Увези меня на лимузине!
Шрифт:
– А были сомнения? – я обнаружила, что моя голова уютно устроилась на ладони Сергея Львовича, стоявшего рядом на коленях.
Нет, голова, к счастью, от тела пока не эмигрировала, просто тело на ладони не поместилось. Оно валялось на обочине и пульсировало жуткой болью в плече.
Левандовский осторожно подсунул мне под голову принесенную кем-то куртку и, отвернувшись, украдкой вытер глаза. Вытащил из нагрудного кармана пузырек с валидолом, положил под язык таблетку и укоризненно покачал головой:
– Дочка, дочка, когда же ты разума-то
– Но вас же не было, я посмотрела на дорогу!
– Посмотрела она! – проворчал генерал, поднимаясь. – Думать надо, прежде чем действовать, а не наоборот.
– Но он увозил Нику!
– Ты уверена? – прищурился Левандовский.
– А разве нет? – Губы задрожали, я растерянно поискала глазами неваляшку. – Но ведь Люба сказала…
– Я все правильно сказала! – зазвенел нежный голосок, и из-за спины генерала выглянула Любаня. – Вот она, наша красавица!
К плечу девушки прислонилась бледная, одетая в дурацкий серый комбинезон и шапку с помпоном, очень болезненного вида девчушка.
Мое родное зернышко, моя жизнь, моя душа. Моя дочь.
Я, забыв о боли, подхватилась с земли и дернулась навстречу Любане. Но раздосадованная разлукой земля повела себя самым подлым образом – она покачнулась и опрокинула меня на колени. Левая рука вообразила себя поленом и вела себя соответственно: распухла и отказывалась шевелиться, отстреливаясь болью.
Но правая-то была послушной! И активно помогала хозяйке подняться, цепляясь на ближайшее дерево.
Сергей Львович бросился на помощь, и в этот момент раздался тоненький писк:
– Мама!
Вывернувшись из рук замершей от неожиданности Любани, ко мне топала, радостно улыбаясь, дочь.
– Мама! Ника маме!
– Господи, солнышко, ты вернулась! – я прижала к себе здоровой рукой худенькое тельце. – Ты совсем вернулась!
И больше меня не интересовало ничего: ни суета вокруг нас, ни лежащий физиономией вниз тот самый детина, что был за рулем, ни размазывающая по лицу разжиженную слезами косметику незнакомая девица.
Я соединилась наконец с оторванной частичкой меня, и отнять ее не смог бы никто.
А никто и не пробовал.
Нас подняли, осторожно посадили в машину, отвезли вначале в больницу, где мне наложили гипс на сломанную руку. А потом Сергей Львович забрал нас домой.
Осмотр врача, совмещение костей, наложение гипса – во время всех, кроме рентгена, процедур Ника была со мной. Врач начал было возмущаться, но Сергей Львович что-то тихо сказал ему, и тот смирился. Тем более что ребенок совсем не мешал, дочка лишь держала меня за здоровую руку, которую иногда гладила и приговаривала:
– Котя боли, мама не боли.
В американском фильме это вызвало бы умилительное «о-о-о!», наши медики лишь добродушно улыбались.
Шура
Получив персональное приглашение на празднование первого в жизни моей дочуры дня рождения, два шумных и употевших ангела-спасителя убыли по домам.
Как и мы с Никой.
Быль о том, как нас встретили дома у Левандовских, будет передаваться из поколения в поколение. Даже вид моей загипсованной руки смог снизить накал восторга лишь на полградуса.
Ника топала по квартире, не выпуская мою руку, щебетала, смеялась. Она обшарила все уголки, словно искала что-то. Или кого-то?
Но о Мае не спросила ни разу.
А утром дочка снова стала заторможенной и вялой. Правда, ходить, самостоятельно кушать и проситься на горшок она не разучилась. Но… Глазенки опустели, смех исчез, щебет – тоже.
Ничего, справимся! Теперь – справимся.
Прошло две с половиной недели. Круги по общественному мнению, вызванные падением мешка с нечистотами, предназначенного Гнусом для меня, давно исчезли. К следователю я съездила пару раз вместе с адвокатом, на этом все и закончилось.
На улице я могла появляться совершенно спокойно, поскольку узнать в седой загипсованной тетке прежнюю Анну Лощинину мог только ясновидящий. Шумиха в средствах массовой информации без подпитки затихла быстро.
Зато к списку преступлений Гнуса добавились покушение на меня и похищение моего ребенка. Чтобы окончательно прояснить ситуацию, я настояла на проведении экспертизы ДНК, в которой приняли участие Сашины дети. Разумеется, Ника их родственницей не являлась.
Рука моя срасталась хорошо, к двадцать первому декабря, дню рождения дочери, гипс обещали снять.
Празднование первого дня рождения Ники приобретало угрожающие размеры. Мало того, что Ирина Ильинична с Катериной развернули широкомасштабные действия по подготовке этого события, подключились еще и Шурочка Лапченко сотоварищи. Клуб поклонников творчества Алексея Майорова не мог остаться в стороне. Вся их любовь и преданность гигантским цунами нависли над головой дочери их кумира.
А еще мне с трудом удавалось удерживать разгневанную Шуру от проведения акций протеста в виде забрасывания просроченными продуктами, улюлюканья и оскорбительных выкриков в отношении Ирины Гайдамак. Мадам по-прежнему жила в квартире Алексея и, насколько мне было известно, активно продвигалась в сторону узаконивания своего нахождения там.
Ирина действительно была беременна, ее положение приобрело визуальное подтверждение. И это обстоятельство весьма способствовало осуществлению замыслов девчушки из Конотопа. Для проведения экспертизы ДНК материала не было, а перед смертью Алексей Майоров лично признал перед миллионами телезрителей свое отцовство.