Утверждение правды
Шрифт:
– Только вы стучите так, Рупрехт. Что-то произошло, или вам удалось выяснить подробности прежних новостей и событий?
– Не знаю, что вам и сказать, госпожа фон Рихтхофен. Скорее, я хотел поделиться с вами некоторыми опасениями. Для начала – конгрегаты. Один из них говорил со мною дважды.
– Со мной тоже.
– Интересовался, каким образом вы оказались вне трибун?.. – уточнил фон Люфтенхаймер и, не дожидаясь очевидного ответа, кивнул самому себе: – Да. Меня он спрашивал о том же. Я сказал, что в отсутствие отца вы опекаете меня чрезмерно дотошно. Приношу свои извинения, госпожа фон Рихтхофен, но я позволил себе не слишком лестно оценить эту опеку. Он задал мне несколько вопросов о моей покойной матушке, о том, в каком возрасте отец оставил меня в Карлштейне,
– Так что же вызывает у вас опасение, Рупрехт?
– Не поверите, – скривил губы тот. – Эрвин и Матиас, эти два бездельника.
– И… чем же?
– Сегодня они дважды беседовали с одним из инквизиторов; третий раз я их увидел вот только сию минуту, пока направлялся к вам. Но не это меня настораживает, а то, что они говорили со мною. О вас.
– Вот как, – произнесла Адельхайда неопределенно; тот кивнул:
– Будь вы кем другим, будь иными обстоятельства – и я бы не обратил на сей факт внимания; сейчас все говорят со всеми и обо всех. Однако эти двое цеплялись ко мне уж чрезмерно дотошно, выспрашивая о том, что мне известно о вас – о вашем характере, привычках, близости к Его Величеству, подозрительных словах или поступках… И однажды мне даже показалось, что они пытаются натолкнуть меня на мысль о вашей причастности к произошедшему. В свете этого я даже боюсь предположить, о чем они могут говорить с тем инквизитором. Как вам кажется, госпожа фон Рихтхофен, два оболтуса решили сделать что-то полезное от чистого сердца или?..
– Или причастны как раз они и пытаются перевести подозрения на другого? – докончила она со вздохом. – Не знаю. С одной стороны, уж больно бездарно они это делают, но с другой – с чего вдруг в них проснулась тяга к дознавательству? И с любой из сторон: до сей поры оба не отличались ни особенно заметной склонностью напрягать ум, ни каким-либо рвением, кроме как к сопровождению Его Высочества в неприличные заведения… А где они сами были во время взрыва?
– Неподалеку от меня, так же готовились выйти на ристалище после поединка Его Величества.
– Вы видели их?
– Не все время. Но порой они попадались мне на глаза. Всё же, госпожа фон Рихтхофен, даже если они замешаны в этом деле, они не были исполнителями. Не малефики же они, право слово… Однако…
– Да? – подбодрила Адельхайда, когда тот замялся, и фон Люфтенхаймер нерешительно предположил:
– Та записка… Она составлена человеком, который явно знал, что вы посвящены в какие-то тайные дела, что занимаетесь не только светскими визитами и путешествуете не только ради собственного удовольствия. Или же тот, кто написал это, предположил, что все это так. Как я. Так же обратив внимание на некоторые события в придворном бытии, ваш распорядок и ваше не вполне обычное для женщины поведение.
– Полагаете, Рупрехт, эти двое могли произвести столь сложные выкладки?
– Или кто-то это сделал за них, – тихо уточнил тот. – И сообщил им. Или они умнее, нежели хотят казаться. Заметьте, Его Величество потому и смотрит благосклонно на общение Его Высочества с ними, потому и не принимает их всерьез, не следит за ними, потому и не ждет от них никаких неприятностей, что они производят впечатление людей легкомысленных и не способных влиять ни на что и ни на кого. Быть может, это и было их целью – создать такое о себе мнение? Дабы втереться в доверие к наследнику? Как полагаете, стоит сообщить об этих подозрениях Его Величеству?
– Это еще не подозрения, Рупрехт, – возразила Адельхайда со вздохом. – Всего лишь предположения, догадки, даже не версия.
– Но ведь нельзя же бездействовать. Быть может, стоит поступить, как они? Без особенных подробностей, могущих выдать вас, описать ситуацию конгрегатам? Намекнуть на то, что эти двое ведут себя подозрительно, и направить их внимание на Эрвина и Матиаса?
– А если мы ошибаемся? Ведь вовсе не факт, что всё так и есть, и не исключено, что эти юноши просто оказались чуть сознательней и умней, чем мы прежде о них думали, и действуют без какой-либо крамольной подоплеки. Есть ведь и простое объяснение: я им просто не нравлюсь, как и многим, полагающим, что я слишком вольно веду себя для женщины и нарушаю неписаные правила нашего общества. Я точно знаю ad minimum еще двоих из придворного окружения с подобными мыслями. Возможно, что они просто решили употребить подходящий момент, дабы испортить мне жизнь… Возможно также, что им захотелось показать себя, воспользовавшись ситуацией, явить Императору, что он кормит их не только за то, что они сопровождают наследника на охоту или прогулки. Показать самому наследнику, что его приближенные не так просты и достойны большего… Если это так, мы отвлечем конгрегатов от их непосредственной работы, направив по ложному следу. Инквизиторов на такие дела направляют не простых, с хорошим послужным списком и большим опытом; стало быть, есть немалая вероятность того, что они все-таки сумеют найти тех, кто стоит за вчерашней трагедией. Если мы не станем им мешать. Пускай они ищут организаторов и исполнителей, мы со своей стороны также сделаем все, что в наших силах, но – идя другим путем.
– И каким же?
– Мне надо подумать, Рупрехт, – мягко произнесла Адельхайда. – Не спешите – ни с выводами, ни с действиями. Скажите лучше, не стало ли известно чего-либо нового в связи с письмом на дверях собора?
– Если и стало, конгрегаты мне не отчитываются, – недовольно поморщился фон Люфтенхаймер. – Да и Его Величество пребывает в неведении касательно их выводов или вообще ведомой им информации. Они ведут себя своевольно и даже с Его Величеством обращаются неподобающе. Его допрашивают, можете себе вообразить, госпожа фон Рихтхофен? Допрашивают Императора!
– Для них он просто свидетель, – пожала плечами Адельхайда. – И это, быть может, даже верно. Ведь в любом случае то, что они делают, ради его же блага.
– Вы на чьей стороне? – недовольно буркнул фон Люфтенхаймер, и она улыбнулась:
– Я на стороне Его Величества. А сейчас наличие здесь инквизиторов ему на пользу. Мы с этими двумя просто пойдем разными тропами к одной цели: раскрыть заговор, приведший к смерти множества людей.
– А вы полагаете, получится? – с внезапной усталостью спросил фон Люфтенхаймер, отчего-то понизив голос. – У нас или у них… Вы убеждены в том, что виновный будет найден?
– Я на это надеюсь, Рупрехт. Они мастера в своем деле…
– Я слышу в вашем голосе сомнения? Полагаете, конгрегаты прислали сюда не лучших? Вы предпочли бы видеть здесь Курта Гессе?
– Почему вы вдруг заговорили именно о нем?
– Говорят – он лучший, – отозвался тот, помедлив. – И, насколько мне известно, вы отзывались о нем самым лучшим образом после возвращения из Ульма. Его Высочество полагает его одним из новых Героев Империи…
– Этот человек избавил меня от кошмарнейшей смерти, Рупрехт, – улыбнулась Адельхайда через силу, – посему я, что поделать, буду его нахваливать. И – да, я полагаю, что он имеет неоспоримый талант к раскрытию сложных дел. Однако конгрегатское руководство наверняка откомандировало сюда лучших из тех, что есть, ведь речь идет об Императоре, о его безопасности, об Империи. В эти дни здесь, кроме инквизиторов, еще и их expertus’ы, а эти господа способны на многое.
– Сейчас место ночного происшествия оцеплено, – вздохнул фон Люфтенхаймер. – Эти expertus’ы что-то делают там, среди разгромленных шатров, но я не представляю что. Конгрегаты говорили, что сюда вызваны два священника, которые смогут «противостоять этим силам»; уж не знаю, что они под сим разумели. Видимо, они намерены произвести освящение земли вокруг ристалища, но всё, что произошло, слишком серьезно, чтобы с этим справился рядовой священнослужитель. Что там творится сейчас, я не знаю; с конгрегатами прибыло не слишком много бойцов, однако они ухитряются держать под присмотром все подступы. А у меня появилась мысль еще раз провести осмотр места…