Уютная, родная, сводная
Шрифт:
поведение. - Катерину? - Марк уставился на отца. Катерина была настолько прилежным ребёнком, что её можно было принимать в пионеры в первых рядах.
Всегда аккуратненькая, чистенькая, вежливая. Малюсенькие попытки дебоша рядом не стояли с тем, что творят подростки в её возрасте. Даже с тем, какие коленца выкидывал сам Марик, который считался благополучным и спокойным ребёнком, пока рос. - Да, её, представь себе. Я приехал, директор, мой старый приятель, помнишь его, наверняка, - Марк помнил, седой, с какой-то доброй улыбкой и всегда в мятом пиджаке, - думал отмазать, как обычно, но решили подругому. Училище в другом городе, подальше от дурной компании, куда она попала.
Сам понимаешь, каковы были шансы, что Людмила отпустит дочь, ей представили всё так, что это единственное училище, которое готово взять девочку посредине года... в общем-то, так оно и было. Не знаю уж, что случилось потом, скорей всего,
совет Палыча - директора школы, - помог. Катенька окончила училище. Жила в общежитии, училась, всё тихо было, я следил. Потом афёру провернул через нужных людей, считай, засунули её в институт, по направлению, зная, что она не откажется от такой возможности. - В Пед, на математику, - Марк открыто усмехнулся отцу. - Отличный выбор.
– Ну, уж прости, - отец засмеялся в ответ на «упрёк» сына.
– Где конкурс был никакой, туда и приткнули, но закончила она уже сама, - это Бронислав сказал твёрдо.
– Не красный диплом, средненько, но сама. Всё время подрабатывала где-то, даже одно лето у меня в магазине, на кассе, но чаще по своей части, тот же Палыч помогал пристроить, видимо, любит она детей... в мать.
–
А деньгами? Прости, я всё равно не понимаю, отсыпать от щедрот религия не позволяла? - Типа того, - отец нервно вздохнул. - Когда она в училище поступила, я через время к ней поехал, продуктов набрал, знал зарплату её матери... вещи коекакие, неважно. Она обрадовалась. Сильно обрадовалась, всё обнимала меня и спрашивала, не злюсь ли я, в глаза заглядывала, плакала, про тебя спрашивала. Она ласковая девчушка, игривая, смешливая, палец покажи - полдня смеётся, и ласковая. Потом, недели через полторы, снова поехал, а она глаза прячет, попросила не приезжать больше, ничего не взяла, понятно всё, - Бронислав вздохнул. - Мать настропалила. Пакет оставил на вахте, через неделю приехал ещё раз, вахтёрша сказала, что не взяла Катенька продукты, раздали их, чтобы не испортились...
Больше не стал приезжать, ей нравилось там, девочки, говорила, хорошие, не хотел,
чтобы Людмила забрала её, с неё бы сталось. Потом Катенька выросла,
благополучней стала...
– И ты решил не вмешиваться? - Да. Но уж прости, изрядный кусок наследства я всё же на Катю оформил. - Что? - Марк посмотрел на отца, как на безумца, потом заржал.
– Ты меня по ветру решил пустить? - засмеялся ещё громче.
– Ты мне собирался сообщать эту новость? - Не знаю, думал, письмо написать, покаянное, объяснить всё, - Бронислав посмотрел на дорогу, вздохнул. -
Ты бы понял.
– Прикольно. Тупо, но прикольно. - Не тупо, - отец отрезал.
– Вот наследство-то эта упрямая ослица, - оба поняли, о ком речь, - точно оспорить не сможет и плюнуть мне в лицо тоже.
– Только если на похоронах, - Марк продолжал смеяться над, казалось бы, совсем не смешной темой.
– Вот в этом я как раз не сомневаюсь в любом случае, - Бронислав усмехнулся, не зло, как следовало бы в этой ситуации. Марк глянул внимательно на отца - с любовью усмехнулся... С
любовью! Невероятно! Исаев Бронислав Евгеньевич говорит о женщине, которую убить было бы за радость и как дань здравому смыслу, с любовью и, похоже,
перспектива её присутствия на его похоронах только радует его.
Глава 12. Часть 3. Настоящее
Марк прошёл за отцом в дом, там хлопала глазами Анжела, едва не приземлившись на пятую точку от неожиданности, когда двое прошли в домашний кабинет отца, который, как весь дом, был обставлен с широтой и излишним шиком.
Не хватало только золочёных рам с портретами предков. - Котичек, котичек, что-то случилось? - Анжела семенила следом, раболепно заглядывая в глаза. Похоже,
ситуация не на шутку напугала толстушку, сырники на лице кривились от муки неизвестности, но она продолжала исправно махать воображаемым хвостом, как нагадивший щенок. - Отойди, - Бронислав отодвинул движением руки жену и шагнул в кабинет.
– Котичек, - проскулила блондинка. - Сгинь!
– это было жёстко.
Вздрогнул даже Марк, впрочем, быстро забыл о сочувствии, захлопнув дверь перед лицом Анжелы, и смотрел, как отец листает огромную записную книгу в кожаном переплёте. - Отлично, - он набрал номер, на том конце ответили почти сразу, вместо приветствия отец произнёс: - Где она? Нет, ты мне скажешь, где она и что с ней, -
почему-то Марк не сомневался, что кто бы там ни был, он скажет. Так и случилось.
Бронислав качал головой, говорил: «Записываю», и записывал. Подтверждал короткими отрывистыми: «Да. Да. Да», в конце пожелал удачи и положил трубку.
Вместо «до свидания».
– Кто это? - спросил Марк уже в машине, когда сказал навигатору конечную точку назначения, и тот построил маршрут. - С кем разговаривал? - Хороший знакомый Люды. Они не слишком близки, но основное он знает, и он мне должен.
– О, как! Кто тебе не должен, интересно? - себе под нос.
Ехали часа два, в тишине, играла какая-то музыка, Марк бы не вспомнил какая, не разговаривали. Казалось, запас откровенности исчерпан. Да и интересовал Марка только один вопрос. Сестра ему Катерина или нет. Его по-прежнему мутило от одной этой мысли, он почти смирился, почти нашёл себе оправдание, только душу и рот не покидало ощущение кучи фекалий. И до икоты пугала перспектива объяснения с Катериной. Что он скажет и как? Какими глазами будет смотреть,
какие слова подберёт... после того, как истратит весь свой нецензурный лексический запас в небо. Катя, Катерина, Катюшка... Спустя время, часы, недели или годы, Марк оставил машину на парковке у сероватых стен Областной больницы. Огромной, похожей на космический корабль и здание какого-нибудь
НИИ одновременно. У архитектора, может, было не всё хорошо с чувством стиля,
зато с чувством юмора было всё отлично. Или хорошая трава в запасе. Приёмные часы почти закончились, охрана была благодушна и пустила запоздавших посетителей.
Дух больницы пронёсся резким запахом антисептиков и вчерашнего супа.
Отозвался треском ламп в бесконечно длинном коридоре и отскакивал от протёртого линолеума и дверей палаты. Никто не остановил, не спросил, не поинтересовался.
– Подожди там, - отец кивнул головой в сторону небольшого островка рядом с постом медицинской сестры, где стоял диванчик с протёртым гобеленом и такой же старый телевизор, на котором красовался пульт. Несколько жухлых растений в больших напольных горшках дополняли унылую композицию.