Утверждение правды
Шрифт:
– Занятное место для встречи, – произнес тот внезапно, и Курт вздрогнул, остановившись и невольно сильней сжав рукоять. – Мне это виделось совсем иначе… Ты полагаешь, что готов? И время пришло?
– Я не намерен играть в игры твоей больной фантазии, – отозвался Курт, всеми силами следя за тем, чтобы не дрогнул голос. – Ты хотел со мной драки? Хотел решения судеб мира? Сдается мне, самое место и время для этого.
– Совсем повзрослел, – отметил Каспар с такой отеческой теплотой в голосе, что он с отвращением покривился. – Но все ж еще не готов. Это будет просто убийство… Странно. Я был уверен, что видел будущее ясно.
– Не слишком много о себе
– Возможно. Годы бесследно не проходят… Уж кто-кто, а ты-то это знаешь.
Курт снова шагнул вперед, не отрывая взгляда от глаз напротив. Да. Годы бесследно не проходят… Даром не прошли для него самого, и Каспар их явно не тратил напрасно. Тогда primo – каким будет бой здесь и сейчас? Сколько продлится? Явно не мгновения, как с большинством из тех противников, кто доселе встречался. И вряд ли даже минуту. Даже три…
Над головою, в темном мутном небе, вновь зазвучал рог – теперь призывно, неистово, исступленно, и ему вновь отозвался глухой собачий лай, а грохот копыт стал ближе и напористей…
Secundo – почему? Почему все еще не ушла Дикая Охота? Почему все еще здесь, ведь за то время, пока он преследовал Каспара и говорил с ним, можно было уже спалить кости дотла вместе с треклятой коробкой…
Почему медлит помощник?
Да что с ним там?..
Вернуться. Вернуться прямо сейчас. Не тратить больше времени ни на единое слово.
И отказаться от того, о чем думал девять лет? Просто так развернуться и уйти?..
Бруно, сукин ты сын, да что ты там делаешь?!
Курт обернулся назад, пытаясь при этом не выпускать Каспара из виду; крохотная точка огня так и горела где-то вдали, неподвижная и одинокая.
Да что же там могло случиться?..
– Я еще найду тебя, – тихо выговорил он, отступив на шаг назад; Каспар лишь молча усмехнулся, изобразив издевательский поклон, и Курт, развернувшись, бегом бросился обратно, туда, где остался помощник.
Чародея он увидел сразу – тот, сильно хромая, почти на одной ноге, подпрыгивая, ковылял прочь, прижимая к себе вместилище с мощами одной рукой, а другой то и дело придерживаясь за каменные надгробья. Помощника Курт заметил, лишь приблизившись к освещенному пятачку вплотную – тот лежал лицом вниз в темной траве за пределами пятна света, бросаемого двумя факелами. Долю мгновения Курт колебался, пытаясь на ходу увидеть, есть ли кровь вокруг, и прибавил скорости, пробежав мимо; чародея он настиг в несколько прыжков, повалив наземь, и ударил, не сдерживаясь, кулаком в бок, чуть ниже ребер. Беглец придушенно захрипел, попытавшись вырваться из хватки и не сумев, и Курт, рванув его за плечо, поднял чародея на колени, добавив еще один удар – в живот.
– Встал! – прикрикнул Курт, вскочив и за шиворот вздернув пленника на ноги; наклонившись, он подхватил выпавшую наземь кожаную коробочку и подтолкнул Иуду в спину, развернув назад. – Пшел! Резвей! – ожесточенно подстегнул Курт, когда чародей, припав на кровоточащую раненую ногу, вскрикнул и споткнулся. – Моли Бога, какого хочешь, ублюдок, чтобы мой помощник был жив, иначе я из тебя кишки голыми руками вытяну!
– Он лишь оглушен! – простонал чародей, ковыляя вслед за влачащей его рукой. – Я и драться-то не умею, я не мог повредить ему всерьез! У меня это вообще вышло ненароком!
Курт не ответил, лишь ускорив шаг; дойдя до факелов он швырнул Иуду наземь и, присев подле неподвижно лежащего Бруно, перевернул его лицом вверх, сдвинув ближе к свету. Рана обнаружилась лишь одна – лопнувшая кожа и приличных размеров шишка на лбу. Рядом валялся старый, потемневший осколок надгробья, с тупого края испачканный красным. Если бы чародей ударил другой стороной…
Он рывком поднялся, и Иуда съежился, прикрыв руками живот.
– Давай, – приказал Курт и, наклонившись, поставил наземь раскрытый чехол с мелкими косточками, кивнув на факел рядом: – Сожги эту дрянь. Сам. Я теперь не верю ни единому твоему слову, и кто знает, не случится ли что-нибудь неприятное с тем, кто вздумает уничтожить эти кости… Давай! – повысил голос он, когда чародей замялся. – Бери факел и за дело!
Тот бросил тоскливый взгляд в раскрытый чехол, где на бережно расправленной материи лежали мелкие косточки – темные, сухие, будто вырезанные из старого дерева, и, постанывая, улегся на землю боком, еле дотянувшись до воткнутого в землю факела.
– Ну! – прикрикнул Курт, и чародей, вздрогнув, судорожно ткнул горящей головкой факела внутрь чехла.
Запахло обожженной кожей и горелой тканью, затрещала и плюнула искрами просмоленная шишка, а через несколько мгновений донесся и дух паленой кости, мучнистый, пыльный. Чародей отчаянно, будто в собственное тело, вдавил факел глубже внутрь покоробившегося чехла, повернув горящую головку другим боком; кожаные стенки коробочки съежились, прилипнув к смоле, и удушливый дымный запах ударил в нос, не желая растворяться в стоячем ночном воздухе.
В темных небесах над головою все затихло на миг, и копыта неистовых коней Дикой Охоты ударили в небесную твердь все разом, почти заглушенные утробным лаем невидимых псов. Курт поднял голову, ощутив, как зашевелилось в груди непривычное, позабытое чувство, коего не доводилось испытывать уже давно – не ужас, не страх, даже не испуг, но какой-то первобытный, безотчетный трепет. Дикая Охота неслась над городом; сейчас были различимы те странные и жуткие создания, которых можно было именовать лошадьми, лишь приложив изрядную фантазию, с седоками, наполовину сокрытыми мраком, неподвижными в своих седлах, темными, безмолвными, и скользящие рядом мрачные тени огромных псов. Что-то было в этом зрелище завораживающее; не пугающее, как разверстая пасть оборотня у горла или горящий взгляд стрига глаза в глаза, не наводящее ужас пополам с отвращением, как восставшие из пепла людские тела, но что-то именно пленяющее, притягивающее взгляд и пронизывающее душу. Даже сквозь ночной мрак было можно разглядеть, что свита воинов, следующая за своим королем, разномастна и пестра – там были и те, что топтали эту землю, когда не было еще ни самого Курта, ни этого города, ни даже этой страны; были их далекие потомки, были недалекие предки ныне живущих и – современники. Дикий Король уводил свою свиту прочь, словно бы не уходя, а растворяясь в темной дали, теряясь в пропитанном тьмой небе, исчезая, и с ним вместе таял звук копыт и лай псов…
Когда возвратилась тишина, на миг Курту показалось, что он оглох – безмолвие после этого ошеломляющего, сотрясающего землю под ногами грохота отдалось звоном в опустевшей голове. Он отвел взгляд от темных небес, отступил назад и едва не вздрогнул, когда громко, отчетливо хрустнула сухая ветка в траве под подошвой.
Курт опустил глаза, несколько мгновений глядя себе под ноги, и огляделся: вокруг была ночь, был холодный сентябрьский воздух, были каменные надгробья с извивами надписей на чужом языке и деревья – обычные полуголые осенние деревья…