Ужасы
Шрифт:
Фонарик мигал, угасая.
Я оказался во тьме. Во тьме, оживленной серебристой рябью.
Я потряс фонарик, открыл его трясущимися неловкими пальцами, поменял батарейки. Загорелся слабый огонек — загорелся и почти сразу потух.
Я крикнул:
— Пан Хастрман?
Громкое эхо резануло по ушам. Затем во мраке, совсем рядом, что-то засияло зеленым, и мерзко пахнуло гнилыми водорослями. Я вскинул руку, заслоняясь от вспышки, и обнаружил, что и свет, и вонь исходят от кольца.
Я попытался — неосознанно, надо полагать, — стряхнуть его. Потом перевел взгляд на то, что обнажило зыбкое зеленоватое сияние: у самой земли, в воде, что-то скрежетало, бряцало, приближаясь ко мне! Сперва смутный силуэт на самой границе зеленого круга и
Милована!
Или, как я перевел позже, — «Возлюбленная».
Она — оно — лежала в воде, блестя чешуей, болезненно дыша, сверкая льстивыми — так мне показалось — глазами с черными вертикальными щелями зрачков. Голова приподнялась — и из лужи показались груди с темными сосками.
Невидимое пока тело существа вибрировало и извивалось под водой.
Дочь Земли и Тьмы. Уже не такая прекрасная, как во времена Тихо Браге.
Я отступил — отпрянул — и споткнулся. Врезался в ледяную воду плечом, подняв фонтан брызг и мгновенно промокнув насквозь. Перстень светился зеленым где-то под вспененной мутью. Под скрежет дыхания подбирающейся ко мне Милованы я выдернул руку из воды. И…
…взгляд мой упал на это существо, предвестие преисподней Босха…
Ее зубы, отражающие сияние кольца, были остры, как у мурены. Когти ни в чем не уступали клыкам. Я тряхнул головой, прохрипел: «Нет, нет», оттолкнулся от земли, вскочил, попятился — и задел ботинком кружащуюся в водовороте зеленую ткань — длинный плащ — плащ Хастрмана, и серебристые водоросли на поверхности, его рубаху с высоким воротом, под взирающими на меня снизу вверх блекло-голубыми глазами, которые мерцали под колышущимися спутанными завитками волос.
Я снова споткнулся и рухнул. Еще один мучительно-тоскливый крик Милованы резанул по ушам. Миг до встречи с ее когтями, ее зубами…
И единственный источник света — моего дрожащего зеленого света, — ставший вдруг странно тяжелым, нырнул на дно. Секунда — и на поверхность всплыли два пальца.
Боль была далекой. Значение имел лишь скорбный крик русалки. Он преследовал меня, бегущего, истекающего кровью, во тьме, становясь слабее, сливаясь с плеском Влтавы, с сумасшедшим топотом моих ботинок по камням и глухим стуком моих коленей, ударившихся о ступени лестницы под домом Фауста.
— Vodnik [34] прошептал смотритель здания.
Он обмотал мою руку какой-то тряпкой, затянул потуже и, когда ручеек крови иссяк, вернулся к люку, с усилием захлопнул его и заложил железным штырем.
В последующие годы я честно пытался обмануть себя.
Доусон, организовавший мне быстрое, абсолютно конфиденциальное лечение, никогда не верил в «состряпанную» мной историю, ту же самую, которую я позже рассказал Женевьеве, а еще позже — Маргарет. В пражском аэропорту я легко прошел таможню, так и не увидев своего агента госбезопасности; возможно, его и не было вовсе.
34
Водяной (чеш.).
Я уже начал сомневаться в том, чему стал свидетелем.
Это было начало процесса. Я замуровывал память, закладывая ее кирпичами здравомыслия так же надежно, как закладывались катакомбы Нова Места.
Помню, как гостил у тебя дома и как, показывая Эрлу альбом моей матери с репродукциями Фра Анджелико, Питера Брейгеля Старшего и Босха, ощущал смутную тревогу, приписывая ее детским кошмарам.
В 1994 году, когда сопрано Габриэла Березкова утонула во Влтаве в возрасте тридцати шести лет, я сумел оттолкнуть беспокойные мысли. В 1996-м, когда на Эльбе, в Саксонии, погибла Маргарет, я согласился с официальной версией, — мол, экскурсионная лодка напоролась на какие-то скалы и те же скалы стали причиной ужасных ран на теле моей жены, единственной из всех
В 2002-м, во время наводнения, когда разлившаяся Влтава затопляла берега, я увидел в новостях Си-эн-эн Стрелецкий остров.
Той ночью мне приснилась окаймленная дубами тропинка, потерявшаяся под катящимися волнами, моя Русалка и ее Водяной, грациозно плывущие по течению под мостом Легии, взирая из-под раздробленной дождевыми каплями глади на человеческие лица, слепо глядящие вниз.
На следующий день я откопал свой размокший блокнот и впервые за годы беспристрастно перечитал записи. И начал восстанавливать события.
Именно я, Лев, — теперь я в этом уверен — разжег в Эрле интерес к Праге.
Истории, которые я рассказывал в тот зимний день о Русалке и Водяном, остались с ним, я знаю, как и воспоминания о картинах. И они — как это случилось и со мной — повлияли, пусть и невольно, пусть и исподволь, на его выбор. Он занялся изучением истории Средних веков.
Из газетной статьи я узнал, что в своем последнем электронном письме, посланном из кафе возле Тына, он сообщил о том, что планирует побродить по берегу и исследовать Новый город так же тщательно, как Старый.
Три недели назад, всего через пару дней после того, как Элизабет написала мне об исчезновении Эрла, я получил посылку, что любопытно — из Праги.
Возможно, ты, мучимый нетерпением, уже открыл пакет. Если нет — сделай это сейчас.
Кольцо потускнело, я помню его еще блестящим.
Лев, изучи надпись и символы сам. И попроси своих приятелей из полиции проверить красноватую патину на перстне. Она выглядит слишком свежей, чтобы быть моей кровью.
К тому времени, когда ты получишь письмо, меня уже тут не будет.
Милована ждет.
Ты должен удержать Элизабет дома: не позволяй ей отправляться на поиски брата.
Милована ждет.
Не думаю, что Женевьева поверит в мой рассказ. Возможно, не поверишь и ты.
У тебя, без сомнения, возникнут вопросы. Но меня не будет здесь, чтобы ответить на них.
С величайшим сожалением и грустью, Стивен.
Кэрол Эмшвиллер
Я живу с тобой, и ты не знаешь об этом
Кэрол Эмшвиллер родилась в Анн-Арборе, штат Мичиган. Выросла во Франции, где ее отец преподавал лингвистику. Сейчас Кэрол живет в Нью-Йорке и ведет курс писательского мастерства в Школе дополнительного обучения при Нью-Йоркском университете. Много лет она была замужем за известным художником-фантастом Эдом Эмшвиллером («Эмш»),
Кэрол начала свою писательскую карьеру в тридцать лет. Свой первый роман «Пес Кармен» («Carmen dog») она опубликовала лишь в 1988 году. За ним последовали такие работы, как «Восход Венеры» («Venus Rising»), «Ледойт» («Ledoyt»), «Холм прыгуна» («Leaping Man Hill»), номинированная на премию «Небьюла» «Лошадь» («The Mount») и роман для юношества «Мистер Бутс» («Mister Boots»). Знаменитые фантастические рассказы Эмшвиллер выходили в сборниках «Приближение к разумному» («Verging on the Pertinent»), «Начало конца этого всего и другие рассказы» («The Start of the End of It All and Other Stories») (лауреат Всемирной премии фэнтези), «Радость общего дела» («Joy in Our Cause: Short Stories»), «Репортаж для мужского клуба» («Report to the Men's Club: Stories»).
Представленный ниже рассказ, завоевавший премию «Небьюла», дал название последнему сборнику писательницы «Я живу с тобой». Начиная с середины 1960-х произведения Эмшвиллер регулярно печатаются в различных антологиях, однако обладательница Всемирной премии фэнтези (2005) за вклад в развитие жанра признается: «Впервые мой рассказ публикуется в антологии ужасов. Никогда бы не подумала, что такое случится».