Ужасы
Шрифт:
За прошедшие с тех пор пятнадцать лет Джексон ни разу не думал о старике. И даже не встречал упоминаний о нем в прессе, пока на прошлой неделе не наткнулся на некролог в "Таймс".
А теперь звонит вдова Анзаллара и просит его в качестве последнего поверенного мужа связаться с наследниками и огласить завещание. Попытки Джексона как-то втолковать ей, что на самом-то деле он никогда не являлся поверенным покойного, ни к чему не привели.
— Послушайте, муж дал мне вашу визитку, — обиженно сказала дама, и Джексон не нашелся что сказать.
Он
Неужели придется с невозмутимым видом огласить весь этот бред, который и завещанием-то не назовешь?
Хоть в начале Анзаллар и старался использовать юридический слог, но это так и осталось не более чем жалкими потугами дилетанта. Документ скорее напоминал попытку создать произведение искусства, на этот раз не изобразительного, а литературного. Возможно, он решил, что это будет очень остроумно. Джексон же позволил себе не согласиться. Документ был манерно-изысканный и пафосный и мог противостоять нападкам любого юрисконсульта так же долго, насколько долго можно безнаказанно жевать лезвие бритвы.
Джексон взглянул на настольные часы: пятнадцать часов двадцать девять минут.
С минуту на минуту за щедрыми дарами Анзаллара явятся наследники. Будем надеяться, они не оставили чувство юмора дома.
Словно в ответ на его мысли, в дверях показались бенефициарии [36] и расселись на указанные места. Их было трое, и оказались они абсолютно одинаковыми.
Конечно же, Джексон раньше встречал близнецов и знал о существовании тройняшек, но его здорово потрясло то, что за его столом один и тот же человек вдруг взял и растроился. Интересно, смутился бы он меньше, если бы это произошло — с кем, например? Со страхолюдным жиреющим и лысеющим мужиком средних лет? С престарелой мегерой в мехах? Но в его кабинете сидела потрясающе красивая молодая женщина, причем в трех экземплярах!
36
Бенефициарий (beneficiaries — лат., юрид. термин) — тот, кто получает наследство.
Они были родными дочерьми Анзаллара, по крайней мере, так сказала вдова, которая сама в завещании не значилась, а потому не пришла. Джексон проникся невольным восхищением к недавно почившему старому шельмецу, который не только обзавелся молодой цыпочкой при наличии жены, но и умудрился ее обрюхатить, и это в семьдесят-то лет, потому что девушкам — девушке, возведенной в куб? — явно не могло быть больше двадцати одного года.
К тому же они были прекрасны. Просто сногсшибательно красивы.
Три сестры с немым вопросом склонили головы набок, и Джексон поймал себя на том, что безмолвно буравит их взглядом уже на протяжении нескольких секунд.
Собрав по возможности весь свой профессионализм, он заговорил вежливым и четким тоном, на котором, к счастью, не отразилось так некстати накатившее вожделение.
— Спасибо вам всем за то, что пришли, — для начала поблагодарил он. — Позвольте выразить искренние соболезнования по поводу вашей утраты. Меня зовут Айзек Джексон.
— Шиншилла, — представилась первая дочь.
— Диаманта, — сказала вторая.
Джексон ожидал, что и третья из сестер назовет не менее экзотическое имя, но она сказала просто "Сэм".
М-да… Наверное, в "Руководстве по выбору имен для снобов и пижонов" забыли страничку с буквой "С". Ну да ладно. Джексон вежливо им улыбнулся и взял завещание.
Целая страница посвящалась одной-единственной фразе "Пункт первый", выведенной лиловыми чернилами неразборчивым почерком, по-видимому, самим покойным. Следующая страница содержала вышеупомянутый пункт, и Джексон зачел ее вслух так невозмутимо, как будто она была написана человеком, у которого с головой все в порядке.
— "Червям земли и прочим силам, содействующим распаду и тлению, оставляю я все свое имущество. И пусть оно иссушается ветрами, размывается дождями, разрушается от времени, и процесс разложения окажется достойным зрелищем для всех тех, у кого есть глаза, чтобы видеть".
Шиншилла мелодично рассмеялась.
Сэм в восторге хлопнула в ладоши.
— Ох, папочка! — воскликнула Диаманта тем тоном, который обычно употребляют по отношению к озорным, но любимым детям или эпатажным, но обожаемым друзьям.
Джексон почувствовал, что должен прояснить ситуацию.
— Допустим, ваш батюшка намеревался позволить дому и имуществу простаивать и в конце концов сгнить, — начал он. — Несмотря на то что такова его воля, вам, конечно же, необходимо оспорить завещание ввиду того, что…
Тут Шиншилла перебила его:
— Вы хотите сказать, предъявить права на его дом?
— И его вещи? — спросила Сэм. — Мне они не нужны. А вам? — обратилась она к сестрам.
— Нет, — ответила Диаманта, а Шиншилла покачала головой.
— Хорошо, — вымолвил Джексон. — Тогда продолжим.
"Пункт второй", который также изобиловал витиеватыми фразами, попусту переводящими бумагу, оглашал завещанное девушкам наследство.
— "Моей дражайшей Диаманте, — отчетливо читал Джексон, — я дарю следующее изречение. Пусть она его использует разумно. Когда поэт и философ Боб Марли говорил: "Ни о чем не волнуйся, любая мелочь уладится", неужели ты думаешь, что он лгал?"