Увертливый
Шрифт:
– Какие у вас планы?
– Для начала надо установить, там ли человек, которого они прячут.
– Моя помощь нужна?
– Вы нужны здесь, чтобы в любой момент я бы мог убраться. Когда понадобитесь, – позвоню.
– Окей!
6.
Надев черную вязаную шапочку, Петя отправился в путь. Метров семьдесят он шел по шоссе, пока слева не появилась лесная дорога. За зарослями колокольчиком залилась собачка. К ней присоединилась другая – побасовитее. А затем и – третья. Эта – не лаяла, не брехала, а бухала: бух, бух, бух. «Все в порядке, – мысленно сообщил Петя псинам, – я иду к вам». Он не признался Тони, что первой его целью сегодня были именно собаки.
Теперь он шел по лесной дороге, которая петляла, огибая старые дубы. Как только за очередным поворотом впереди обозначилось открытое
В центре длинного сарая зияла дыра – распахнутые ворота, в которые можно было видеть лежавшие и стоявшие скорее всего порожние бочки. В башне, на высоте третьего этажа, зияла дыра поменьше. Оттуда, поставив локти на край отверстия и подперев голову руками, прямо на Петра глядел Бульба. «Молодцы! Они выставили его, как сыр в мышеловке и поджидают меня», – решил Галкин. Три человека стояли перед сараями, и каждый держал в руке поводок собаки. Заливавшаяся колокольчиком – небольшая белая псина с закрученным вверх хвостом – прямо-таки билась в истерике. Та, что побасовитее, с длинной спутанной шерстью, дергалась лая. А та, что не лаяла – «бухала» (черная, мускулистая, с прямым коротким хвостом), стояла, как вкопанная. Зверье, обращенное мордами к Галкину, которого еще даже не было видно, шумело, рычало, бухало. Но он был учуян. Он был чужой и вызывал сумасшедшую ярость, пополам с ощущением ужаса, передававшимся и хозяевам шавок.
Наконец, собачье терпение лопнуло. Накал бешенства обрел силу взрыва. Поводки вырвались, и свора понеслась к перелеску. А навстречу ей взревел ветер, взвился вихрь запахов, окружил, сбил в кучку, ослепил, лишил песьего разума. Завертевшись на месте, собаки вцепились друг другу в глотки, а когда люди бросились их разнимать, истекая кровью, – ринулись на людей.
Исполнив отрепетированный на подмосковной базе «танец» с собаками, Галкин выполнил трюк, который проделал однажды перед Тарасом, вызвав его недовольство. Теперь это было не важно, он делал то, что считал нужным. Петр взбежал «на пропеллере» по вертикальной стене и юркнул в отверстие башни, стараясь не задеть Бульбу. Оказавшись внутри, он увидел, его бывший сержант прикован цепью к мощному кольцу, вделанному в центр помоста. К кольцу сверху шел трос. Торчали какие-то конструкции. Свисали электрические кабели. С цепью Галкин ничего не мог сделать: он не циркач, чтобы рвать цепи. Вложив в карман Бульбы «мобильник» Сильвестри, а под ворот куртки прикрепив маячок (из заветной шкатулки), он «скатился» по винтовой лестнице вниз. На последней ступеньке присел отдохнуть. «Пропеллер» – нелегкая работа.
Отдохнув, он осмотрелся. В полу башни зиял провал. Рядом с последней ступенькой в стене виднелась закрытая дверь. А в сторону сарая никакой стены не было. Эти два здания составляли единое целое, и сквозь огромный проран Галкин видел бочки и разную тару. Шумы с улицы здесь усиливались, как в резонаторе, и Петр вздрогнул, когда загрохотали выстрелы: ему показалось, что стреляют в него. Он прокрался в сарай и из-за бочек глянул в открытые ворота. Зрелище, которое он увидел, было не из приятных: люди пристреливали взбесившихся псов. Собачки определенно были на его совести. Но что он мог сделать? Выбора не было.
В это время из перелеска выскочили две знакомые машины и лихо затормозили посреди двора. По шуму казалось, они въехали Петру прямо в голову. Из санитарки выскочил Сильвестри с охранниками, а из «Мицубиси Паджеро» – Барков с телохранителями. Петя, не раздумывая, на «пропеллере» помчался встречать «дорогих гостей». Отобрав у Барклая его телефон, он даже не полез за диктофоном (некогда
– Да.
– Действуйте. Я – пока рядом.
Петя вздохнул с облегчением: как только он начал звонить, Бульба исчез из окна.
Петя перевел взгляд на площадку. Все окружили несчастных собак. Барков ораторствовал, обращаясь к Сильвестри. Наш герой мог догадаться, о чем шла речь: Игорь Николаевич был однажды свидетелем такого же случая на подмосковной базе. Фабио задумался, потом дал команду унести собак. Вернувшись в машину с крестом, он попросил выйти водителя и пригласил к себе старшего из местных работников и шефа охранников. Барков, обиженный, что его не позвали, вернулся в машину, забрал «своих мальчиков», но не уезжал. В санитарке явно шло совещание. Потом совещавшиеся вышли и, все местные направились в ту же сторону, куда унесли собак. Скоро все они скрылись из виду.
Машины сорвались с места и исчезли за перелеском. Казалось, на площадке не осталось ни души. Петя не знал, что подумать. Он понимал, что все это – подозрительно, Сильвестри что-то задумал – надо быть осторожным. Но слишком уж осторожничать не собирался.
Собственно говоря, задача дня была выполнена. Условия «игры», которые он сам себе поставил, были такими, что он мог действовать только в информационном поле, то есть создавать условия, чтобы привести к Тарасу спасителей или подсказать ему, как освободиться самому. Однако Петр не мог в этом участвовать лично, ибо это грозило смертельной опасностью людям (он и так шел все время по краю). И еще он не мог допустить, чтобы Бульба вдруг обнаружил его участие в этой истории. Галкин предоставил Тарасу информацию и средство связи. А сам теперь мог позволить себе вернуться к машине. Он снова рассчитывал связаться с Питером, чтобы уточнить ситуацию. Однако не трогался с места. Он ждал, словно чувствовал: вот-вот что-то должно было произойти.
7.
Прошло минут десять. Из сарая вышли два человека и тут же вернулись обратно, закрыв изнутри створки ворот. Еще через минуту в окне башни мелькнула голова. Она явно не принадлежала Тарасу и находилась не у самой амбразуры, а в глубине башни. Как будто разыгрывался некий спектакль, специально для него предназначенный. Больше ждать он не мог. Сорвавшись «на пропеллере» с места, Петр понесся к башне и через мгновение снова взбегал по вертикальной стене. Еще через мгновение он повис на краю отверстия и с ужасом обнаружил, что помост, на котором стоял и к которому был прикован Тарас, исчез. Стальной канат, который раньше держал конструкцию, теперь уходил далеко вниз и терялся во тьме. Галкин сделал, что мог: прыгнул, оттолкнувшись ногами от края и, достав до каната руками в перчатках, заскользил по его масляной поверхности. На краю лестничной площадки мелькнула фигура одного из охранников.
Наконец Галкин ощутил под ногами твердый настил – похоже тот самый, что раньше висел наверху. Скорее всего, то был примитивный механизм для подъема и опускания бочек. Где-то высоко над головой, зияло отверстие, через которое он проник в башню. Казалось, он очутился на дне колодца. Вокруг царил почти полный мрак, и только вдали мелькали огни, и струилось свечение разных цветов. Оттуда доносились слабые звуки: не то шаги, не то голоса, не то звон капели. Он осторожно, почти на ощупь, двинулся в том направлении. Постепенно глаза привыкали. Справа и слева Петр уже различал стеллажи, на которых лежали казавшиеся огромными бочки. Запахло вином. Он миновал лестницу, которая вела вверх к подножию башни, откуда он только что опустился. Галкин заметил, что некоторые из бочек снабжены кранами и вспомнил про свои руки в перчатках, которые он не снимал. Запачканные смазкой, они казалось покрылись коростой. Нагнувшись, и открыв один кран, Петя стал мыть руки, не снимая перчаток. Конечно, это было кощунством (мыть перчатки вином), но разве похищение людей, – благороднее?