Уютная, родная, сводная
Шрифт:
Да, Марик, жизнь бывает жестока, - Глеб понимающе глянул на Марка.
– В этом случае, она просто жесть, какая злобная сука. - Аааагыыгыыы, - покатывался Глеб,
вспоминая изощрённый мат Марка, когда он пытался объяснить простые законы математики глазастой «родственнице», а та только хлопала глазами и тяжело вздыхала.
– В каком кабинете? - В семнадцатом, на третьем, вечером звони,
приходи, с семьёй познакомлю, с пацанами своими, - прощался Глеб. - Обязательно,
– пообещал. Вот так. Глеб - мяч - треники, а уже семья, двое детей, жена на сносях третьим, девчонку хотят. Марк быстро поднялся на третий этаж, нашёл
Яковлевну. Катерину. Она сидела за учительским столом, подперев рукой лицо, и смотрела на экран телефона, видимо, читала. Нога на ногу, один туфель снят, ногой покачивает. Красотка. - Екатерина... Яковлевна.
– Вы папа?.. - в глазах интерес. -
Нет, не папа. - Тогда?..
– Катерина-Катерина, неужели я так изменился? Если ты скажешь, что я постарел - убьёшь меня! Прямо в сердце!
– Марк?.. Марик? - Он самый, - он довольно улыбнулся. - И что ты тут делаешь? - сузила почти чёрные глаза. - Приехал в гости, - очевидный ответ. - Тут, что ты делаешь? - Да вот,
интересно стало, как ты дошла до жизни такой, Катеринка? - Какой «такой»? - Ты -
учитель математики. Математики! Не русского, литературы или биологии, а математики... Да это похоже на анекдот, я должен убедиться, что Сафрон не врёт, и что это ты.
– Это я, и не врёт, - прищурившись, - убедился? Вот и иди, куда шёл до этого.
– А что такая злая? - оглядел с ног до головы, старшеклассница, только взгляд острый, взрослый, со школьницей не перепутаешь.
– Дама ты красивая, неужели не удовлетворяют? - Не твоё дело!
– Не моё, не моё, но вдруг я помочь могу, а,
Катерина? - облизнулся и сглотнул, при одной мысли о Катерине и потенциальной помощи заломило в паху, вспышкой мелькнуло воображение и поселилось внизу живота желанием. - Подумай, Катенька, - он нагло сделал пару шагов к девушке. -
Катерина, может, тряхнём стариной? - он протянул руку, Катя отпрыгнула. -
Екатерина Яковлевна, Екатерина Яковлевна, - в класс вкатились школьники.
– А
когда можно будет самостоятельную переписать? - Сейчас, - выпалила Катя.
– Марк
Брониславович, я думаю, мы всё обсудили, - поджала губы. - Конечно, Екатерина
Яковлена. «Чёрта с два мы всё обсудили», - думал Марк, когда скользил в модельных ботинках по гололёду к своей красной Вольво.
Глава 2. Прошлое
Марк почти не помнил себя до того дня. Какие-то обрывки, фразы, смутные картины прошлого. Было ли это на самом деле, или воображение дорисовало прошлое, он бы не смог сказать. Почти сразу после нового года, когда в доме ещё стояла ёлка, и Марик получал свои заслуженные подарки, в комнату, ранним утром,
зашёл папа. Он не был похож на себя и говорил странные, непонятные вещи. Мама не вернётся? Но она уехала к бабушке Гале всего на четыре дня, они даже нарисовали кружки на календаре, только вчера Марк подставил табуретку и обвёл первый день. Красным поверх синего. В семилетнем возрасте Марк уже знал, что люди умирают, животные умирают, но ни понять, что это навсегда, ни принять такую правду не мог. Папа был одет в чёрное, молчаливый, от него пахло водкой...
Какие-то женщины сновали по дому и плакали, глядя на Марка. Потом его посадили в машину, друг папы, а жена этого друга долго обнимала его и тоже плакала, а Марик всё время ждал, когда же приедет мама... Похороны Марк не помнил... помнил холод и алые ленты на венках из еловых лап. Тогда он сильно замёрз, стоя рядом с папой, который зачем-то сидел на сырой земле и молча, не моргая, смотрел на деревянный крест, держа за руку сына. Мама умерла. Марк понимал это... и не понимал. Наверное, осознание всего случившегося пришло намного позднее, и поэтому не было острым или болезненным. Он сначала привык к тому, что мама умерла, а только потом понял, что это значит. Авиакатастрофа.
Двенадцать человек на борту, включая пилота и членов экипажа. Через год и восемь дней, в доме и жизни Марика появилась первая мачеха, её он не запомнил, как и череду последующих. Они были разные, чаще всего Марку они не нравились, хотя ни одна из них не обижала мальчика, были даже те, кто заботился о нём. Одну он запомнил особенно, она делала вкусный молочный коктейль к его возвращению из школы, и по утрам варила кашу с изюмом. Марк любил изюм... Изюм Марк помнил, а имя той женщины - нет... Почти на своё семнадцатилетие, Марк сидел за кухонным столом и пытался есть яичницу собственного приготовления. На вкус она была как хозяйственное мыло.
– Марк, познакомься, пожалуйста, это Людмила,
– в дверях материализовался отец, обнимая за талию женщину. Марк бросил оценивающий взгляд на «новенькую». Предыдущая, мастерица оральных удовольствий, ещё не успела вывезти свои вещи, а на пороге - очередная «мамочка». Эта была ничего такая, лет тридцати, скорее - старше. Худая, почему-то бросились в глаза стройные ноги, тонкие щиколотки, синие глаза, льдистые, и мелкие веснушки на приятном лице. Эдакая кукла или мифическое существо.
Немного лопоухие ушки, не уши, а именно ушки, подтверждали внеземное происхождение женщины. Марк даже усмехнулся своей мысли.
– Людмила будет жить здесь, чуть позже мы оформим отношения, ты не против? - Да без проблем, -
Марк бросил ещё один взгляд на Людмилу. Внеземное происхождение... ведётся на вдовца с бабками, думает, станет единственной... даже как-то обидно стало на
Лопоушку. - А это Катя, - отец вытолкал на середину кухни девчонку. В общем-то,
что перед ним девчонка, Марк понял только по ярким заколкам в чернявых вьющихся волосах. Несуразные джинсы и широкая футболка из худой девчонки с лёгкостью делала пацана. - Она твоя сестра, с этого дня.
– Пф, какие проблемы, па?
– сколько тут перебывало «сестрёнок», «братишек», домашних животных...
– Не обижай Катеньку, - строго сказал отец. Марк посмотрел на Катеньку, прикидывая,
что тут можно обидеть, Катя в это время отчаянно краснела и двигалась спиной к матери, потом на новую «мамочку», которая внимательно следила за Марком, а потом на отца, бросая взгляд из разряда, «за кого вы меня принимаете?» Нужна была эта Катенька сто лет семнадцатилетнему Марку. Так они прожили год,
очередной «большой и дружной семьёй». Лопоушка вызывала симпатию, она была какая-то тихая, незаметная, не маячила перед глазами Марка, не отсвечивала в неудачное время, зато всегда подогревала ужин к его приходу, даже если ужинал