Увечный бог
Шрифт:
Его лицо перекосило потрясение: - Что это значит? Я присягнул Зимним Волкам!
– Ты опьянялся правосудием, Надежный Щит, ты воображал, будто идешь по прямой, хотя шатался и падал. Ныне ты стоишь передо мной, воображая себя праведником, а на тропе за спиной, - она указала на трупы в яме, - тела невиновных.
– Не мои заблуждения, - прошипел он еле слышно.
Сеток улыбнулась.
– Давай. Я заинтригована.
– Вы вправду верите, что устоите перед волей Форкрул Ассейлов? Мы встанем на колени - но не так всё должно было быть. Дестриант, я надеялся
– Танакалиан, - ответила Сеток, - я с тобой согласна. Но увы, я не могу выбирать, когда боги заговорят во мне. Не имею контроля над их силой, когда у меня похищают волю. Гнев овладеет мной, и сквозь мои глаза они увидят лишь кровь.
– Не так ведутся войны.
– Знаю.
Он шагнул к ней, в глазах вдруг загорелась надежда.
– Тогда работайте со мной, Дестриант! Мы сможем победить, воистину победить! Предупредите Волков - если они явятся в пределах Ассейлов, то будут УБИТЫ. Или, еще хуже, порабощены.
– Тогда стой передо мной, как истинный Надежный Щит. Не тебе судить, не тебе отвергать братьев и сестер. И, прежде всего, не тебе отнимать их жизни.
Танакалиан указал на тела в траншее: - Они дезертировали бы, Дестриант. Сбежали бы, унеся важнейшие сведения Кругхеве. Их преступление - измена.
– Они желают провозгласить нового Смертного Меча. На поле брани им нужен опытный предводитель. Ты убил их из ревности, Танакалиан.
– Тут все гораздо сложнее, нежели вы можете понять.
Сеток покачала головой: - Перед тобой кризис, Надежный Щит. Солдаты уже не верят тебе. Очень важно понять - если бы не я, армия уже вернулась бы к Кругхеве.
– Натравите Волков на К'чайн Че'малле. Дайте нам время.
– Так не будет.
– Почему?!
– Потому что они не согласны, Надежный Щит.
– Но... почему?
Сеток пожала плечами.
– К'чайн Че'малле никогда не были врагами зверей. Они слишком верили в себя, чтобы резать всех, кого увидят. Они не были такими пугливыми, такими невежественными, такими... жалкими. Я верю, что Волки не считают их достойными истребления.
– Они переменят мнение, если ящеры на нас нападут?
Она взглянула сурово, испытующе: - И что узрят Волки? К"чайн Че"малле рубят... людишек.
– Но Напасть должна быть мечом отмщения!
– Тогда остается лишь надеяться, что мы не встретим Че'малле на поле битвы.
– Вы наконец-то поняли необходимость, поняли, какой груз на нас возложен? Мы должны стоять в тени Форкрул Ассейлов. Мы должны быть свободными, чтобы выбирать, где и когда сражаться, кому противостоять. Пусть Ассейлы поверят, что мы скованы, всем довольны и даже рады.
– Ты балансируешь на лезвии острого ножа, Надежный Щит.
– Мы Серые Шлемы, Дестриант, и мы послужим
– Да будет так.
– Вот почему мы должны идти скорым шагом - чтобы не позволить ящерам подумать, что же с нами сделать. И если Че'малле, прицепившись к нашему хвосту, придут к армии Ассейлов... отлично. Едва старинные враги ввяжутся в бой...
– Нам нужно лишь отступить в сторону.
Мужчина кивнул.
Сеток отвернулась, на миг забыв про его существование. "Возможно. Измену ли чувствую я в Танакалиане? Если я не согласна с методами, должна ли я отвергать и цели? Но затеянная им игра... оказаться между смертельными врагами... возможно ли это?
Нет, Сеток, спроси лучше себя: есть ли альтернатива?"
Когда она повернулась, он стоял там же. На лице отражалось слепая жажда.
– Ты достаточно для этого умен, Надежный Щит?
– Не вижу иного пути, Дестриант.
– Он помешкал и сказал: - Каждую ночь я молюсь Зимним Волкам...
Она снова отвернулась, в этот раз решительно.
– Не трать слов, Щит.
– ЧТО?!
– Они не понимают поклонников, - сказала она, закрыв глаза. "Никогда не понимали".
Еще раз заблудился - темнота и невыносимое давление, яростные потоки, решившие сорвать плоть с костей; повсюду полупогребенные останки позабытого. Он переступал гнилые доски корабельных корпусов, пинал ногами белесые кости, а они блестели, кружась в молочных облачках. Расписанные илом амфоры, заклепки медные и железные, россыпь сотен круглых щитов - кованая бронза над хрупкой древесиной. Сундуки лопнули, вывалив драгоценности и золото... повсюду остатки морских тварей, бесчувственные тела, затянутые в пучину. Этот дождь не прекращается никогда.
Брюс Беддикт знает такой мир. Еще один сон? Нападение памяти? Или душа его вернулась наконец в место, которое он успел назвать домом?
Сильнее всего, сильнее великого давления гнетет его сила, которой не победить ни крепкими ногами, ни упрямой волей - огромное, опустошающее одиночество. "В смерть мы входим одиноко. Последнее наше путешествие творится в молчании. Напрягаем глаза, машем руками - где мы? Мы не знаем. Мы не можем видеть".
Вот все, что нужно. Вот все, что нужно всем. "Рука, сжимающая нашу. Рука, протянутая из сумрака. Приветствовать, показать, что одиночество - которое мы ощущали всю жизнь, с которым сражались каждым вздохом - это одиночество теперь окончится.
И так смерть становится величайшим даром".
Тысячи мудрецов и философов отчаянно сжимали пальцы на горле этой... этой вещи. Одни отстранялись в ужасе, другие с дерзким криком прыгали вперед. "Скажите нам, пожалуйста - явите доказательства. Скажите, что у забвения есть лицо, на лице улыбка, блаженство узнавания. Неужели мы просим столь многого?"