Увертюра ветра
Шрифт:
Лесть, шутки, недомолвки и клятвы, давно потерявшие свое значение.
– И почтение Вам, моя леди.
...перед ней - небесно-лазурной, сотканной из ледяных северных ветров. Осколки льда - взгляд, шелк волос - черный край ночи...
Ириенн вьер Лиин. Единственная из детей Правителя Холмов, пошедшая лицом в отца. Но только лицом.
"Принцесса" была столь же молчалива, как и ее старший брат, наследующий титул Правителя. Она не выносила высокосветского общества, редко посещала приемы, распугивая охочих до внимания венценосной особы характером и тяжелым, пронзительным взглядом. Но ее высокомерность и кажущаяся презрительность происходили не от гордыни, а от одиночества и непонимания.
– Приветствую вас, мой лорд.
Голос - холодный, сдержанный, но дрожащий от напряжения. Словно кромка льда, сковывающая в лютые зимы бушующую бездну моря.
Реверанс, четко выверенный, до наклона головы и положения рук, бесконечно изящный. Древняя кровь.
Она выпрямилась - и полыхнула ледяной синевой взгляда, до того прятавшейся за вуалью теней. "Глупая! Кому и что ты пытаешься доказать, смотря мне в глаза?"
Такая же, какой он ее помнил. Непривычно искренняя, отрицающая лицемерие и ложь. Не носящая маски сама - и срывающая их с других.
...Младше его всего на двенадцать лет, а кажется - на целую жизнь.
Хмурая, решительная, принципиальная. В изломе бровей и жгущем холодом взгляде так и читается: "Нет". Знающая, что долго этот спектакль не продлится.
И Эрелайн улыбается ей, в этот раз действительно искренне. Молчаливая, необщительная, нетерпящая сплетен и общества слуг, она не узнает его тайны, не будет лезть в дела клана, если он сам не попросит. А если попросит, ничего не испортит.
Хорошая партия. Пожалуй, единственная из всех - возможная.
Поэтому он искренен.
Эрелайн выпрямился и, дождавшись короткого кивка лорда Этвора, шагнул в сторону, уступая место прочим желающим засвидетельствовать свою преданность Правителю.
От назойливых взглядов, жгущих спину, было не укрыться, и это вызывало у Эрелайна глухое раздражение. Улыбки, которые он раздаривал тем из гостей, кто решился заговорить с ним, становились все сдержаннее, любезности - насмешливее и злее, но едва ли высший свет замечал его недовольство за безукоризненной вежливостью фраз. Уверенные в собственном превосходстве и безупречным владением искусством лести и недомолвок, лорды и леди видели только то, что хотели видеть: его благосклонность. Порою кто-нибудь из них начинал разговор, исполненный завуалированных угроз и полунамеков, но Эрелайн легко уходил от него, извиняясь необходимостью следить за тем, чтобы ничто не нарушило ход Беллетайна.
Вновь проревели трубы, скрипки пронзили сотканный из света воздух, тонкая песнь флейты вплелась в канву мироздания и хорошо поставленный голос Этвора заглушил шепотки и смешки высоких гостей.
– Друзья мои!
– воскликнул он, обводя торжествующим взглядом волнующийся зал.
– Беллетайн начался!
Пытка оборвалась - но лишь чтобы смениться другой, еще более невыносимой.
***
Иришь закрыла глаза и только сейчас, когда он откланялся, осмелилась выдохнуть: тихо, робко, едва заметно, чтобы ни в коем случае не выдать сковывающего ее беспокойства. Пальцы, сжимающие сложенный веер, едва заметно подрагивали.
"Спокойствие!" - приказала она себе, но руки ее не слушались, и веер едва не выскользнул из них. Иришь похолодела, представив, как глупо будет выглядеть, если выронит его у всех на глазах. О, недоброжелательницы будут в восторге!
Захлестнувшая ее злость придала сил и успокоила, вымывая сомнения и предательскую слабость из тела.
Злость - сначала на сплетниц, а затем на себя. Запоздалая и бессмысленная.
"Зачем, зачем ты смотрела ему в глаза?!
– кляла себя она, еще сильнее сжимая пальцы.
– Кому и что ты хотела доказать?! Что за детское упрямство?!"
Но это была ложь. Она знала, что не упрямство и не желание поступать наперекор всем заставляло раза за разом выносить падение в бездну его взгляда.
Не упрямство, а любопытство. И от этого было гораздо страшнее.
Проклятый взгляд очаровывал сокрытой в нем тайной, загадкой. И она, глупая, раз за разом переживает и будет переживать эту чудовищную пытку - сама, по собственному желанию и доброй воле!
– пока не найдет ответ.
...Что там, за изломом полуночи, за черными самхейнскими тенями, клубящимися на дне зрачков? За бархатом ночи, за темной бездной, куда не проникает даже свет? Она не знает.
"Плата за любопытство - бессмертие", - шепчут старинные сказки... И сейчас Иришь как никогда понимала их - но ничего не могла с собой поделать.
"Плата - бессмертие"... Готова ли она заплатить?
И если нет, то почему так боится ответа на этот простой вопрос?..
Иришь приветливо, но несколько вымученно улыбнулась дальней родственнице и ее дочери, кивнула последним, чуть запоздавшим гостям и замерла, на миг позабыв о том, что нужно дышать. Грянула музыка, перекрывая чистый голос отца, возвестившего о Беллетайне.
Пора открывать бал.
Сердце ухнуло вниз, но тут же забилось вновь, быстро-быстро. Иришь глубоко вдохнула, словно перед прыжком в омут - и шагнула вниз.
...Эрелайн - как всегда безупречный, безукоризненный и безразличный - шел ей навстречу. Их разделяло всего ничего: каких-то десять шагов.
Десять шагов, которые отделяют ее от падения.
Она, не поднимая на него глаз, присела в глубоком реверансе. Он склонился в поклоне. Изящество и безупречность, весна и зима.
Эрелайн подал ей руку - такую же холодную, как его взгляд. Мгновение поколебавшись, она вложила в его ладонь свою, чувствую, как ее обнимает уже не кружево митенок, а кружево инея...
Вторая рука лорда легла на ее талию. Не грубо, не нежно - сдержанно и безразлично. И от его удивительно-тонких, но сильных пальцев, расползается жестокий и злой холод.
...Оркестр - невидимый, укрытый на бельэтаже - взял первую волнующую ноту, разбив наваждение. Иришь глубо вдохнула, делая вид, что не замечает предательской дрожи. Закрыла глаза, отгораживаясь, укрываясь от тяжелого взгляда Эрелайна сотнями обнаженных лезвий-ресниц, - и вместо бальной залы Круга фей перед ней восстал из эфирных струн и мелодий ее любимый класс танцев.