Утренний всадник, кн. 1: Янтарные глаза леса
Шрифт:
Сейчас, когда так приблизилась неуловимая грань тьмы и света, весь мир стал прозрачным и глубоким, открывая зоркому глазу свой тайный смысл. Мир раскрывает объятья, и человек растворяется в нем, ощущая его в себе, все огромное пространство, сколько видит глаз и сколько угадывает воображение. В человеческом языке нет слов, чтобы высказать эту тайну. Ее нельзя постичь с чужих слов. А тот, кто попробует поймать ее сам, так и не заметит, когда же она войдет в него и что бросит в душу – неуловимый блик света на речной неспящей волне, трепет черной березовой ветви, короткий порыв ветра или комок закаменевшей грязи из-под
С каждым шагом сердце Смеяны стучало все реже и громче, она шла все медленнее. Само время вокруг нее замедлялось. Воздух наполнял грудь и грозил разорвать ее изнутри, ощущение какого-то открытия наваливалось, как огромная волна, грозя захватить, поглотить и унести с собой. Смеяна вдруг испугалась – ей не выдержать тяжести этого огромного знания. Не зря предостерегают не ходить навстречу Всадникам. Но и свернуть с пути уже поздно – она по доброй воле ступила на грань Надвечного Мира, и теперь дорога несла ее, не выпуская, как могучая река несет березовый листок.
А бледный прозрачный свет разливался все ярче, светился Истир, светилось небо. Белый огонь разгорался впереди, там, куда стремится Ствол Мирового Дерева. Между землей и небом белый прозрачный огонь сгущался, повисал живым дышащим облаком прямо над головой, сильный поток прохладного ветра тянул и пробирал до костей. В белом облаке медленно яснели очертания Всадника – перед очарованным взором Смеяны мелькали то голова и бьющаяся грива белого коня, то крыло белого плаща над плечом младшего сына Дня и Ночи. Но его лица она не могла разглядеть, глаза Надвечного Мира оставались для нее закрыты.
Не чуя ног, не ощущая своего тела, Смеяна делала один шаг за другим и все смотрела на облако – оно затягивало взор, фигура Всадника то делалась ясной, то опять растворялась в белой подвижной мгле; Смеяна хмурилась, вглядывалась до рези в глазах, то радовалась, то отчаивалась, что Всадник так и пройдет, не заметив ее.
Какая-то мелочь беспокоила ее, не давала сосредоточиться. Вот и разрыв-траву так же искала: знаю, как надо, а собраться не могу. Смеяна моргнула: краем глаза она заметила впереди какое-то движение возле самой земли, и оно отвлекало ее от Всадника. Где-то далеко по этой самой дороге навстречу ей двигались расплывчатые цветные пятна, что-то поблескивало. Приложив ладони к глазам и прищурившись, Смеяна всмотрелась. Там были люди, много людей. Пожалуй, даже очень много, десятков пять или шесть. И они двигались вниз по реке, то есть сюда.
«Кто бы это мог быть? – озадаченно подумала Смеяна. – И зачем? Для купеческого обоза многовато, да и купцы по земле ездят мало, больше на ладьях плавают. Ой!»
Спохватившись, Смеяна вскинула голову к небу. И увидела, что наступило утро. Вокруг посветлело, очертания берега и леса прояснились. Утренний Всадник проскакал мимо, не заметив ее и не замеченный ею. Вот так!
Смеяне стало так обидно, что она больно дернула себя за косу и закусила губу. Вот растрепа-то! Вот так и будет всю жизнь – как дело делать соберусь, так что-нибудь да помешает! И дались мне эти пришлые! Ей было так досадно, как будто Утренний Всадник является на землю всего раз в год, и даже не приходило в голову, что еще раз можно будет попытаться не далее чем завтра.
Тяжко вздохнув,
Хотелось протереть глаза, но Смеяна не могла ни на миг оторвать взгляд от счастливого видения. Берег, желто-бурый облетевший лес и сердитый холодный Истир осветились другим светом, чистым и теплым, потому что здесь был он. И именно сейчас, когда она вышла встречать Утреннего Всадника!
Да все очень просто. Ведь городник обещал, что княжич приедет в начале зимы… Но сейчас Смеяне не хотелось высчитывать дни и убеждаться, что никакого чуда нет и Светловой приехал в то самое время, когда и должен был. Пусть это останется чудом. Глядя, как все ближе и ближе подъезжает к ней ее весенний Ярила, как кто-то вскидывает руку, указывая на нее, стоящую на обочине дороги возле самого леса, как княжич поднимает голову, находит ее глазами, как лицо его теплеет, появляется улыбка, – Смеяна знала, что это судьба, что Утренний Всадник все-таки прискакал.
Князь Держимир сошел с коня, бросил поводья отроку и шагнул к крыльцу. Лицо князя было ясным и спокойным: утренняя скачка по полям обычно приводила его в хорошее расположение духа. А если кому-то и приходилось слишком долго ждать, то в конечном итоге задержка князя оборачивалась к пользе ожидающих.
Дружинник Раней поклонился ему, и Держимир кивнул в ответ. На самом деле Ранея звали Арне сын Сигтрюгга, и он происходил из давних, еще старым князем Молнеславом взятых заморянских пленников. Свирепо ненавидевший хозяйственные заботы, Держимир очень ценил заморянца и был с ним более вежлив, чем со многими боярами.
– Ну, что там? – дружелюбно спросил князь, поднимаясь на крыльцо и похлопывая плетью по сапогу, что тоже служило признаком хорошего настроения.
Раней, прихрамывая на перебитую когда-то ногу и гремя связкой ключей на животе, торопился следом.
– Пришел купец дебрический – жаловаться хочет, – доложил он.
– На кого?
– На Черного.
– Гнать, – коротко отмахнулся Держимир.
«Черный» было домашнее прозвище Байан-А-Тана, а жалоб на брата он не слушал даже от «стариков», то есть от Озвеня и Звенилы.
– Я бы гнал, да он не велел, – ответил понимающий дружинник.
– Кто? – недоуменно нахмурившись, князь обернулся.
– Черный. – Раней пожал плечами.
Держимир удивленно хмыкнул и ускорил шаг. Байан был горазд на причуды, но зачем ему тащить к брату жалобщиков на себя самого?
В гриднице толпился народ, но Держимир сразу выхватил взглядом черноволосую голову с гладко зачесанными назад и заплетенными в косу волосами. Стоящий Байан-А-Тан возвышался почти над всеми, кроме нескольких признанных великанов, и его смуглое лицо с выступающим вперед носом трудно было не заметить. И, как всегда, при виде этого лица на душе у Держимира повеселело.