Узорчатая парча

Миямото Тэру

Так вот, однажды он вызвал меня в свой кабинет. В полной уверенности, что меня опять ждет разнос за какую-нибудь оплошность, я постучал в дверь. Войдя, я увидел, что президент компании не восседает в кресле, а лежит на диване и с серьезным видом складывает из бумаги самолетики. Когда я вошел, он запустил в мою сторону только что сделанный самолетик. Поманив меня, он прошептал: «Мне нужен твой совет. Но только никому ни слова! И смотри, не проболтайся Аки!» Я ломал голову, о чем пойдет речь, а он вдруг сказал: «Мне нравится одна женщина!» И, глядя в сторону, пробормотал, что «застряло дело, вот такая история». Я в изумлении спросил, что за женщина, и он назвал один ресторан японской кухни, расположенный в центре Осаки. К его услугам часто прибегала наша фирма. С Вашего позволения, название ресторана я опущу. «Это гейша или хозяйка заведения?» – спросил я, наклоняясь к нему. На что Ваш отец сердито сказал: «Ни та, ни другая! – И, выпрямившись, добавил: – Тамошней хозяйке семьдесят один год, болван!» Потом назвал имя. Это была младшая дочь хозяйки. Не так давно она, овдовев, вернулась в родной дом и теперь частенько вместо матери выходила к клиентам. Я несколько раз видел ее. Ей было слегка за тридцать. Тонкий нос с горбинкой, пухлые щечки, красивые, миндалевидные глаза. Изысканная женщина… И ей очень шло кимоно… Я поинтересовался, как понимать, что «дело застряло» – в том смысле, что между ними все еще ничего не было? Президент сделал страшное лицо и сказал, что это только вопрос времени. А потом вдруг скорбно добавил: «Мне уже шестьдесят. А ей – тридцать два. Что же делать?…» На что я возразил: «Но ведь она – вдова. И у Вас, господин президент, семь лет

назад скончалась супруга. Не понимаю, чего вам обоим стыдиться!» Президент, беспрерывно затягиваясь сигаретой, проворчал: «Прямо напасть какая-то. Все время перед глазами – она. Ни работать, ни встречаться с людьми не могу…» – и покосился на меня. Я улыбнулся: «Видно, это любовь!» «Любовь?…» – каким-то бесцветным голосом повторил Ваш отец. Я деликатно спросил, а как, собственно, все началось. Но президент не счел нужным говорить на эту тему. Я же никак не мог взять в толк, с чего, собственно, мог начаться роман Тэрутаки Хосидзимы и дочки хозяйки ресторана, овдовевшей два года назад. «Я же сказал, мне нужен именно твой совет, – повторил президент. – Ну, что думаешь, как мне быть?» Я рассмеялся: «Вы снова станете молодым!» После этого разговора прошло три недели. Меня опять позвали в кабинет президента. Президент на сей раз ждал меня, сидя за столом и подперев щеку рукой. Я стоял, а он все молчал. Тогда я спросил, по какому делу он меня вызвал – по рабочему вопросу или по тому самому. «По тому самому, – ответил президент и добавил: – И слушать – слезы, и рассказывать – слезы… Пошли мы с ней в гостиницу. Точнее, я вынужден был пойти. Я-то робел, а вот она решилась. Я полагал, что пока на что-то еще гожусь. Но обнял голую женщину, а ничего не вышло!… Чем больше я распалялся, тем хуже у меня получалось… Не знаю, способен ли ты понять, что я тогда испытал?… Просто не знал, куда от стыда деваться! Как же мне было горько!…» Мне стало смешно, но я сочувственно проговорил: «Это Вы просто перенервничали! У Вас же любовь. Такое часто случается, когда сильно любишь. В другой раз все получится». Он посмотрел на меня снизу вверх и печально сказал: «Да, я и в самом деле ужасно нервничал». Но тут же его выражение изменилось, и он прежним, «президентским» голосом грозно сказал: «Имей в виду, я рассказал это только тебе! И не вздумай проговориться Аки!» На этом разговор был закончен.

Я не знаю, как развивались дальше отношения между Вашим отцом и той женщиной. Он рассказал мне всего лишь маленький эпизод. Думаю, он хранил в своем сердце много воспоминаний и никого в это не посвящал. Чисто интуитивно мне представляется, что он не решился второй раз искушать судьбу. Когда он говорил, что действительно перенервничал, то был похож на мальчишку, с которым случился страшный конфуз. Тогда я впервые увидел не железного президента, а человека. Я всегда буду помнить о Тэрутаке Хосидзиме как о дорогом, близком мне человеке – и потрясающем предпринимателе. Я рассказал об одном событии из далекого прошлого, в которое мне строго-настрого запретили посвящать Аки…

Ясуаки Арима

10 сентября

Господин Ясуаки Арима!

Ваше длинное письмо я прочитала сегодня, сидя после обеда за столиком у окна в кафе «Моцарт». Когда, дочитав, я вернулась домой, ко мне подошел Киётака с тетрадкой, где он упражняется в начертании знаков хираганы ^[9], которую они сейчас проходят в школе. Они уже значительно продвинулись в этом деле, и Киётака обстоятельно рассказал, какие слова они писали в классе сегодня. Он предъявил мне свою специально расчерченную на квадратики тетрадку. Знаки, которые он начертал, были угловатыми, даже слегка кривыми, некоторые выходили за клеточки, но главное – они были все-таки понятны. Я похвалила Киётаку, сказав, что у него уже прекрасно получается, и стерла следы синей краски, которой он перепачкал лицо. Тогда Киётака сказал, что это не все, и перевернул еще одну страничку. Там было написано слово «будущее». «Некоторые знаки в этом слове учитель еще не проходил с вами, так почему же он велел написать это слово?» – спросила я. Сын сказал, что не знает. «Но ведь вы пока не умеете писать слово "будущее"», – не унималась я. На это Киётака сказал, что учитель вдруг молча написал на доске это слово и сказал, что мы должны его знать. Потом велел несколько раз повторить его вслух и внимательно скопировать в тетрадь. Еще он сказал, что «будущее» означает «завтра».

Я пишу это письмо и вспоминаю написанное Киётакой слово «будущее». До сих пор, обмениваясь письмами, мы писали исключительно о событиях прошлого. Сравнив наши письма, я обратила внимание на то, что я чаще, чем Вы, обращалась к прошлому. Но Вы упорней, чем я, цепляетесь за него. Вы так одержимы прошлым, что умудрились последовательно описать все события, что произошли за минувшие десять лет после того ужасного случая в гостинице «Киёнокэ». Но что есть «прошлое»? Последнее время я стала думать, что мое настоящее обусловлено моим прошлым. В принципе, ничего нового я не открыла, поскольку это неоспоримый факт. Но я никогда не задумывалась над этим, а потому для меня это все же большое открытие. Мое «прошлое» породило мое «настоящее». Если это действительно так, от чего зависит «будущее»? Оно тоже предопределено моим прошлым и ничего нельзя изменить? Нет, я думаю, что так не должно быть, не может быть подобной нелепицы. Такой глупости. Этот урок преподал мне Киётака. Когда я смотрю на него, во мне крепнет мужество. Бывают моменты, когда я слабею духом и впадаю в отчаяние, но потом я беру себя в руки и мне снова хочется бороться.

Сначала Киётака не мог даже сидеть. Целых пять лет ушло на то, чтобы он научился говорить слова «мама» и «папа». А сколько усилий и времени потребовалось для того, чтобы он научился сам застегивать и расстегивать пуговицы! Скоро ему исполнится девять, и теперь он, опираясь на свой костылик, ходит немного быстрее, чем в прошлом году. Сейчас он даже умеет произносить, хотя и довольно медленно, но все-таки внятно, кое-какие простенькие скороговорки. Он научился словами выражать свои желания. И, наконец, он выучился считать, хотя и страшно медленно, а на это мы вообще не надеялись. Пока он складывает только однозначные цифры, но я добьюсь того, чтобы когда-нибудь Киётака стал таким, как все нормальные люди. На это понадобится десять, нет, даже двадцать лет. Возможно, какие-то трудности нам не удастся преодолеть. Но я буду делать все, чтобы мой Киётака хотя бы приблизился к тем возможностям, какими обладают все нормальные люди, чтобы он мог работать. Пусть научится делать хотя бы самую простенькую работу, например упаковывать в картонные коробки готовую продукцию. Я добьюсь, чтобы он мог получать за свой труд пускай небольшие, но самостоятельно заработанные деньги. Это я родила Киётаку. Ваши письма заставили меня задуматься о многих вещах. Киётаку родила именно я. Данный непреложный факт заставил меня сделать открытие. То, что сын появился на свет с грузом такого несчастья, – это его беда, можно сказать, карма. Да, карма. Но карма не только его. Однажды меня посетило божественное откровение, и я стала думать, что это еще и моя карма – женщины, которая должна была родить такое дитя. Было время, когда сгорая от ненависти, я решила, что это Ваша вина. Как это несправедливо, безжалостно! В этом никто не виноват. Просто это моя карма – матери Киётаки. Можно, наверное, утверждать, что это карма еще одного человека – Соитиро Кацунумы, которому выпало стать отцом такого ребенка… Придя к данному заключению, я стала думать о том, что же мне делать с этой кармой, как преодолеть ее? Я должна безропотно следовать в «будущее»? Я могу делать лишь это?… Нет, мне следует жить «сегодня» – нынешним днем, смирившись с тем, что Киётака – калека, и трудиться не покладая рук, стараясь поднять его до нормального человека. Я, как мать такого ребенка, не могу впасть в апатию, бездеятельное отчаяние, не могу отказаться от надежды. Вот посмотрите, я непременно добьюсь, чтобы мой сын мог трудиться самостоятельно. Но что я все о Киётаке?… Просто проповедь какая-то получилась. Прошу Вас, не примите мое письмо за нравоучение. Просто мне показалось, что Вы чересчур привязаны к «прошлому» и не думаете о «сегодняшнем». Тут я вспоминаю слова отца. «Человек – престранное существо. Он меняется, порой меняется ежеминутно». Он

прав, все обстоит именно так. Ваша сегодняшняя жизнь непременно изменит Вас в будущем, – снова изменит, причем очень сильно. Прошлое – это всего лишь прошлое, оно ушло и ничего поделать нельзя. Но оно продолжает жить, делая нас такими, какие мы есть сегодня. Это печальный факт. Однако нельзя забывать, что между «прошлым» и «будущим» есть «настоящее» – наш нынешний день, в котором мы и живем. А мне кажется, Вы и я – мы совершенно забыли об этом… Вы простите меня, что я все время сбиваюсь на нравоучения. Пожалуйста, не сердитесь и не рвите письмо! Просто я очень волнуюсь за Вас. Меня ужасно тревожат слова, сказанные Рэйко-сан, о том, что Вы можете умереть. Да, она хорошо изучила Вас! Можете ничего не говорить мне, она прекрасно поняла Вас как человека. Пожалуйста, не думайте о смерти! Как представлю, у меня просто сердце разрывается от боли. Ну зачем Вы вообще поехали в Арасияму и остановились в том самом номере, где случилось это несчастье?! Такая сентиментальность, чувствительность пристали двадцатилетнему юноше… А Вы еще, не стесняясь, излагаете мне вашу беседу с горничной о том, какой красавицей была Юкако Сэо!…

Ну хорошо, оставим эту тему. Я полагаю, что бизнес, который придумала Рэйко-сан, должен пойти хорошо. Вы же знаете, моя интуиция редко подводит. Это же очень интересное дело, и пока еще никому такое и в голову не приходило! Да, из накопленной Рэйко-сан суммы уплыли 986 тысяч иен, что нужны Вам для бизнеса, нужны для жизни. Но я думаю, что для нее Ваша жизнь неизмеримо выше, именно потому она, не колеблясь, отдала деньги тому негодяю. Я полностью поддерживаю ее в том, что она пытается вовлечь Вас в бизнес с салонами красоты. У меня предчувствие, что Вы очень скоро сможете обрести сто пятьдесят заказчиков. Но даже если дело пойдет не так быстро, то со временем, постепенно добьетесь цели. Как Вы думаете, сколько времени потребовалось для того, чтобы Киётака научился выражать свои желания? Продвигайтесь вперед, как Киётака, шаг за шагом. Даже при самом плохом раскладе вы сможете за неделю поисков найти хотя бы один салон, что захочет иметь с вами дело. Тогда ежемесячно у вас будет прибавляться по четыре клиента, а за год – сорок восемь, так что за три года вы достигнете нужной цифры. Видите, всего за три года! Возможно, вам будет трудно с деньгами. Возможно, вас ждут другие препятствия. Но Рэйко-сан – очень сильный человек. За ее молчаливостью и покладистостью скрывается воля и стойкость женщин старой Нанива ^[10]. Да, она такая. Она сильнее и целеустремленнее Вас. И еще, еще: она безумно Вас любит! Для меня это очевидно. Нет, скорее не так: это понятно именно мне, потому что это я. Всякий раз, когда Вы по малодушию вздумаете отступиться от задуманного, Рэйко придет на помощь. Ведь она проявляет свою скрытую силу именно в такие моменты. Я молюсь о Вашем успехе. Я не верю в Бога, а потому не знаю, как надо молиться. И все-таки я молюсь. Молю Вселенную, чтобы она даровала Вам успех и будущее счастье, я заклинаю эту вечную, бескрайнюю Вселенную…

Напишите мне еще. Я буду очень ждать. Непременно напишите.

Аки Кацунума

18 сентября

P. S.

Забыла кое о чем написать. В начале письма Вы говорите о том, что я была «прелестной женой», но меня страшно избаловал отец, хотя мои капризы только добавляли мне очарования. Читая такое, я невольно покраснела. Но скажите мне, почему имея такую очаровательную жену, Вы целый год поддерживали связь на стороне? Все разговоры про мужскую натуру – это слабые оправдания, и этим Вы не сможете меня убедить. Что касается отсылок к моему новому мужу, то это я понимаю, как никто другой. Я всегда была плохой женой для Кацунумы. Ведь я, жена, не могла любить его как мужа. И еще. Тот мимолетный сон, о котором Вы написали, живет в моей душе как печальное видение. И еще одно. Я была потрясена, читая пассаж про роман моего отца. Какие же мужчины животные! Они теряют голову при виде красивых женщин в любом возрасте!… Тем не менее эта история даже развеселила меня. И я испытала чувство благодарности к Вам. Ведь я думала, что Вы ненавидите отца.

Госпожа Аки Кацунума!

Прошлое, настоящее, будущее… Ваши слова, «похожие на проповедь», исполнены невероятной духовной силы. Это слова матери, которая растит сына, родившегося инвалидом, женщины, готовой к преодолению невероятных, бесчисленных трудностей, которые встретятся на ее пути… И я подумал: мне скоро стукнет тридцать восемь, но насколько же я инфантилен как мужчина, до чего же я незрелая личность! Тут Вы совершенно правы. В самом деле, зачем меня понесло в тот самый номер в гостинице «Киёнокэ»? Именно из-за этих черт моего характера я все эти десять лет катился вниз, пока не докатился до самого дна. На что я похож? Я уподобился старым рваным ботинкам, которые за ненадобностью выбросили в сточную канаву. Но сейчас я все же работаю. Правда, работа заключается в том, что я таскаюсь пешком по Осаке. В девять часов утра я беру портфель с образцами листовки, брошюркой, а также бланками контракта, и мы вместе с Рэйко направляемся к станции. Там мы расстаемся и на электричке едем в намеченный на данный день район – каждый в свой. Осаку Рэйко взяла на себя, я же занимаюсь прилегающими мелкими городками – Хираката, Нэягава, Сакаи. Ездить на машине стало неудобно, потому что с недавнего времени почти на всех дорогах запрещена парковка. Пока ты в салоне договариваешься о контракте, тебе, того и гляди, прилепят на стекло квитанцию штрафа за нарушение правил парковки. К тому же салоны красоты, как правило, расположены в оживленных торговых кварталах, перед станциями, где все забито народом и транспортом, или же в узеньких переулках, куда не проходит машина. В итоге мы с Рэйко пришли к выводу, что салоны удобнее обходить пешком.

Я хожу по улицам, держа в руках карту. При этом я рыскаю взглядом по окрестным домам – в поисках вывески салона красоты. Обнаружив салон, сначала оцениваешь его внешний вид. Если окна грязные, и видно, что никто здесь палец о палец не ударит, чтобы завлечь клиентов, то ясно, что ничего не выйдет, даже если салон достаточно большой. Но порой даже маленький салон, где трудится в одиночку сам хозяин, пытается держать марку: у входа или на стене висят фотографии моделей модных причесок, объявления о 10-процентной скидке в выходные дни, ну и так далее. Значит, можно попытать счастья. После моего пылкого монолога о пользе листовки хозяин начинает проявлять интерес, в итоге склоняется к тому, чтобы взять листовку на пробу, скажем, на месяц, – и ставит личную печать на бланке заказа.

Но бывают дни, когда мотаешься целый день без всякого проку, хоть двадцать салонов обойдешь, а ни одного контракта. Тогда просто ног не чуешь от усталости. Однажды в каком-то захудалом салоне на окраине города толстая, похожая на поросенка хозяйка слушала-слушала меня, а потом вдруг разозлилась и обиняком, но настойчиво дала понять, что я должен называть ее «сэнсэй» ^[11]. Я не понял, почему я должен так обращаться к хозяйке какого-то крошечного салона. Но она все твердила, что к хозяевам заведений принято обращаться именно так. Она трещала без умолку, а потом как завопит, что не станет совать клиентом какой-то паршивый листок бумаги, да еще за двадцать иен – и отказалась подписать контракт. После этого случая я стал умнее: придя в салон, я первым делом осведомляюсь: «Вы – сэнсэй?» – даже если ясно с первого взгляда, что перед тобой простой работник. Не раз бывало и так, что после часа переговоров с хозяйкой салона, когда казалось, что дело уже на мази, вдруг встревал молодой ученик и заявлял: «Сэнсэй, такой бюллетень не нужен нашим клиентам! Не подписывайте контракт!» И все шло псу под хвост. А бывало, что до обеда удавалось подцепить на крючок хозяев всех трех намеченных на утро салонов. После трех недель таких «путешествий» по городу мои кожаные ботинки приказали долго жить. Подошва на пальцах стерлась до дыр, от каблуков вообще ничего не осталось. А ведь это была совершенно новая пара, которую я приобрел специально для подобных вылазок. Зато мои ноги, до этого дряблые, словно щупальца у медузы, стали мускулистыми и крепкими, как у альпиниста. За три недели Рэйко смогла подписать контракт с двенадцатью, а я – с шестнадцатью заведениями. Если приплюсовать двадцать шесть салонов, которые нам удалось обработать в прошлом месяце, то получится пятьдесят четыре. Кроме того, мы получили заявки еще от двенадцати салонов красоты. Это результат рассылки почтовой рекламы в пятьсот заведений района Кинки. Таким образом, у нас стачо шестьдесят шесть клиентов.