Увертливый
Шрифт:
Сквозь тихое пение струй Петя услышал звуки похожие на человеческие голоса. Он оглянулся – на мосту было пусто. Зато под мостом в отблеске огней он заметил юношу и девушку, поджав ноги, они сидевших на мощной опоре. Галкин невольно хмыкнул – молодые люди подняли глаза – прекрасные глаза далекого Востока. «Откуда только, люди ни приезжают, – подумал Петр, – чтобы испытать волшебство флорентийской ночи».
Так как звонка от Джованни все еще не было, в гостиницу он направился не напрямую, по набережной, а через «дебри» средневековых кварталов. После моста он прошел несколькими сравнительно широкими магазинными улицами, миновал что-то похожее на высокую триумфальную арку. Окна домов по-прежнему смотрели
Если сначала Петр медленно пересекал центр города с севера на юг, то теперь – прошел с запада на восток, проделав маршрут, по форме напоминающий крест, и оказался на площади Святого Креста, рядом с церковью того же названия.
Фасад церкви венчает рельефное изображение шестиконечной звезды Давида, как символа утренней звезды, возвестившей о рождении Иисуса Христа и символа самого Иисуса, как представителя рода Давидова: Ветхий Завет еще никто не отменял.
С северной стороны у фасада церкви Святого Креста стоит беломраморный памятник Данте Алигьери, по масштабам равный памятнику Пушкина в Москве. Это, увенчанное лаврами и не лишенное манерности скульптурное изображение, с несколько вытянутым ликом, появилось уже в девятнадцатом веке и призвано подчеркивать трагический образ поэта.
Говорят, что Стендаль, увидев красоту церкви Святого Креста, испытал легкое помешательство. Психиатры так и назвали это состояние «синдромом Стендаля». Считается, что сегодня этому состоянию больше всего подвержены чувствительные к прекрасному японские туристы.
Если в церкви Святого Лоренцо захоронены члены семейства Медичи, то здесь, в церкви Святого Креста, покоятся такие сыны Флоренции как Микеланджело Буонарроти, Никола Макиавелли, Галилео Галилей. В знак любви к великому земляку флорентинцы соорудили в церкви гробницу Данте Алигьери, но она так и осталась пустой. Жители Равенны, где поэт скончался от малярии, так и не вернули Родине прах изгнанника. Здесь есть и более поздние захоронения, например, – композитора Джоаккино Россини и радиоинженера Гульельмо Маркони.
Галкин приблизился, приложил ладонь к мрамору фасада, и тот час же в кармане куртки зазвучал телефонный вызов. Взглянув на номер, Петя сказал по-английски: «Привет, Джованни! Рад вас слышать!».
– Привет, Паоло! Мы – в Риме. Все в порядке. Вышел один человек – водитель.
– Отлично! Большое спасибо, Джованни! Grazie tante!
– Auguri! (Желаю успеха!)
– Buona notte! (Спокойной ночи!)
Петр свернул направо, обошел здание Национальной библиотеки и приблизился к парапету. Откуда-то снизу, из темноты, доносился певучий голос Арно. До отеля «Колумбус» было уже подать рукой. Заканчивался второй, бесконечно длинный, итальянский день Петра Галкина.
5.
Утром Галкин поднялся с таким расчетом, чтобы, сделав зарядку, помывшись, быть первым в буфете. После завтрака, он поднялся к себе, открыл чемодан и, порывшись в заветной коробочке, кое-что выбрал на утро. Не то, чтобы у него были твердые планы, а так, на всякий случай, – авось пригодится. Уже рассвело, когда позвонил Тони. Он как раз подъезжал к «Колумбусу».
Петя уже выходил, когда зазвонил телефон Сильвестри. Это вполне мог быть Барков, не знавший, что аппарат – в руках Галкина. «Si!» – как бы спросонья ответил Петя, вспоминая на какой ноте расстались при нем эти два деятеля. «Фабио, это я – Игорь, – на сонном английском произнес Барков. – Ты собирался сегодня ехать…» «Dove?!» (куда?!) – капризно отозвался Лже-Сильвестри.
– Да, на виллу, куда отвез парня…
– Я его собирался сдать в полицию!
– Серьезно?
– Вполне!
– Фабио, не сходи с ума! Ты же меня подставляешь!
Галкин выключил телефон и включил опять. И опять позвонил Барков:
– Фабио, ну скажи, что ты шутишь!
– Пошел к черту! Дай выспаться!
– Фабио, что с тобой? Это ты!?
«Барклай» явно нервничал, заподозрив неладное. Сейчас он побежит на этаж выше – в номер Сильвестри. Но Пете было уже все равно. Хотелось похулиганить, внести, так сказать, в стан противников замешательство.
– «Баста!» – крикнул Петр и опять отключился. Больше Барков не звонил: наверняка, уже мчался по лестнице к Фабио.
«Здравствуйте, Тони! Сегодня хорошее утро!» – забираясь в машину, по-английски приветствовал Галкин, «Buon giorno, Pаolo!» – отозвался Тони. – «Как вчера погуляли?»
– Отлично!
– Джованни звонил?
– Звонил. Сказал, что там был один водитель.
– А как насчет того места, где лаяла собака и откуда выезжала машина?
– Там – помещения для работников, склад бочкотары, давильня для винограда и оливков и второй выход винных погребов.
– Значит под землей это место связано с виллой.
– Думаю так. Куда едим?
– На то место, где последний раз мы стояли. Желательно, – маршрутом, которым мы ехали на вокзал, минуя виллу.
– То есть, дальней дорогой?
– Именно так.
Хотя они направлялись на северо-восток, утреннее солнце, во время движения светило им то в лицо, то слева, то справа, то лезло сзади за шиворот. Все, что Петя мог уловить вчера при свете «низкого» неба, отражавшего зарево города, не шло в сравнение с тем, что он видел сейчас. Машина петляла среди холмов и взбиралась на них, точно плыла по гигантским волнам. Пейзажи все время менялись, то, разворачиваясь, то сужаясь, то, уползая и исчезая за поворотом. Змейка дороги вилась среди прозрачных каштановых и дубовых лесов, то рассекала сосновые перелески на вершинах возвышенностей, то огибала спускавшиеся по склонам виноградники. Временами дороги напоминали кипарисовые аллеи, особенно там, где они вели к виллам. Непривычная нежно-изумрудная зелень насыщала картину воздухом радости, и Галкин не мог скрыть улыбки. «Все это – „Тоскана!“» – восхищенно произнес он, глядя на лежащие в голубой дымке холмы и продолжая улыбаться. «Но это так же и территория „Кьянти“.» – добавил Тони.
– «Кьянти» – сорт вина? Не так ли?
– Это общее название вин, производимых в области «Кьянти».
– На карте Италии я не видел такой области.
– Она есть на специальных картах и простирается от гор Кьянти на востоке до долин речек Пеза и Элза на западе, от Флоренции на севере, до Сиены на юге.
– А сорта вин?
– Разные. Знаменитые сорта: «Классико», «Руфино», у нас, например, здесь – «Колли Фиоронтини» (Холмы Флоренции). А вина попроще, в самом деле, называются просто «Кьянти».
– Это идет от сорта винограда?
– От местности и способа приготовления. А виноград почти всюду один – «Санжовезе».
– Я вижу, вы знаток.
– Живя здесь, не надо быть знатоком, чтобы быть в курсе.
Наконец они нашли площадку, где вечером совещались. «Давайте машину загоним в кусты, чтобы не бросалась в глаза,» – предложил Петя.
– Можно и замаскировать. У меня есть пятнистый брезент.
– Было бы здорово!
Они принялись за дело, и минут через пять машины с дороги почти не было видно.