Утро генеральской казни
Шрифт:
Сквозь дрему Андрей почувствовал, что такси тормозит. Открыл глаза.
– Как вы и просили – тридцатый километр, – услужливо пояснил водитель, показывая на столбик с табличкой.
– Ах да, спасибо. Я ничего больше не должен?
– Абсолютно ничего, – довольно улыбаясь, ответил водитель.
Ларин бросил взгляд на приборную панель – до времени, назначенного Дугиным, оставалось еще пятнадцать минут.
– Тогда счастливо.
Таксист немного удивленно смотрел на то, как состоятельный пассажир, подминая разросшийся возле дороги бурьян, спешит к лесу и исчезает в нем.
Ларин
– Не сомневайтесь, не опоздал, – улыбнулся Андрей.
– А я уж начал беспокоиться. Ты обычно загодя появляешься. Маячишь за кустами, иногда тебя и не заметишь, хоть знаю – ты рядом. Все обстановку проверяешь. Оно и правильно – «хвост» приводить за собой последнее дело.
– Пришлось немного задержаться…
Ларин хотел было коротко рассказать о том, что ему пришлось пережить. Подобная информация наверняка должна была заинтересовать и насторожить Дугина. Ведь конспиративная квартира, которую он предоставил Андрею, получалось, теперь «спалена» и возвращаться туда нельзя. Но Павел Игнатьевич остановил Ларина, подняв ладонь.
– Знаю-знаю, – по-отечески произнес он, и его мясистое лицо сделалось подозрительно добрым. – Ты успел вовремя, и, значит, норматив тобой сдан.
– Какой норматив?.. – не сразу понял Ларин, а затем до него дошло. – Так это вы снова меня проверяли, сумею ли я разгадать в двух рабочих «Зеленстроя» группу захвата? Сумею ли я отбиться от них? А потом уйти от патрульных машин в пустынном городе?
– Ну, конечно же, это была очередная проверка. Нужно держать себя в форме. Думаешь, почему лейтенант так и не выстрелил?
– Можно было бы и попроще. Если бы я знал, что это наши люди, не стал бы им машину портить.
– Условия всегда должны быть приближены к боевым. Когда знаешь, что противник условный, – это расслабляет. Непростительно расслабляет. Никто из них, кстати, не знал, кто ты такой. Они тоже не играли, не исполняли роли, а проводили операцию по захвату, с единственным условием, что не должно прозвучать ни выстрела и объект не стоит калечить. Ты победил, они проиграли. И я сделаю соответствующие выводы относительно их профессионализма. Кое-кому придется уйти на переподготовку, а кое-кому и…
– Получить новое задание, – вздохнул Ларин. – Я угадал, Павел Игнатьевич?
– Не спеши. Хотя и понимаю, что ты засиделся без настоящего дела. Рано еще. Слышишь, как птицы поют, солнышку радуются? Ты лучше кофе хлебни. Птицам хорошо, живут, как о них в песенке поется: «Птичка божья не знает ни заботы, ни труда. Хлопотливо не свивает долговечного гнезда».
– Вы о чем это, Павел Игнатьевич? Не замечал в вас раньше такой сентиментальности. Хорошая погода подействовала? – улыбнулся Ларин, прислушиваясь к пению утренних птиц. – Соловьи, что ли?
– Эх, Андрей, темный ты в некоторых отношениях человек. На асфальте вырос. Соловьи, они только весной поют. А это уже пересмешники. Они соловьев копируют, потому как своей песни у них нет. Плагиаторы, короче. Иногда теперь и такие среди них попадаются, что, наслушавшись рингтонов с мобильных телефонов, начинают и их передразнивать. А о гнездах я не просто так вспомнил. Ты что-нибудь о жилищной программе для военных слышал?
– Не больше, чем о ней по телевизору рассказывают. А насколько часто я телевизор смотрю, вы это сами знаете.
– Так, может, я в тебе ошибся? – прищурился Дугин. – И мне другого исполнителя для нового задания поискать?
Андрей налил крепкий горячий кофе в крышечку термоса, принюхался. Странное это было сочетание: натуральный запах лесной хвои, смешанный с тропической терпкостью кофейного аромата. Но этот смикшированный запах самым лучшим образом подходил для раннего утра.
– Вам решать, Павел Игнатьевич.
Дугин еще раз глянул на часы.
– Времени у нас предостаточно. Я тебя пока немного в курс дела введу. А потом мы с тобой поедем в одно малоинтересное место, которого все стремятся избежать, но потом все равно туда попадают.
– Интригуете?
– Никакой интриги нет, Андрей. Просто есть у меня подозрение, что в очередной раз намечается масштабный раздербан бюджетных средств, на этот раз выделенных на строительство жилья для военнослужащих.
Ларин сидел на пеньке, неторопливо попивал кофе. А Дугин не спеша говорил. Кое о чем Андрей уже знал, о многом догадывался. Но кое-что прозвучало для него и впервые.
– Я думал, хоть в армии порядка побольше, – вздохнул Ларин, – а оказывается, такой же бардак, как и повсюду.
– Повсюду, где есть большие деньги, появляется и коррупция, Андрей. Закон человеческой природы такой. Вот мы сидим с тобой сейчас в леске, чисто тут, аккуратно, воздух свежий, птицы поют, неподалеку ручей журчит… Райское место. А все почему? Потому что к нему человеческая рука не притрагивалась. Все само собой получилось, выросло, зацвело, запело. Только красота эта первозданная временна. Место-то козырное – тридцать километров от Кольцевой. Не удивлюсь, если на него уже кто-то глаз положил. На каких-нибудь планах вычерчивается его застройка. Поделят лес на участки, обнесут забором – и вырастут тут особняки. Государству за землю копейки, чиновники получить свои взятки возможности не упустят. Да, что это я тут о грустном? Давай наслаждаться, пока есть возможность, – и Дугин, прикрыв глаза, стал слушать пение птиц.
Ларин сидел и сосновой палочкой разгребал на земле опавшие иголки, обдумывая услышанное от Павла Игнатьевича…
Дугин свернул с трассы и остановил машину на просторной и почти пустой стоянке перед железобетонными воротами недавно открытого Северо-восточного кладбища. Наконец-то Ларин понял, зачем на заднем сиденье лежал букет цветов, завернутый в шелестящий узорчатый целлофан. Не на свадьбу и не на день рождения направлялись.
– Приехали, – сказал Павел Игнатьевич, беря букет белых калл.