Узник ночи

Уорд Дж. Р.

Она быстро решила эту проблему.

Стянув до конца лифчик, она потянулась к пуговицам его рубашки. Ее пальцы кое-как пробирались вдоль ряда пуговиц, наконец, она разделила две половины, добравшись до гладкой кожи, ощущая твердые мышцы и вулканическое тепло под ней.

Брюки должны были быть следующими. Но она остановилась, наслаждаясь моментом предвкушения. Он очень отличался от нее, бугры мышц и тяжелые кости заставили ее почувствовать себя женственной, особенно когда ее обнаженные соски прижались к его торсу.

Независимая ее часть, свирепая и сильная, та, которая вошла в замок Чэйлена без оружия, неся голову мертвеца,

терзалась мыслью, что где-то внутри нее жила слабая женщина, которая хотела, чтобы мужчина преследовал ее, ловил и удерживал, пока он входит в нее и жестко кусает в шею, чтобы он отмечал ее, как свою, чтобы доминировал над ней, к ее же удовольствию, и оставлял свой запах по всему ее телу. И внутри нее.

Да, современная сторона ее натуры могла бы обойтись и без этого. Но в том, что происходило между ними сейчас, не было ничего современного, это было древним, как мир, как сама раса. Это была основа самого существования, дверь в бессмертие через создание следующего поколения.

Раздвинув бедра, она еще сильнее потянула его на себя, и Дюран с готовностью передвинулся, его тело скользнуло между ее ног, выпуклость его твердого члена прижалась к центру ее естества через брюки. Когда он начал набегать и отступать, его руки, широкие, теплые и мозолистые, скользнули к ее груди, изучая ее контуры, лаская. Глубоко целуясь, они двигались вместе, сбивая ритм - генеральная репетиция обнаженного проникновения, которое должно было скоро начаться.

Когда она просунула руки между ними, он приподнял бедра, чтобы дать ей возможность расстегнуть ширинку. Затем последовала раздражающая возня, трепыхание, попытки целоваться, пока они пинаясь стаскивали с себя все, что было к югу от талии.

На нем не было нижнего белья. Неважно, что было на ней.

А потом они оказались совершенно голыми.

Дюран был великолепен кожа к коже. И было так много мест для ее рук и губ...

Но это чуть позже. Сначала соединение. Исследование потом.

Глава 17

ДЮРАН НИКОГДА НЕ ДУМАЛ, что может быть что-то более интуитивное, более всепоглощающее... более важное… чем месть. Все остальное, весь его опыт, относилось к категории легко отбрасываемых отвлечений: зрелища, запахи, мысли или чувства, как мелкая монета, вывалившаяся из кармана, ничего достаточно ценного, чтобы заставить его остановиться и вернуть то, что он потерял или проигнорировал.

Это, однако... это поглотило его даже больше, чем месть.

Пробуя Амари на вкус, чувствуя ее кожа к коже, слыша, как ее дыхание прерывается, а затем взрывается на выдохе, все это было, впервые с тех пор, как он осознал жестокость отца и страдания мамэн, погружением в чувства и ощущения настолько полным, что другая потребность перехватила штурвал его целей и намерений и теперь прокладывала курс, с которым он не собирался спорить.

Черт, все, чего он хотел, это нажать на газ.

И этот момент настал.

Когда Амари приподняла бедра и он почувствовал первое прикосновение своей эрекции к ее горячей сердцевине, он понял, что пути назад нет.

На самом деле, пути назад не было уже в тот момент, когда он почувствовал ее по ту сторону водопада в своей камере.

Некоторые вещи неизбежны.

Некоторые прыжки осознаются, когда уже спрыгнул с края.

Некоторые песни звучат для тебя слишком волшебно.

Вот только сейчас он не знал, что делать. До этого момента все шло так

гладко, как будто они делали это миллион раз раньше, хотя для него это было впервые и, очевидно, было чем-то новым и для нее. Но теперь он, фигурально выражаясь, топтался на месте, головка его члена раздувалась все сильнее от каждого неверного почти-там движения, полу-толчки бедер были своего рода слепой навигацией, которая приведет его туда, куда нужно только чудом.

Каламбур, ага.

Амари решила эту, становящуюся все более и более насущной, проблему, протянув руку между ними, точно так же, как она сделала это, когда расстегивала их брюки. Он задохнулся, когда ее рука коснулась его, электрический разряд был настолько силен, что он увидел звезды и с ужасом подумал, что кончил. Но нет. Когда шок прошел, он все еще был тверд и не оставил на ней никакого следа…

Его тело знало, что делать.

Как только она установила связь, что-то овладело им, его бедра двинулись вперед и погрузили его глубоко в ее объятия. Он смутно ощутил, как что-то скользнуло по его плечам, ее ногти впились в него, когда она откинула голову назад и со стоном выгнулась ему навстречу. Взяв ее затылок в ладонь, чтобы придержать ее голову, он решил не торопиться - и сделал ровно наоборот.

Оказавшись в колыбели ее бедер, он вошел в нее, его верхняя губа приподнялась, обнажая клыки, но он не укусил ее по двум причинам: он не спросил разрешения, и она сама не предложила, но также потому, что для этого он должен был замедлиться, может быть даже остановиться.

А это было невозможно.

С каждым проникновением и каждым отступлением он набирал темп, и она была рядом с ним, подстраиваясь под его ритм, отражая его жадность к большему, быстрее, сильнее, жестче. Вдалеке, приближаясь к нему со скоростью света, была конечная точка удовольствия, и где-то в глубине сознания он вспомнил, как выбежал из темницы Чэйлена к ее машине, оптическая иллюзия заставила его поверить, что машина мчится к нему, а не наоборот…

Вторжение той реальности грозило пригвоздить его к земле, как кол, пронзающий грудь, и он сбился с шага в танце с Амари, его мозг отключился, ритм сбился.

Хотя, он зря беспокоился… Все, что ему нужно было сделать - это посмотреть в ее глаза, в ее прекрасные, сияющие глаза, чтобы снова вернуться в настоящее мгновение.

Как только их взгляды встретились, она кончила, и это было настолько невероятно, что в этот раз он замедлился, смакуя это ощущение, а не потому, что потерял связь с настоящим мгновеньем. Когда удовольствие пришло к ней, ее лицо исказилось, а тело напряглось, и она восхитительно сжималась вокруг его эрекции, снова и снова…

– Дюран... О, Боже, Дюран.

Никто никогда не произносил его имени так. И он был очарован тем, как она ахнула и схватила его, ее дыхание, казалось, замерло в ее легких. Она была на небесах, и он знал, что это он отправил ее туда, и это было, даже больше того, что чувствовало его тело, это было самой лучшей частью этого удивительного опыта.

Он не собирался останавливаться.

Когда он крутанул бедрами и шевельнулся у нее внутри, она снова произнесла его имя и положила руки ему на плечи, ее обнаженные клыки заставили его улыбнуться, потому что он хотел, чтобы она взяла его вену. Он хотел, чтобы она использовала его для собственного удовольствия всю оставшуюся жизнь, забирая все, что он мог дать, все, что он хотел дать.