Утри мои слезы
Шрифт:
– Хорошо выглядишь. Это, наверное, Васька так благотворно действует!
Инга, все это время бледная, чуть порозовела щеками и слабо улыбнулась, опустив взгляд к одеялу. Спецы начали прощаться:
– Нам пора. Еще черт-те сколько пилить!
– Инга, выздоравливай и извини нас, что не успели прикрыть.
Раненая чуть покачала головой, грустно глядя на них:
– Господи, ребята, за что извинять? Ведь вы же не Господь Бог и не могли всего предугадать! – Лукаво улыбнулась: – Зато как мы их!
Все рассмеялись, а Селиверстов добавил:
– Это
Валиев вздохнул:
– А я почти не участвовал. Постоянно отлеживался от ударов…
Горный возразил:
– Не скажи. Если бы ты не сообщил об их планах, у них могло бы получиться. Твои сведения, вкупе с писательской хитростью Инги, сыграли не малую роль.
Селиверстов почесал затылок:
– Вот я действительно не участвовал ни в чем и обо всем узнавал постоянно в последнюю очередь. И это я, бывший эмчеэсовец! – Алексей горестно махнул рукой, поглядев на спецназ и омоновца: – Молодежь!
Андрей и Сашок тепло попрощались со всеми и ушли. Вскоре начали прощаться и прибывшие с турбазы. Валентиныч пояснил за всех:
– Ехать не ближний край, а уже считай вечер. Да еще заехать в пару мест надо. Карпенко попросил приехать.
Полковник махнул рукой:
– Чистые формальности! Что-то уточнит и отпустит.
Посетители ушли. Василь с Ингой остались наедине. Горный тихо заговорил, глядя в собственные колени:
– Ты необыкновенная женщина. Даже мои архаровцы это признали. Такую я когда-то искал… – Замолчал на долю секунды, а затем глухо добавил: – …но я никогда не смогу примириться с тем, что ты старше!
Жарова усмехнулась, глядя на его склоненную голову:
– А кто тебя просит примиряться? Ты прими это как факт и перестань комплексовать.
Он с горячностью вскинул лицо:
– Я не могу! Моя мать была старше отца почти на девять лет. Ничего хорошего из их семейной жизни не получилось.
Инга положила ладонь правой руки ему на кисть и слегка пожала:
– Тогда просто останься со мной, на сколько сможешь.
Горный с минуту упорно глядел ей в глаза, ожидая подвоха, но видел лишь тихую грусть. Кивнул:
– Я могу остаться, но боюсь потом причинить тебе боль своим уходом. Мне бы не хотелось.
Жарова какое-то время собиралась с мыслями. В палате висело молчание. Мысли метались, но нужная никак не приходила в голову. Заговорить писательница так и не успела. В дверь вновь раздался стук и тут же в палату при полном параде вошел генерал Карпенко в сопровождении неизвестного толстячка в костюме и при галстуке, не смотря на жару. Генерал весело поздоровался, покосившись на кондиционер:
– Здорово, молодежь! Смотрю, вы тут в тишине и прохладе наслаждаетесь жизнью, а я вот по жаре тащился. Думал, в машине помру! Настолько душно.
Горный шагнул ему навстречу с протянутой рукой:
– Здравия желаю, Олег Ефимович! Валентиныч к вам собирался.
Карпенко махнул рукой:
– Я с ними столкнулся на КПП. Мы уже поговорили.
Генерал подошел ближе к кровати в сопровождении Василия и незнакомца. Посмотрел на
– Ну вот, уже другой вид! Вот смотри, товарищ полковник, как женщина меняется, когда вновь устремляется к жизни! И бледность пропала, да и глаза заблестели. Хорошо выглядите, Инга Леонидовна! Мужики с вашими ранениями гораздо хуже смотрятся! – Пошутил: – Наверное, ноют много!
Женщина слабо улыбнулась:
– Да что вы, Олег Ефимович! Ни в жисть не поверю, чтоб спецы плакались!
Генерал посерьезнел:
– А ведь я, хоть и тяжело вам, Инга Леонидовна, говорить, но следователя привез. – Посмотрел на толстячка, стиравшего пот со лба и шеи большим клетчатым платком: – Знакомьтесь, Оляпко Юрий Петрович…
Следователь встрепенулся, быстро пряча платок в карман. Полковник укоризненно посмотрел на бывшего начальника, пожимая руку следователя из военной прокуратуры. Карпенко вздохнул, перехватив его взгляд:
– Понимаю, что надо бы подождать пару-тройку деньков, да время не ждет.
Жарова кивнула:
– Я все понимаю. Пусть спрашивает. Сама-то написать не смогу. Уж извините, но силы нет.
Карпенко замахал руками, присаживаясь на подвинутый Горным стул:
– Никакого письма от вас не потребуется. Юрий Петрович сам все запишет. Даже со слов Василия Николаевича. Уж я-то знаю куриный почерк полковника! Только подпишетесь в конце, когда следователь все прочтет.
Лишь через два часа следователь и генерал уехали из госпиталя. Зато теперь все формальности были соблюдены и свидетельские показания Инги и Василия лежали в большой коричневой папке, зажатой под мышкой у следователя. После всех этих встреч и разговоров Жарова настолько устала, что едва дверь за следователем закрылась, как она заснула. Горный не стал ее беспокоить и тихо сидел рядом, задумчиво разглядывая уже в который раз женское лицо на белой подушке.
В среду, убедившись со слов Кошевой и Селиверстова, что к Инге пропускают посетителей, приехала Наталья в сопровождении Матвея. Конюх по этому случаю был гладко выбрит. Новенькая тенниска тщательно отглажена и заправлена в такие же отглаженные легкие брюки. Из-под них выглядывали носки начищенных черных летних туфель. Постоянно всклокоченные волосы расчесаны и Низовой выглядел весьма привлекательно, о чем Инга тут же сказала ему. Конюх смутился и заулыбался, уставившись в пол:
– Не мог же я в госпиталь явиться, словно оборванец. А ты не так уж плохо выглядишь, как мы думали.
Сразу смутился и замолчал, получив ощутимый толчок от Куракиной. Лишь смотрел радостно, и писательница улыбнулась в ответ, поняв, что пережил этот гигант, думая, каково приходится ей.
Жарова, с помощью Василия, села на кровати. Полковник поднял подушку, подоткнув под нее собственную куртку, и помог женщине устроиться поудобнее. Остался в тенниске сверху, вовсе не тяготясь прохладой. Теперь Инга полулежала, чтоб было удобнее разговаривать.