Увидеть море
Шрифт:
С этими словами я открыл дверь класса, взял со стола папку коротышки и изо всех сил швырнул её за дверь.
– Ты что себе позволяешь? — сынок богатых родителей пунцовый от гнева подскочил ко мне и через секунду был выкинут за шиворот вслед за своей папкой.
– Ну-у-у-у, — грозно промычал здоровый, вставая и протягивая ко мне руку. Мягким движением я выкрутил его руку за спину, и слегка усилив нажим, придал взвизгнувшему от боли телу ускорение в направлении коридора.
В классе воцарилась гробовая тишина.
– Мы будем жаловаться директору, — раздался за дверью приглушенный визглявый голос коротышки.
После инцидента дисциплина на уроке установилась исключительная. Я успел разобрать с учениками два текста и дать им задание на следующий урок, как в дверь постучали, и в класс вошёл директор школы, сухонький благообразный мужчина лет пятидесяти.
– Павел Сергеевич, можно с вами поговорить, — тон директора был сух и официален. Предчуствуя неприятный разговор, я проследовал за ним в коридор. Директор завёл меня за угол, и, схватив за руку, вдруг начал её энергично трясти.
– Спасибо, вам, спасибо! Вы такой молодец, — с жаром прошептал он. — Пора уже этого Алахвердова поставить на место! Он уже всех учителей довёл! Если что, я на вашей стороне!
– Да не за что, — я был немного смущён, но рад, что репрессий не последовало.
После этого в школе я стал популярен. Девочки из 10-го «А» пару раз предупреждали о том, что старшеклассники собираются побить меня после школы, но видимо, в итоге у мстителей не хватило духа. Через пару недель я вёл уроки уже в четырёх классах, а комиссии из практикантов и руководителей практики зачастили на мои уроки, приводя меня в качестве примера другим практикантам.
У учеников я пользовался таким авторитетом, что когда после меня в шестой «Б» вернулась учительница немецкого языка, она чуть голову не сломала, пытаясь переучить своих детей (отсутствие планов урока сыграло дурную шутку, и пару правил по немецкой грамматике я, таки, преподал, так сказать, в вольном изложении, хехе).
Все усилия бедной учительницы разбивались о незыблемое «А Павел Сергеевич нас так учил!»
На фоне всеобщего восхищения я преступно расслабился. Пару раз, поддавшись соблазну отличной погоды, я отпускал старшие классы вместо урока домой, пару раз сам опаздывал на занятия, но настоящим провалом стал мой контрольный урок.
На таковой приходила комиссия из кураторов практики, во главе с главным куратором, и по результатам этого урока и отзывам от школьных учителей выставлялась общая оценка за практику.
Я был уверен, что не ударю в грязь лицом, и поэтому без долгих колебаний согласился на очередное предложение Славика пропустить пару бутылочек пивка перед сном. Чуть позже к нам присоединился Толик, заглянул Миша с гитарой, подтянулись Светкины подруги и подруги её подруг.
Лёгкая тень беспокойства мелькнула у меня в голове, когда обвешанные пакетами с водкой мы с Толиком лезли по балконам на третий этаж общаги во втором часу ночи.
– Да пару часов поспать тебе хватит, чтоб запах прошёл, — убедил меня Толик, и весёлая вечеринка продолжилась.
Заря заглянула в блок Толика вместе со Славиком, когда мы, как самые стойкие бойцы приканчивали остатки бутылки. Оказалось, что накануне я попросил Славика разбудить меня утром, чтобы точно не проспать свой контрольный урок.
Наскоро я побрился, облачился в костюм и, шатаясь, сделал несколько неуверенных шагов к двери. После этого пришло осознание, что я в стельку пьян.
– Не-е-е, — я обречённо махнул рукой и плюхнулся на стул напротив осоловелого Толика. — Не смогу! Ты, Славик, передай им, что я заболел.
– Но у тебя же контрольный урок! — в ужасе округлил глаза Славик. Его со скрипом недавно опять допустили к практике, и он был в шоке от такого пофигизма.
– Ага. Контрольны. й, — мрачно согласился я.
– Ну… За контрольный урок! — воспрянул Толик, поднимая пластиковый стакан с водкой.
Оценки за прохождение практики выставляла комиссия. Обсуждение проходило тут же в моём присутствии. Первый куратор начала своё выступление неуверенно:
– Вы знаете, за десять лет, я видела всякое… и опаздывали, и в обморок падали, но совсем не явиться на контрольный урок… такого не было, — по рядам комиссии пронёсся неодобрительный ропот. — Я, конечно, понимаю, что из школы поступили положительные отклики, но моё мнение — больше тройки мы никак не можем поставить.
На этом месте я облегчённо вздохнул. Красный диплом мне не грозил ещё со второго курса, так что я давно уже на всех экзаменах и зачётах боролся лишь за необходимый минимум. Да и проступок был действительно серьёзным.
Слово взяла следующий куратор, она была настроена уже более решительно:
– О какой тройке здесь может идти речь?! Напомню вам, коллеги. Оценка три — это «удовлетворительно»! Если кого-то удовлетворило отсутствие практиканта на контрольном уроке, то я не знаю…. По-моему, это совершенно заслуженная двойка!
После её выступления члены комиссии загудели. Кто-то говорил «да что тут думать, двойка, и дело с концом!», кто-то робко заявлял, что «всё же в целом впечатление о проведённых уроках хорошее, и можно натянуть на троечку». Гул прорезал истеричный вопль самой старой участницы комиссии «Да, это — «кол»! А в наше время ещё и на партком бы вызвали!»
Постепенно обсуждение улеглось, и слово взяла Полина Викторовна Финн, руководитель комиссии. Она выдержала долгую паузу и обвела всех взглядом. Речь её была короткой.
– Во время практики мы посетили уроки всех практикантов. И я могу сказать, что среди них я увидела только одного настоящего Учителя! Павел поступил безответственно, не появившись на контрольном уроке, но между его уроками и уроками тех, кому мы ставим за практику пятёрки — пропасть! Он построил настоящий диалог с учениками, уроки у него динамичные интересные, идеальная дисциплина, индивидуальный подход к разным ученикам. Учителя школы все уши прожужжали мне про него, а директор, вообще, просил передать, что если Павел захочет пойти работать в его школу после института, он создаст ему все условия, — на этих словах она строго посмотрела на меня. — Я считаю, что поставить ему что-нибудь кроме пятёрки мы просто не в праве.