрати, ты меня пугаешь!
— Заткнись! Я устал от этого, понимаешь? Я от всего этого устал!
Он плакал, слезы струились по его щекам, но он не переставая наклонялся, рыл и бросал; наклонялся, рыл и бросал.
— Я хочу выбраться отсюда! Выпустите меня! Почему вы не водите меня гулять, черт бы вас всех побрал?!
Уокер швырял камни, сучья и песок в барьер, кричал и ругался минут пять, прежде чем показались двое виленджи. Джордж заметил их первым и резво кинулся к противоположному концу кусочка Сьерра-Невады, ближе к большому загону.
— Марк, прекрати сейчас же! — жалобно взвыл он, огибая палатку. — Прошу тебя. Прекрати!
Уокер не ответил. Но, нагнувшись за следующей порцией грязи и гравия, он сам увидел незваных гостей. Они наклонились над ним, рассматривая это странное создание невыразительными лунообразными глазами, бахрома зловеще шевелилась вокруг конических черепов, хотя в воздухе не было ни ветерка. У обоих виленджи в руках были какие-то приспособления, две петли которых выступали по краям клапанов верхних конечностей, обрамленных присосками. Инструменты были, кажется, отлиты из текучего эластичного металла. По сторонам инструменты светились тусклым желтоватым светом.