Уютная, родная, сводная
Шрифт:
Он двигался всё быстрее, Катерина дышала чаще, громче, стонала, упиралась коленками или пятками, откидывалась спиной ему на грудь и начинала двигаться сама. Пот катился по груди Марка, по спине Кати, смешивался в дурманящий коктейль из страсти, похоти, секса и любви. В глазах потемнело, оргазм подходил почти болезненно, Катерина двигалась синхронно, пока он не схватил её за талию,
прижав к себе, и резкими фрикциями не отправил себя за край своего сознания и вселенной. Резкий свет в глазах сначала ослепил, а потом лишил дара речи. Что было немудрено. В дверях стояла Лопоушка, держась одной рукой за выключатель,
а другой за свой рот, который так же держал Бронислав,
Глава 12. Часть 3. Прошлое
Катя так и сидела, застыв, просто окаменев, превратившись в сталагмит. Марку не надо было видеть её лица, чтобы знать, какой ужас отображается сейчас на нём. Он медленно снял с себя Катерину и дёрнул одно из одеял, укрыв её от глаз.
– Может,
дадите одеться, или так и будете глазеть? - нервно бросил отцу, который, после слов
Марка, не нашёл ничего другого, кроме как отволочь сопротивляющуюся
Лопоушку от двери вглубь дома. Катерина мелко вздрагивала, губы посинели, она судорожно хваталась за одеяло и раскрывала рот, как рыба, выброшенная на воздух,
жмуря при этом глаза, словно от того, что она не видит окружающее, окружающие не видят её.
– Катюшка, - Марк успел надеть брюки, рубашкой пренебрёг.
– Катя,
посмотри на меня, девочка, ничего страшного не случилось, я поговорю с ними,
обещаю, поговорю, - он не мог найти правильные слова, да и были ли они?
Ситуация была аховая, пиздец, а не ситуация, апокалипсис во всей красе, но очевидно, не Катерине отвечать за весь этот беспредел, а Марку, и ему же предстоит заступиться, как-то объяснить... найти слова, которых он попросту не знал, не мог придумать на ходу, не был готов. Он двинулся в комнату Катерины,
нашёл там пижаму с зайцем на груди, принёс её, пройдя боком мимо Лопоушки и
Бронислава, который стоял посредине комнаты и разглядывал следы «вечера при свечах» - бутылку шампанского, фрукты, да что там, сама Катерина, когда они зашли, сидящая на Марке, лицом к двери, с самого «удачного» ракурса в этой ситуации - говорила красноречивей любых слов и объяснений. -Паршивец, - отец глянул на Марка, - неймётся тебе? - Это не...
– Конечно, это не то, - раздался возмущённый голос Лопоушки, которая, кажется, уже пришла в себя, и даже цвет лица стал не иссиня-бледный, а розовый, правда, какой-то болезненно розовый, но в обморок она падать точно не собиралась. - Катенька, Марк изнасиловал тебя? -
взвизгнула Людмила. - Изнасиловал? - повышала голос на пару октав на каждое
«Изнасиловал?» - Ведь это было изнасилование, - откровенно давила на поникшую
Катерину, которая прятала лицо в ладонях, так и не надев пижаму, кутаясь в одеяло.
– Люд, какое изнасилование? - Бронислав резко развернулся к жене. - У тебя глаза есть? Ты всё сама видела, не изнасилование это, совращение, может быть, но не изнасилование.
– Это изнасилование!
– заявила Лопоушка и двинулась к дверям, -
Катенька, Марик же изнасиловал тебя?! Катерина молчала, только сильнее сжималась и вздрагивала.
– Катенька, он изнасиловал тебя!
– резюмировала
Лопоушка и двинулась вглубь дома, за ней пошёл Бронислав, на ходу что-то говоря на повышенных тонах, слушая нервные и гневные крики Людмилы.
–
– Ничего страшного, ничего...
– успокаивал Марк, хотя сам был в полной растерянности.
–
Ничего страшного? - услышал за спиной голос отца.
– Ничего страшного, теперь это так называется?! Своими бы руками придушил тебя, гадёныша, что ж ты не видишь, на кого лезешь?! Что ты творишь?! - Я могу объяснить, - проговорил Марк,
ещё не очень представляя, как он будет объяснять сложившуюся ситуацию.
–
Катюша, - Бронислав обернулся к Катерине и посмотрел на девушку, тяжело вздохнув, - Катюша, оделась бы ты. Катерина даже не шелохнулась, пару раз открыла рот и закрыла его, укрывшись плотнее одеялом. - Как она оденется? -
вспылил Марк.
– Выйди, голая она там! Что непонятного?!
– Непонятно, как она оказалась там голая!
– ответил отец, продолжая выговаривать и кричать на Марка,
изрыгая такие заковыристые оскорбления, что даже слышавший немало Марк пару раз вздрогнул и покосился на бледную Катерину. - Да заткнись ты! - заорал Марк. -
Потом всё скажешь, выйди сейчас, дай девчонке одеться и уйти к себе!
– Выхожу я,
выхожу, - крикнул отец, и двинулся к двери, зовя Людмилу, которая где-то затерялась в глубинах дома. Марк только и успел, что подойти к Катерине и одеть её в пижаму, прошептать пару слов, как в комнату вошли три мента и парочка в штатском. - Вот, - проговорила зашедшая с ними Лопоушка.
– Исаев Марк
Брониславович, изнасиловал мою несовершеннолетнюю дочь Екатерину Яковлевну
Агафонову.
– Разберёмся, гражданочка, - ответил один в штатском, смотря на не на шутку ошалевшего Бронислава. - Какое изнасилование, Люда? - он не верил своим глазам и ушам.
– Какое изнасилование, в задницу?!
– Зло должно быть наказано, -
поджала губы Лопоушка. - Он изнасиловал, и он ответит. - Ты в этом так уверена? -
Бронислав встал рядом и посмотрел внимательно на Людочку.
– Настолько уверена?
– Уверена, - Лопоушка развернулась и пошла к парочке в штатском, присела на краешек дивана и стала писать заявление, поджав губы, напрочь игнорируя мужа и его слова. Военные действия можно было считать открытыми. Пятеро нависали на плачущей Катеринкой и задавали ей вопросы, на которые она не могла ответить,
только бессмысленно кивала и всхлипывала, меняя цвет лица от бордового до зелёного. Она согласилась с тем, что Исаев Марк её изнасиловал,
воспользовавшись беспомощным положением, или что-то в этом роде. Марк молча наблюдал за происходящим и не верил в него, он машинально подписал какие-то листы, под последним ему не дал оставить подпись отец, который следил глазами за Лопоушкой, иногда поглядывал на Катерину и тут же отводил глаза. Через час на
Марка надели наручники, как на рецидивиста, и повезли в отделение милиции.
Катерина, в сопровождении мамы, отправилась на осмотр в больницу, а Бронислав набрал пару номеров телефонов. Ночь Марк провёл в обезьяннике с парочкой алкашей, от одного воняло мочой - обоссался, - и блевотиной. Его знобило, он хватался за голову и гасил тошноту и панику, ужас поднимался откуда-то из желудка к вискам и опускался свинцовой тяжестью на самый низ живота и в пятки.