Утро без рассвета. Книга 3
Шрифт:
— Я не скажу! Ничего не скажу!
— Заткнись! Уж знаем, как с тобой бывает. Сами измотались за дорогу. Наслушались всякого! — перебил Муха.
— Я не буду психовать.
— С ним ни у кого нервы не выдержат. И у здорового. По себе знаю, кто такой Яровой, — перебил Клещ.
— Сам засыплешься, и нас затянешь, — подтвердил Муха.
— А ты знаешь наш воровской закон. Когда могут влипнуть все, кто-то один должен вытянуть кентов, — говорил Клещ.
— Как?
— По нашему закону. Иль забыть успел его? Кто-то один из нас должен взять на себя все.
— Но почему я? — взмолился
— А кто?
— Разве я больше вас замешан? Иль больший куш сорвал?
— Сейчас мы не о том говорим. Наш закон говорит, что в случае опасности для кентов, любой должен безропотно принять вину на себя. А ты, как самый ненадежный из нас, из-за здоровья, должен это понять сразу…
— Но почему я?
— Мог бы и я ради кентов взять на себя всю вину за Гиену и Скальпа. Вы меня знаете. Я не темню. Но ведь ты, Трубочист, можешь все испортить. На любом допросе. И выдать не только себя, а и Клеща. Уж положить голову, так быть уверенным, что остальные надежно вывернуться! Что не зря себя вместо них подставил. А ты — заложишь. По болезни. Так вот, поскольку так, на свободе должны остаться надежные, — говорил Муха.
— Но почему я? — тихо удивился Вовка.
— Это лишь одна из причин. Один из законов. Одно и первое условие. Теперь поговорим о втором. И ты его знаешь не хуже нас.
Кенты могут спасать того, кто, оставшись на свободе, сможет не только сам остаться полезным «малине», а и вносить долю за того, кто сел за него. Тебя, скажи, какая «малина» рискнет взять? Кому из кентов ты годишься в напарники? Сколько «малин» ты засыплешь из-за придури своей? Вор, не приносящий доход в общак [14] , — изгоняется. А как — тебе и это известно. Ты теперь не можешь быть вором. Именно потому еще — ты должен взять все на себя.
14
В общую кассу (жаргон).
— Но я и так отбыл. И немало. Все из-за кентов! Почему же опять я?
— Клещ тебе напомнил два закона. Но я тебе еще кое-что напомню. Ты знаешь нас. Тебе известно, что Клещ и я «в законе». А ты? Кто ты? Налетчик мелкий. Выручить нас— честь для тебя. Неужели я — душегуб — должен положить свою голову за того, кого в «шестерки» не взял бы! Где ты слышал, чтоб вор «в законе» положил голову за дерьмо. Такое, как ты? Иль забыл, что в прежние времена такие говнюки, как ты, пачками сдыхали за одного «законного»? Чем ты лучше их? [15] .
15
Вор «в законе» — т. е. представитель воровской элиты, «шестерка» — прислужник, мальчик на побегушках. Обычно — мелкие воришки.
— Да что там уговаривать! Иль забыл, что в законе нашем правило из правил считалось: получил деньги — сделай.
— Ты о чем? — дрогнул голос Трубочиста.
— О деньгах за Скальпа!
— Так он убит.
— Ты его убивал? Ты получил и не сделал! — взъярился Муха.
— Деньги?
— У меня ничего не осталось! Я ж говорил! — задрожал голос Трубочиста.
— А я при чем? Я платил! Какое мое дело? Иль по-твоему, проигравшегося могут пощадить лишь потому, что у него нечем откупиться? Где ты о таком слышал? Да, я имел право на твою шкуру, когда увидел тебя там, на приемке плотов. Смылся! Да я из-под земли мог тебя найти. И пришить, как полагалось по закону. Но я дал тебе шанс отыграться. А ты не мог это сделать! Не отработал!
— Я верну долг, — залепетал Журавлев.
— Какой? Деньги? А они в нашем деле были ценностью? Ты забрал у меня самые лучшие перстни! Им цены не было! Можешь ты мне их вернуть?
— Их у меня нет.
— А ты знаешь им цену?
— Знаю, — голос Журавлева был едва слышен.
— Так что ж мелешь? Иль калган твой дурной все перезабыл? Деньги я сам могу за один день все по ветру пустить. Не деньгами силен вор. А ты и свое не сохранил, и мое промотал.
— Я не промотал!
— Меня не касается, куда ты дел взятое! Ты не отработал и должен был сдохнуть. Но я пощадил тебя! Теперь, когда мы сделали то, что должен был сделать ты и дело грозит раскрыться, кто должен взять вину на себя?
— Да что там уговаривать? Любой кент, уже не говоря о тебе, Клещ, Мог убить Трубочиста, узнав, что Скальп жив и этот гнус свое не отработал. Получать умел! Сумей же и рассчитаться, — вмешался Муха.
— Недаром его «в закон» не ввели, — буркнул Клещ.
— Среди налетчиков у меня кентов не было. Не знаю я их. Этот гад — первый, — негодовал Муха.
— Чего вы от меня хотите? — взмолился Трубочист.
— Ты тише. Не ори. Давай договоримся. У нас нет иного выхода,— зашептал Клещ. И все трое поселенцев заговорили приглушенно.
Яровой повернулся боком. Так было слышнее. Ноги, руки затекли. И ныли нестерпимой болью. Аркадий сдерживал дыхание. От напряжения болело все тело, слезились глаза. Нельзя шевелиться. Чем закончится этот разговор? Какие условия поставят эти двое Трубочисту?
— Мы уже сказали, что нужно от тебя. Сам видишь — другого выхода нет. Не завтра, так послезавтра Яровой возьмет тебя за жопу. И— на допрос. И Муху. Этого надо избежать. Этим ты сразу снимешь все подозрения с нас. А «лягавый» поверит, — говорил Клещ.
— Значит, на допросе я должен буду…
— На каком еще допросе? Что ты выдумал? Да Яровой из тебя все, что нужно вытянет. Ему «баки не зальешь». Он тебя враз расколет. Словам не верит. Слишком много улик.
— Значит, вы хотите, чтоб я его убил? — дрогнул голос Трубочиста.
— Тебе это не по силам. Со Скальпом не сладил сам. Яровой тебе не по зубам. Это не по тебе, — рассмеялся Муха.
— А что тогда надо?
— Тебе надо умереть! — тяжело упали слова Клеща, как приговор, как давнее обдуманное решение.