Увертюра ветра
Шрифт:
– Я тоже.
– Мне так жаль... Я не могла остаться, не прийти на зов Леса - и бросила вас всех. Тебя, Ленесс... Гиренда и других... Я не могу простить себе этого все минувшие годы. Ты не представляешь, какого жить с этим. И мне стыдно, невыносимо стыдно перед вами, перед тобой...
– Стыдно за что? За то, что ушла, исполняя свой долг? Или за то, что осталась жива?
– нервно рассмеялся я. И, видя, что она помрачнела, уязвленная, коснулся её ладони - узкой и холодной.
– Не сердись. Тебе ужасно не идет это выражение.
– Что значит не идет?!
– вскинулась она.
Я, вскинув руки в знак признания поражения, послушно пошел на попятный:
– Идет-идет! Но улыбка все равно идет больше.
Напряжение, сгустившее ясный до хрустальной прозрачности воздух, дрожащее перетянутой и безнадежно фальшивящей струной, исчезла, и лицо Миринэ озарилось прежней улыбкой.
– Как же я рада! И ты нам так нужен, Мио! Теперь все будет иначе!
От ее светлой и нежной улыбки мне стало горько. Я не мог промолчать или солгать. Не мог даже для того, чтобы не омрачать то обманчиво-радостное мгновение, которое вдруг упало нам в руки сказочным пером синей птицы, и которое вот-вот окажется еще одним сном, прекрасным и жестоким.
Особенно для этого.
– Не будет.
Глухо и пусто.
Слова повисли занесенным над головой клинком.
Улыбка, расцветшая на губах Миринэ, исчезла. И в коридоре, укутанным приятным полумраком, как невесомой серебряной шалью, вдруг повеяло холодом и сыростью.
– Что?
– она попробовала улыбнуться, но неубедительно, робко: - Мио, ты же сказитель! Драконы...
– Я знаю, - оборвал ее я.
Миринэ замолчала. Только долго и странно смотрела на меня, будто впервые увидев. И негромко спросила:
– Тогда что не так? Я не понимаю.
"Что не так"? Мне ужасно хотелось рассмеяться, расхохотаться в полный голос, но это было так нелепо и так неуместно сейчас, что я усилием воли заставил себя успокоиться. Но так же просто подобрать слова не мог.
– Миринэ...
– медленно начал я, мучительно думая, что ей сказать, как объяснить... И, когда пауза затянулась настолько, что тянуть дальше было невозможно, договорил коротко и беспощадно прямо: - Я больше не сказитель.
– Что за чушь!
– раздраженно хлестнула она.
– Хватит меня разыгрывать!
– Посмотри на меня!
– резко окрикнул я, как всегда слишком легко поддаваясь чужой злости.
– Разве ты не видишь, что я больше не волшебник?! Не видишь как жалок мой магический потенциал, едва отличный от нуля?
– Вижу, но я думала, это иллюзия...- начала она растерянно. Прежней раздражение исчезло - но всего на мгновение. Она мотнула головой, словно отгоняя неправильную, чуждую мысль, и оборвала себя.
– Нет, не верю! Опять водишь меня за нос?!
– Миринэ!
– Мио!
– воскликнула она, притопнув. Ее голос взметнулся, как волна, набрав глубину, силу, но ни на тон не поднявшись выше, - и в неистовом порыве разбился о скалы мириадами солнечный брызг.
– Прекрати! Сейчас не до шуток! Отвечай правду - или прокляну!
– О, да, - негромко, с грустной улыбкой будто обращаясь к самому себе, пробормотал я.
– В проклятиях тебе нет равных.
– Хоть в чем-то я талантливее тебя, - фыркнула Миринэ. Она по-прежнему хмурилась, но, еще мгновение назад пылавшая яростью, теперь чуть успокоилась. Не сводя, впрочем, с меня пытливого, настороженного взгляда.
– Дело не в таланте.
– А в чем?
– против воли заинтересовалась она, смягчаясь. В отличие от большинства мои друзей и сокурсников, питавших к моему таланту здоровый (и временами замешанный на зависти) скептицизм, Миринэ, как Shie-thany, безоговорочно мне верила. Чем я порой беззастенчиво пользовался - вот как сейчас.
– В зловредном нраве, конечно же!
– Мио!!!
Сложно описать, сколько было в этом крике возмущения. Я увернулась от обещанного заклинания и поспешно отбежал на пару шагов. Если остальных я мог задирать безнаказанно (заклинания Корина я успевал расплести, а от Нэльвё - удрать за Грань), то гнева Миринэ справедливо опасался. Она и раньше, в совсем юные года, была прекрасной чародейкой, тонко чувствующей льнущую силу и мечтающий воплотиться ее волей мир. Учились мы одному и тому же, и она отлично знала все уловки, к которым я мог прибегнуть. Поэтому, два уйдя от еще одного диссонанса - невидимого, всколыхнувшего верхние Грани лишь дрожью воздуха, но ударившего по струнам ветра ужасным не-созвучием - я поспешно вскинул руки:
– Сдаюсь!
Миринэ изменилась в лице: так резко, что я испугался. Эмоции, отражающиеся на ее лице, сменялись быстрее, чем я успевал их прочитать. Ужас, неверие, страх, смятение, осознание...
– Так это правда?
– ее тихий, едва слышимый голос прозвучал надтреснуто, сломлено.
– Значит...
Она не договорила. Замолчала, оборвав себя, и порывисто шагнула ко мне. Легко, едва ощутимо, самыми кончиками пальцем коснулась щеки. Заглянула в глаза, провела по лицу - и прошептала:
– За что?
Бескрайнее море, плескавшееся в ее глазах, тревожно потемнело.
...Провела - и так и замерла, не отнимая руки.
Я осторожно взял ее ладонь в свою.
– Не сейчас, Миринэ.
Еще один взгляд - долгий, пронзительный - и она отвернулась. Отошла на несколько шагов, зябко охватив себя за плечи.
– "Не сказитель"...
– прошептала она, и вновь порывисто обернулась. Платье захлестнулось вокруг бурливым водоворотом. В глазах - темнота предгрозового моря.
– Мы обречены.
– Но есть и другие...
– Нет, - оборвала она меня с неожиданной злостью.
– Никого нет! Мы ищем уже второе десятилетие. Сказителей нет, Мио, ни одного. Это - конец.
– Быть не может. Как вы искали?
– Мы пели песнь. Даже если бы сами elli-e не услышали, Она позвала бы их.
– Я её не слышал.
– Ты ведь больше не сказитель, - неожиданно зло бросила она. И осеклась, увидев, как я бессильно сжал кулаки: - Прости.
– Двадцать лет...
– взяв себя в руки, начал я, сменив слишком болезненную для себя тему.
– Двадцать лет! Вы так долго знаете о пробуждении драконов и никому ничего не сказали?