Уйти от погони, или Повелитель снов
Шрифт:
А еще говорили, что каретника, который предоставил свой кров самозванке, вызывал в Пале-Ройяль сам кардинал де Ришелье. Он будто бы посочувствовал несчастью каретника и велел выдать старику из казны денег на постройку дома на том же самом месте, где случился пожар. И денег оказалось лишних столько, что жена каретника заказала у портнихи бархатное платье, усыпанное жемчугом, а мужу – шляпу с настоящим страусиновым пером, какие носят лишь самые знатные аристократы в Лувре.
Наконец, все вспоминали госпожу де Шеврез, которую, оказывается, навещала самозванка накануне пожара. Злостная интриганка получила письмо от кардинала с сообщением, что та получает последнее предупреждение от короля: если бывшая герцогиня не перестанет общаться с врагами французского королевства, ее сошлют куда-нибудь в Гасконь,
Словом, парижане, как всегда, чесали языки о том, чего не знали, имели мнение о том, что их не касалось, понимали все случившееся наоборот. Таково уж свойство человеческой натуры: никто из людей никогда не знал и не понимал, как, что и зачем происходит вокруг них на самом деле. Люди пользуются не фактами, а выдумкой для своих суждений. Так было во все века. Ибо люди верят не тому, что видят, с чем сталкиваются ежечасно, а верят легендам, придуманным одним-десятью умело молотящими языком людьми. И очень быстро все забывают.
Вот вспомнили, к примеру, меня через тридцать лет… К случаю пришлось вспомнить… А не было б пожара – и было бы им не до Софии Аламанти. А пройдет еще лет тридцать, шестьдесят, кто вспомнит обо мне? Ведь не помнят же сейчас даже в Италии о великом Чезаре Аламанти, который три сотни лет тому назад открыл тайну знаменитых иерихонских труб, которые разрушили своим гулом стены Иерусалима. Великое изобретение свое он использовал на спасение Венеции от нападения на сей великий город флота арабов, возымевших желание уничтожить христианство. Благодарная Европа всем миром, в складчину пообещала поставить памятник Чезаре из чистого золота. И где тот памятник? Кто помнит спасителя христианского мира сегодня? И стоит ли этот мир того, чтобы потомки Чезаре дарили какому-нибудь из этих царей-королей его изобретение?
Мир быстро изменяется внешне, а внутри, в сути своей, остается неизменным. Люди врут – и верят лжи своей. А если научить их лгать то, что нужно тебе, – то ты и есть истинный властитель мира.
Поэтому надо сообщить парижанам такую ложь обо мне, чтобы у них и в мыслях не могло возникнуть, что юная баронесса Анжелика Сен-Си – моя дочь…
Глава пятнадцатая
София узнает о заговоре против себя
Скарамуша мне доставили с корабля, на который этот плут успел уже взойти, а капитан ждал ветра, чтобы сняться с якоря.
– Ты отвечаешь на семь моих вопросов честно и добросовестно, – сказала я горбуну, когда нас оставили наедине в одной из комнат постоялого двора, – а я оставляю тебе жизнь. И, в зависимости от того, насколько ценны твои сведения, награжу. Если станешь лгать… – развела руками, ибо лишних объяснений не требовалось. Горбун видел то, что осталось от его слуг: обгорелое тело с моего разрешения толпа содрала с виселицы и растерзала вместе с заколотым мною вторым насильником, а после, когда народ успокоился, части тел собрали в одну кучу, дабы каждый желающий мог помочиться или плюнуть на смердящее стерво.
Лицо горбуна покрылось холодным потом. Он сглотнул слюну и согласно кивнул. От волнения у Скарамуша едва голос не пропал.
– Вопрос первый, – сказала я. – Почему, схватив нас, вы доставили меня именно в Андорру, а не в какое иное место?
– Это не я! – залепетал горбун. – Я не хотел. Я говорил, что…
– Ответ не по существу, – строго произнесла я. – За это после окончания допроса тебе отрежут два пальца на левой руке – по твоему выбору.
Глаза Скарамуша едва не вылезли из орбит.
– Продолжай, – милостиво разрешила я.
Господин мой Иегуда узнал, что именно на территории Андорры хранятся сокровища Аламанти, – начал он отвечать искренне и по существу, ибо понял, что первыми этими своими словами он предал своего хозяина и обратного пути у него нет. – Господин мой решил, что, попав сюда, мы быстрее обнаружим ваше богатство, синьора графиня, вытащим его на свет, погрузим на корабли и перепрячем в другом месте, более надежном. Ибо вольные люди, какими по повелению ваших предков стали андоррцы, имеют свойство не хранить чужие богатства, а растаскивать их. «Республика, – сказал Иегуда, – это мысль, рожденная больным воображением древних латинян, не ведающих того, что все люди от рождения и до смерти не равны между собой, даже отцы и дети. Поганые Аламанти (извините, графиня, это он так сказал, я лишь повторяю) возродили на земле Европы этот бред язычников. Ибо решили, что на нищей каменистой земле Андорры выживут лишь свободные люди, которые смогут объединиться для этого. Но Аламанти просчитались в главном: гои не в состоянии объединяться для взаимного выживания, они объединяются только для взаимоистребления». Так сказал Иегуда – и я поверил ему. Ибо я – истинный иудей, и настоящее имя мое – Иосиф. Скарамушем меня прозвали из-за горба, похожего на тот, который носит сей герой площадных комических представлений. Вы удовлетворены моим ответом, госпожа Графиня?
Улыбка его была угодливой, смотрел на меня Скарамуш ласково, но думал при этом следующее:
«Сказал я много, но не сообщил полезного ей ничего. Господин мой Иегуда может быть доволен своим слугой. А ей придется задать мне второй вопрос».
– Еще полтора пальца, – сказала я, решив, что в сумме с первыми двумя это больше, чем половина из того, что есть у горбуна на левой руке.
И он, поняв, что в ожиданиях своих обманулся, продолжил речь уже торопливо и с напряжением в голосе:
– Мы знали, что на землях рода Аламанти в герцогстве Савойском нет сокровищ. Потому что если бы они были там, за многие столетия нашлось немало смельчаков, которые, наплевав на страх свой перед вашим колдовством или не поверив в то, что вы всесильны, попробовали бы напасть на ваши земли и отобрать сокровища силой. Для этого достаточно даже намека на то, что со кровища эти существуют. Но ни молва народная, ни оброненное за кружкой слово очевидца не послали на Аламанти охочих до чужих богатств людей. И так было в веках. Дикие германские орды, франкские племена, готы, вестготы, варвары всех мастей, идя на Рим, не трогали земель ваших предков, синьора графиня. Те редкие нападения, что все-таки случались, мы отбивали играючи, словно нехотя. И это говорило лишь о том, что враги вашего рода были не готовыми к сраженьям с вами, дума ли, что воюют таких же людей, как они сами. Люди наши, посланные ко дворам великих воителей мира и в пещеры знаменитых разбойников, так и не смогли в течение не скольких сот лет склонить хотя бы одного из них к на стоящей войне с вашими предками. Империи возникали и исчезали, а маленькое ленное государство синьоров Аламанти, которое и государством-то никаким не было, ибо не имело ни армии своей, ни чиновников, как таковых, жило своей особой, отстраненной от остального мира жизнью. Изредка уходил во внешний мир очередной наследник рода Аламанти, который совершал положенные ему подвиги, а потом возвращался домой, в свои долины, за свою речку, берег которой охраняют чудесные существа, в замок, который можно увидеть только с вершин самых высоких из окрестных гор.
– И еще мы знали, – продолжил горбун, – что деньги Аламанти разделены на две части. Одна – большая – хранится в тайном месте, другая расходуется по всякому, но чаще всего выдается в долг под малые проценты тем государям и тем купцам, что тратят их на дела, которые никак нельзя назвать ни прибыльными, ни богоугодными. К примеру, это ваш прапрадед выделил королю португальскому деньги на экспедицию заведомо пропащую, бестолковому итальянцу Христофу Коломбо. Сей капитан решил проплыть на каравелле вокруг света, но не по пути Магеллана, а в противоположную сторону, дабы найти более короткий и дешевый путь в Индию. Весь мир потешался над сумасбродной идеей Коломбо, и лишь ваш предок, синьора графиня, дал ему денег на этот удивительный поход, принесший итальянцу честь и славу первооткрывателя Нового Света. За год до принятия королем этого решения прапрадед ваш, синьора графиня, выехал из ленных земель своих без охраны и с тощим кошельком за пазухой (наши люди проверили содержимое – полтора савойских эскудо было там), проехал вдоль побережья Средиземного моря до самого Гибралтара, оттуда – вдоль побережья до Бискайского залива. А въехал в Лиссабон в богатой карете, в сопровождении множества слуг, везя в большом железном ящике казну, которую и передал королю в качестве платы за постройку каравелл и найма команды.