Узник ночи
Шрифт:
Он нахмурился и внимательно посмотрел на Амари: - Знаешь… Я никогда не думал, что расскажу кому-нибудь все это.
– Потому что это личное?
Дюран отвел взгляд: - Вроде того.
На самом деле, он всегда полагал, что единственная, кому он когда-либо откроется, будет его мамэн, когда они воссоединятся в Забвении. После убийства своего отца, он собирался умереть и нашел способ сделать это, не совершая самоубийство.
Это была его последняя игра, лазейка, которую он придумал, потому что ведь известно, что если-ты-убьешь-себя-не-сможешь-войти-в-Забвение.
С
Но теперь… глядя в глаза этой женщины, он почувствовал, что что-то изменилось.
Из-за Амари ему захотелось остаться.
Хотя это было безумием.
Глава 14
«МЫЛО И ВОДА ПРОСТО НАХОДКА», - решила Амари. Без них она превратила бы лицо Дюрана в хэллоуинскую маску.
– Ладно, думаю, мы закончили.
Она отстранилась - и не могла отвести взгляда от того, что открыла. Во время бритья она так старалась не порезать его, что не рассматривала его лицо. Теперь, когда заросли исчезли, ей казалось, что она видит его впервые.
У него были впалые щеки и слишком острый подбородок. Глаза, которые были расчетливыми и агрессивными, теперь казались настороженными.
Губы оказались даже лучше, чем она себе представляла.
– Что, все так плохо, - пробормотал он, отставляя в сторону миску с мыльной водой и тряпку.
Амари хотелось сказать ему, что, напротив, он привлекателен. Очень привлекателен. Красив, одним словом. Но некоторые вещи лучше оставить невысказанным.
Лучше бы они вообще оставались неосознанными.
– А мою голову ты тоже побреешь?
– спросил он.
– Боже… только не волосы.
– Знаешь, у меня нет вшей.
При этих словах он потянулся и почесал руку. Наверное, укус насекомого. Как и у нее. По крайней мере, она знала, что это не от клещей. Если бы они были людьми, то, пройдя сквозь кусты, покрылись бы носителями болезни Лайма, но вампирская кровь содержала что-то типа репеллента против именно этой разновидности кровососов, и им приходилось соблюдать профессиональную вежливость, что, к сожалению, не относилось к комарам.
– Твои волосы, они… - Она потерла свои губы без всякой причины.
– Ну, они... слишком красивые, чтобы их отрезать.
Дерьмо! Неужели она только что брякнула это вслух?
Да, судя по потрясенному выражению его лица.
Дюран был прекрасен во всем, как может быть прекрасен только выживший. Он прошел через такую жестокость. Испещренная шрамами кожа говорила ей слишком много о том, что с ним делали. И тот факт, что у него каким-то образом хватило сил, чтобы выстоять и не только не сойти с ума, а сохранить полную ясность мыслей, и не стать подлым и злым, делал его
Боже, все эти люди в спортзалах - поднимающие тяжести, беспокоящиеся о белках и позирующие перед фанатами, на самом деле, никогда не знали настоящей силы и никогда не плавали в бурном море настоящей жизни, а всего лишь топтались на бережке, по сравнению с этим мужчиной.
И все же, каким бы сильным ни было внутреннее ядро Дюрана - а она имела в виду не его пресс - он сидел перед ней, глядя на нее с застенчивостью, которая предполагала, каким бы безумием это ни казалось, что ему не все равно, что она думает о том, как он выглядит.
Что ее мнение имеет значение.
Что он хочет ей понравиться. Хочет, чтобы она находила его привлекательным. Была им хоть немного очарована, несмотря на сумасшедшие обстоятельства.
– Да, - прошептала она.
– Да... что?
– Меня влечет к тебе.
– Она прокашлялась.
– Именно это тебя сейчас и интересует, не так ли?
Он так быстро отвел глаза, что ему пришлось схватиться за край койки.
– Как ты узнала?
– Это нормально.
– Вовсе нет.
– Давай, не будем притворятся, что я ответила не на тот вопрос, который тебя волнует.
– Она понятия не имела, откуда у нее вдруг взялись стальные яйца. Возможно, потому, что ей нечего было терять.
– Я рада, на самом деле.
– Ты не выглядишь милашкой, которую заботит, как выглядит ее компаньон.
– Просто приятно знать, что я все еще что-то чувствую в таком роде.
– Когда его взгляд вернулся к ней, она пожала плечами.
– Прошла вечность. Я думала… Похоже, я думала, что секс больше не будет частью моей жизни…, что набеги, потеря родителей и прежняя жизнь отняли у меня это. Приятно знать, что это не так.
– Это неправильно.
Она отступила на шаг и откашлялась.
– Извини. Наверное, я все неправильно поняла.
– Нет, не то.
– Он покачал головой.
– Это просто осложнение, которое не поможет ни тебе, ни мне.
– Согласна. И, знаешь, я ничего от тебя не жду.
Он отодвинулся от нее, уперев ботинки в голый металлический пол. И когда он медленно и осторожно поднялся, она подумала, что ему по-прежнему больно. Но затем…
Спереди, натягивая ткань его штанов, выпирал бугор, большой такой бугор.
– Мои извинения, - сказал он грубо.
– Я ничего не могу с этим поделать, кроме как пообещать, что ничего не будет. Я сказал, что не причиню тебе вреда, и сказал серьезно.
Как будто секс с ним не мог быть ничем иным, кроме как болью для нее.
Как будто сам он был грязным.
Амари подумала о времени, которое они уже провели в этом бункере, и о часах, которые им еще предстоит провести вместе в этой ловушке из нержавеющей стали, укрывающей их от солнца.
Кого ж, интересно, он хотел? Иногда имело смысл, это знать.
– Волосы подождут, - хрипло сказал он.
– Давай попробуем немного поспать. Как я уже сказал, ты ляжешь на койке, а я на полу. Хотя разницы, в общем-то, никакой.