Увези меня на лимузине!
Шрифт:
От любви до ненависти один шаг. Эта банальная на первый взгляд фраза оказалась правдой. Гнус не мог позволить циничной бездушной твари выбросить его из дела безнаказанно, его товарищи по бизнесу не поймут.
И он решился на эту исповедь. Пусть деньги Алексея Майорова достанутся его настоящему ребенку и женщине, которая знает, что такое верность и преданность. А госпоже Лощининой придется ответить за все. И вместо апартаментов в элитном доме отправиться в вонючую камеру следственного изолятора.
Ребенка же Гнус у мерзавки просто выкрал, вот она, его доченька. Копия папочки, правда? Она сейчас немного приболела, у нее
Теперь его дочь зовут Дарья Андреевна Голубовская. Они сразу после записи этого признания покидают Россию. И плевать Гнусу на деньги Майорова, у него своих хватает. Его дочь ни в чем не будет нуждаться.
А лживая предательница Анна Лощинина пусть сгниет в лагере.
К концу этой лебединой песни давление ярости зашкаливало, я с трудом удерживала себя от акта вандализма, телевизор ведь ни в чем не виноват.
Кто-то из присутствующих щелкнул пультом, экран погас.
– М-да, – Сергей Львович озадаченно покрутил головой, – вот это фантазия! Это же надо – такого наворотить!
– Если вы не раздавите эту тварь, я постараюсь сделать это сама. Сдохну, а сделаю! – я поднялась с ковра и подошла к окну.
– Ты не кипятись, Аннушка, главное – твоя дочь жива, а остальное мы уладим!
– Да, но…
И в этот момент зазвонили одновременно два мобильных телефона: мой и генерала. Я свою сим-карту заблокировала сразу же после возвращения и купила новую, но на тот же номер. Менять его – глупо, всех друзей и знакомых потом замучаешься оповещать.
Вот кто-то из знакомых, посмотревших программу, видимо, и звонит.
– Да, слушаю вас, – почти синхронно проговорили мы с Сергеем Львовичем, я с трудом улыбнулась и вышла из переполненной сочувствующими комнаты.
– Это хорошо, что слушаешь, – до чего же все-таки мерзкий голос у господина Голубовского! – Главное, сосредоточься хорошенько.
– Я сосредоточусь, когда из тебя Фаринелли делать буду, – от злости перехватило горло, получилось змеиное шипение.
– Ой, тетечка, не надо, я боюсь! – захихикал Гнус. И совершенно другим, деловитым тоном продолжил: – А теперь слушай меня внимательно, тварь, и не вздумай перебивать…
– Да пошел ты! – я плотно прикрыла за собой дверь кухни. – Это ты меня послушай, уродец! Если с моей дочерью…
– С ней обязательно что-то случится, если ты немедленно не заткнешься! – рявкнул Гнус. – Еще одно твое слово, и я прекращу разговор. А твою дочь очень выгодно продам, она на удивление здоровая и крепкая девочка. Ветрянку я придумал, чтобы испачкать ее зеленкой, слишком уж паршивка похожа на папашку. Я вначале хотел продать твою доченьку в американскую семью на удочерение, но по частям гораздо выгоднее. Органы у нее без единой патологии – мечта, а не органы!
Что он говорит такое?!! Ярость, бушевавшая внутри секунду назад, превратилась в мертвый штиль. Совсем мертвый…
А Гнус продолжал:
– Так вот, если хочешь, чтобы твоя дочь жила и дальше в неразобранном виде, ты должна компенсировать мне упущенную, так сказать, выгоду. И сделать все возможное и невозможное, чтобы Ирка получила деньги Майорова. Для этого тебе всего лишь надо полностью подтвердить мои слова. Сегодня уже поздно, но завтра, думаю, тебя пригласят на беседу к следователю, ведущему дело о гибели твоего бывшего.
Лишь беспрекословное выполнение всех моих условий сохранит жизнь и здоровье твоему ребенку. А чтобы ты не сомневалась в моей честности и была послушной, я буду присылать тебе видеоотчеты о житье-бытье твоей дочери. Ты все поняла?
– Да, – прошелестела я.
– Тогда вперед, в светлое будущее! – напутствовал Гнус и отключился.
Глава 47
Обнаружилось, что я сижу на полу, между холодильником и столом. В руке монотонно пищал телефон. Странно, что я в состоянии удерживать его, ведь вместо привычных конечностей у меня – студенистые отростки, словно у медузы. Как я теперь крючком вязать-то буду?
Сознание пугливо сосредоточилось вокруг этого потрясающего глубиной вопроса, боясь отступить от него хотя бы на пару миллиметров. Потому что все остальное пространство было заполнено бездонной трясиной боли и обреченности.
Кто-то говорит со мной? Что-то спрашивает? Зачем, не надо, не трогайте меня, пожалуйста!
Не слушают. Подняли с пола, усадили на кухонный диванчик, трясут за плечи. Испуганные лица друзей, строгое и сосредоточенное – Сергея Львовича. Судя по движению губ, генерал повторяет один и тот же вопрос. Но разобрать, какой именно, не могу, в ушах утробно чавкает трясина. Чавкает голосом Гнуса.
Заставили выпить половину стакана какой-то янтарной жидкости. Выпила, словно воду, лишь потом дошло, что это был коньяк.
Через несколько минут теплая волна прошла по телу, распутывая сцементированные в узел нервы, прокладывая в трясине дорогу для сознания, возвращая способность слышать и соображать.
– Кто звонил? – ага, так вот что пытался узнать все это время Сергей Львович. – Аннушка, девочка наша родная, ты можешь, наконец, сказать, кто тебе звонил?
– Не могу, – прокрякала я. А что вы хотите от обитательницы болота, соловьиных трелей?
– Это еще почему? – возмутился маячивший в дверях Виктор. – Или мы мешаем? Так скажи – мы выйдем.
– Не надо никуда уходить, вы абсолютно не мешаете, – я попыталась умиротворенно улыбнуться, но с улыбками у меня в последнее время отношения не задались, разучилась я с ними ладить. – Я в любом случае ничего говорить не буду.
– И не надо, – Сергей Львович сел рядом со мной на диванчик, обнял за плечи и прижал к себе, – давай-ка я рискну предположить. Тебе позвонил либо сам Голубовский, либо Ирина, либо кто-то из их сообщников, и, шантажируя дочерью, велели подтвердить версию Гнуса?