Утро генеральской казни

Казанцев Кирилл

Почетный караул вскинул автоматы – громыхнули холостые выстрелы. Звук повторило эхо.

– Пошли, – негромко произнес Дугин, спрятав пустую блестящую фляжку в нагрудный карман куртки.

Ларин поднялся. Мужчины, негромко переговариваясь, пошли по заасфальтированному проезду к воротам кладбища.

– Я тебе предложу несколько вариантов внедрения. А ты выберешь, какой тебе больше подходит.

– А если не подойдет ни один?

– Тогда можешь придумать свой, – пожал плечами Дугин. – Я всегда готов выслушать твое мнение. Тебе же предстоит действовать, и риск должен быть оправданным.

Дугин и Ларин продолжили разговор, уже сидя в машине. Андрей,

опустив козырек бейсбольной кепки пониже, присматривался к военным, вернувшимся с кладбища. Даже если бы Павел Игнатьевич не давал никаких характеристик Рубинову, Ларин с первого бы взгляда понял, что генерал-лейтенант – проходимец. Его выдавал вороватый и одновременно надменный взгляд. И как только держат таких людей в Министерстве обороны? Их же за версту видно! Кто и почему назначает их на должности, позволяет распоряжаться миллионными суммами и судьбами тысяч людей? Сколько раз Андрей уже задавал себе подобные вопросы. А четкого ответа у него так и не появилось.

Рубинов и Слижевский садились в машину вместе. Генеральская «Волга» уехала первой. Еще один довод в пользу того, что смерть полковника Павлова была на совести генерал-лейтенанта, и чувствовал он себя на кладбище некомфортно.

– …Ты не сомневайся, Андрей, немецкий язык у тебя почти идеальный. А небольшой акцент вписывается в рамки легенды, – продолжал говорить Дугин. – От тебя требуется совсем немного: успешно внедриться и разобраться в том, что затеял Рубинов.

– Не так уж и мало, – поморщился Ларин. – Найти общий язык с мерзавцами мне бывает сложно. Улыбаешься им, пытаешься стать своим в доску, а сам еле сдерживаешь желание, чтобы… – Андрей замолчал.

– Врезать по морде? Размозжить голову? Поверь, это самое легкое и наименее мучительное для них. А главное – абсолютно бесполезное для общества в целом занятие. Исчезнет один коррупционер – на его место придет новый, помоложе, понаглее и более голодный. Наша с тобой задача – уничтожить их репутацию, лишить власти и денег, поставить к позорному столбу. Так, чтобы другим неповадно было. Парочка публично наказанных – это всегда предупреждение для других мерзавцев. Потом десять раз думать будут, прежде чем идти на преступление.

– Да, мерзавцы всегда трусливы, – проговорил Ларин.

– Только не забывай, что трусость идет рука об руку с непомерной жестокостью. И пример убитого полковника Павлова тому подтверждение.

– Думаю, и он не был бы против того, чтобы мы пришли на его похороны.

– Ладно, забудь о грустном, – улыбнулся Дугин. – О нашей организации в России уже легенды рассказывают. Даже название ей придумали.

– Какое?

– «Белая стрела». Не знаю, почему белая, почему стрела, но почему-то прижилось. Мне, когда организацию создавал, и в голову не пришло ее как-то называть. А тебе как? Нравится?

– По мне хоть горшком называй, лишь бы в печь не ставили.

Глава 3

Генерал-лейтенант Анатолий Никодимович Рубинов мирно спал в постели, когда из-за дверей послышался пронзительный женский визг. Генерал тоненько отрыгнул, тяжело перевернулся с боку на бок, натянул на голову одеяло и попытался заснуть. Визг прекратился столь же внезапно, как и начался, но секунду спустя в соседней комнате грохнул выстрел.

Рубинов вскочил, икнул и тупо уставился на дверь. Несколько минут он пытался вспомнить, кто он такой и где находится. Сознание возвращалось медленно и с трудом. В голове плыл неясный потусторонний гул, какой обычно случается после долгой пьянки и разврата. Меньше чем через минуту заместитель начальника одного из департаментов тылового обеспечения Минобороны РФ вспомнил, что он со вчерашнего дня находится в служебной командировке в Карелии и что еще вечером он вместе со своим помощником, подполковником Слижевским, местным генералом Васьковым и тремя девками отправились в сауну окружного спецособняка. Сперва было кошмарное пьянство и обжорство. Затем – купание нагишом в бассейне. Затем вроде бы вся компания поднялась на второй этаж этого самого особняка. Затем…

Выстрел грохнул вновь – и снова за дверью истошно завизжали. Звякнуло, осыпаясь, стекло; судя по тяжелому грохоту, это был оконный стеклопакет. Генерал испуганно прикрыл голову руками, ссутулился, словно в ожидании удара, и попытался найти форменные брюки с лампасами. Брюк он, однако, не нашел, зато отыскал влажный банный халат, который тут же и накинул на голое тело. Осторожно поднялся с кровати и, силясь подавить икоту и отрыжку, подошел к двери, прислушался…

Третий выстрел наложился на истеричный женский взвизг, и за дверью грохнулось что-то массивное, не иначе как шкаф. Рубинов отскочил от двери и, вжавшись в стену, прислушался… В неожиданно наступившей тишине было слышно, как в унитазе за стенкой журчит вода, да на прикроватной тумбочке мерно и тихо тикают часы. Скосив глаза на циферблат, Анатолий Никодимович механически отметил, что теперь половина шестого утра.

Несколько минут он боязливо вжимался в стену, размышляя, что ему делать: оставаться в спальне, изобразив, будто бы он ничего не слышал, или все-таки выйти за дверь. Пока в соседней комнате царила могильная тишина, и Анатолий Никодимович посчитал за лучшее выглянуть наружу.

Хотя генерал Рубинов и прослужил в армии почти тридцать лет, увиденное донельзя впечатлило даже его.

В простенке между окнами стояла абсолютно нагая девушка, но в генеральской фуражке на голове. Непосредственно на тулье возвышалась только что открытая бутылка с шампанским, притом пена сочилась из бутыли по лицу барышни, смывая остатки косметики. Напротив, в каких-то пяти метрах, пьяно пошатываясь, стоял генерал-майор Владимир Павлович Васьков. Его рука сжимала табельный пистолет, из которого он и пытался прицелиться в бутылку на голове девушки. Пистолет в генеральской руке предательски подрагивал, и можно было не сомневаться, что Васьков не попадет в бутылку и на этот раз.

Появление Анатолия Никодимовича заставило присутствующих невольно обернуться. При этом обнаженная девица механически приложила руку к козырьку фуражки – бутыль шампанского тут же свалилась на пол и с мерзким деревянным звуком покатилась к ногам Рубинова. Владимир Павлович подумал, опустил пистолет и после паузы почти осмысленно поинтересовался:

– Что, Толян… Разбудили? Ну, ты уж извини, просто так вышло…

Анатолий Никодимович, окончательно протрезвевший, даже не знал, что ответить. Несколько секунд он растерянно молчал, затем поискал глазами, нашел стул и уселся, осматривая обстановку.

В комнате царил форменный разгром. Из простреленного окна тянуло пронзительным холодом. На полу, загаженном растоптанными бутербродами с черной и красной икрой, битой посудой, осколками бутылочного стекла и какими-то мятыми бумагами, лежал поваленный сервант. Почему-то бросалась в глаза штампованная алюминиевая бляха с инвентарным номером, привинченная к тыльной части мебели. Подполковника Слижевского нигде видно не было, и Рубинов почему-то со страхом подумал, что Владимир Павлович вполне мог его пристрелить, а тело спрятать в шкаф.