Ужин с шампанским
Шрифт:
— Да кому хулиганить, опаздываем все, — взмолилась женщина в вязаной шапочке, сбившейся набок.
— Прекратите! — не слыша ее, настаивал шофер.
— Заклинило твою дверь!
— Так ведь и будем стоять, — упорствовал шофер.
— Эй, водитель, ты нас не серди, а то обругаем тебя хором, — выделился из общего нестройного гула мужской дискант.
— Хором — это ничего, лишь бы не хуже, — весело откликнулся ему задорный женский.
Водителя, видно, взбесило, что люди веселятся, он выскочил из кабины
— Ага, сломали дверь! — закричал он. — Доигрались. Все вылезайте, в неисправной машине никого дальше не повезу!
— Так их, правильно, сынок, — поддержал шофера небритый старичок в потертой ушанке.
— Как это — не повезу? Ишь ты! — зашумели остальные. — Ишь, раскричался!
Он взглянул на часы. Время катастрофически утекало.
— А вот и не повезу. Все вылезайте! — еще раз осмотрев дверь, закричал водитель. — Чего стоите! Глухие, что ли?
Поднялся гвалт.
— Как это? Не имеешь права!
— А вот и имею! Ты из открытой двери на ходу выпадешь, а мне потом отвечать?
— Не на прогулку едем, — опять отделился от общей массы знакомый мужской дискант. — Колеса не сломаны — и езжай.
Он вытянул шею и увидел его обладателя: здоровенного мужчину в пальто нараспашку.
— У себя на службе правила устанавливай, дурья твоя башка! — заорал шофер. — Если у телевизора лампочка какая перегорит, то ведь он все равно неисправным будет! А тут дверь не действует! Все вылезайте!
— Ух, молодец! — передернул плечами небритый старичок в потертой ушанке.
Женщина в окончательно сползшей вязаной шапочке пробралась к задней площадке и напала на безмятежно уперевшего руки в бока шофера.
— Часами на остановке стоишь, ждешь — не ходят троллейбусы. А тут сели — и нате пожалуйста, сходи.
— Сходи-сходи, — ухватился за последнее слово шофер.
— Чем вопить, взял бы да починил.
— Нечего из парка выезжать, если неисправный, — поддержал женщину мужчина в распахнутом пальто.
— Езжай, не выпадем! — пообещало сразу несколько голосов.
— Не выпадете, так простудитесь, — огрызнулся водитель. В голосе у него, однако, прозвучало сомнение. Зевнул, тряханул дверь, она захлопнулась.
— Сразу видать, рабочий человек, все у него ладится, — восхитился старичок.
Поехали, но дверь сомкнулась неплотно, в проем задувал ветер, заносил снежинки.
Он и вправду покашливал, когда входил в поликлинику. Как бы не послали на флюорографию. С них станется! Сдерживая дыхание, постучал в дверь лаборатории.
— А вы опоздали, — ответила девчонка-соплюха в белом халате. — Мы до десяти кровь из пальца берем.
— Сейчас десять минут одиннадцатого.
— Вот я и говорю — опоздали. Все отправлено уже. Завтра приходите.
— Я завтра в утреннюю смену, — сделал попытку ее умилостивить он.
— Тогда послезавтра.
Он вышел на улицу. Постоял возле сугроба, ковыряя кофейного цвета снег носком ботинка и вспоминая, какие еще дела сгруппировал на утро. Ах да, перед отъездом надо бросить поздравления родным и знакомым. Направился к газетному киоску. За стеклом висела табличка: «Киоскер болен». В двух других киоскеры наличествовали, но не было поздравительных открыток.
— Хватились! Они за месяц до Нового года кончаются.
Уже не надеясь, свернул к магазину канцтоваров, который зачем-то переименовали в «Оргтехнику». Здесь открытки на витрине лежали веером.
— Только они все надорванные, — предупредила продавщица.
— Тогда давайте набор с конвертами, — вздохнул он.
Эти были и подороже, и не такие красивые. Но что делать? Она отсчитала десяток, как он просил, и завернула стопку в грубую серую бумагу.
В булочной купил хлеба. Взгляд прилип к застекленному прилавку с тортами. Вечером обещала зайти Татьяна. Надо наконец сказать ей, что он уезжает. Хоть так, тортом подсластить. Она-то рассчитывает встретить Новый год с ним.
— Свежие?
— Свежие, — ответила продавщица. — Только тесьма у нас кончилась, коробки перевязывать нечем.
Он все же купил. Сперва нес коробку на ладони, как птицу, которую собираются выпустить, потом осторожно, боясь смять, прижимал к талии, потом ставил на снег и давал затекшей от напряжения руке отдохнуть.
В подъезде поставил торт на ступени, отомкнул металлическую дверцу секции. Газет не было.
Дома попил чаю, торт начинать не стал. Сел за стол и написал первую открытку.
«Поздравляю Вас. Надеюсь, что в следующем году нас ожидает другая, не такая жизнь».
Хотел вложить открытку в конверт. Все конверты были без клапанов. Будто мыши неровно, клочьями обгрызли.
Он рванулся одеваться. Открытки с конвертами снова замотал в грубую серую бумагу. Но глянул в окно и расстегнул куртку: народу на остановке толпилась тьма.
За стеной затарахтел кран, это вернулся после утренней смены сосед.
Он сел и откинулся на стуле. Подумал: «Чем эти троллейбусы, куплю себе мотоцикл. Денег, если не ездить в горы, как раз хватит. И Татьяне не надо ничего говорить. Ей приятно будет, если я останусь».
Как писать очерки на морально-этические темы
Я смотрю в заплаканное лицо женщины, слушаю ее сбивчивый рассказ.
— Все было так неожиданно. Сидели вот здесь, за этим столом, беседовали, выпивали. Мой муж вообще-то мало пьет. Но такой случай — нужно было. Честно говоря, близких отношений у нас с Ромашкиным никогда не было. Просто он решил продать свой диван недорого. Вот мы и пригласили его поговорить. А потом они вышли на улицу, и вдруг Ромашкин ударил мужа.