Узорчатая парча

Миямото Тэру

Я вскрыла Ваше письмо поздно ночью, когда муж и Киётака уснули. И тут мне вспомнилось то, о чем я писала Вам в одном из моих писем. А конкретнее, в том письме, которое я написала в ответ на Ваше послание, где Вы, не стесняясь, обстоятельно изложили подробности Вашей роковой встречи с Юкако Сэо в Майдзуру. Я пристала к Вам с настойчивой просьбой рассказать мне все до конца о Ваших отношениях с этой женщиной, потому что имела право знать об этом. В том же письме я в сердцах написала, что не успокоюсь, пока Вы не расскажете мне всю свою романтическую историю до конца. (В самом деле, прочитав Ваше письмо, я так рассердилась, что едва не порвала его!) Но что теперь говорить об этом… Когда же я внимательно перечитала Ваше третье письмо, то есть то письмо, где Вы описываете свою поразительную историю, я заметила, что там очень подробно изложены Ваши взаимоотношения с Юкако Сэо. Правда, последняя встреча с ней описана весьма скупо, однако перечитав вчера это письмо еще раз, я из подтекста все же смогла понять, что происходило между Вами и Юкако, начиная со встречи в универмаге вплоть до того ужасного происшествия, хотя Вы напрямую об этом не говорите. Но мне вполне хватило и того, что там написано. Упрек Юкако Сэо в том, что «Вы всегда уходите к себе домой», словно растопил кусок льда в моей душе. Я даже почувствовала к этой женщине нечто похожее на любовь. Хотя в данном случае это слово не вполне уместно. Она похитила у меня мужа, но я тоже женщина, и у меня возникло желание пожалеть ее, посочувствовать. Мне показалось, что теперь я смогла бы спокойно, мирно встретиться с ней. Сейчас я порой с большой тоской вспоминаю о женщине Юкако Сэо, как грущу о своих близких людях, которые уже не вернутся в наш мир… И в то же время в глубине моей души продолжают жить ревность и мстительная злоба. И еще: рассказ этой Рэйко, женщины, с которой Вы сейчас живете, о ее бабушке отчего-то запал мне в душу, причем не как сказка, а как жизненно правдивая история. Люди, лишившие жизни себя или других, уже никогда не возродятся в облике человека… Мне кажется, что эти слова заключают в себе страшную истину. Мне и самой непонятно, почему я восприняла этот рассказ как бесспорный факт. Принимая ванну, поливая на закате деревья в нашем саду, я все размышляла о том, почему слова бабушки Рэйко так глубоко врезались в

мое сердце. А потом я вдруг все поняла. Да потому, что я мать ребенка по имени Киётака! Киётака тоже родился не вполне нормальным ребенком, хотя его проблемы совершенно другого рода. В придачу к дарованной жизни он получил свое несчастье, которое могло быть даже страшнее. Почему мой ребенок должен был появиться на свет с таким горьким грузом? Почему у той бабушки было всего четыре пальца? Почему одни родятся неграми, а другие – японцами? Почему у змей нет конечностей? Отчего вороны черные, а лебеди белые? Почему одни пышут здоровьем, а другие страдают болезнями? Почему одни родятся уродами, а другие – красавцами?… Я, как женщина, родившая такого ребенка, хочу знать истинную причину существования в этом суровом мире нелепой несправедливости и неравенства. Но, видно, сколько ни бейся, ответа все одно не найдешь… Однако, читая про бабушку Рэйко, я вдруг задумалась. А что, если все ее россказни отнюдь не забавная сказка, а правда жизни?

Вспоминая о Юкако Сэо, Вы употребили слова «кармическая сущность». Потом, если я правильно поняла Вас, Вы написали о том, что между совершенным Вами Добром и Злом, что накрепко прилепились к Вашему двойнику, наблюдавшими за Вами, когда Вы умирали, и этой самой «кармической сущностью» существует некая связь. Я как-то совсем запуталась и не пойму, что к чему. Попробую хоть чуть-чуть разобраться в своей душе. Для этого я вынуждена коснуться темы, которой до сих пор избегала, – моих супружеских отношений с Соитиро Кацунумой. Кацунума не пьет спиртного, не увлекается теннисом, гольфом и вообще каким-либо спортом, не играет в азартные игры, в го и сёги. Мало того, музыка Моцарта для него – надоедливый, раздражающий шум, просто набор звуков. Думаю, струны его души могут петь лишь тогда, когда он читает свои малопонятные книги по истории. Через два года после нашей женитьбы, после рождения Киётаки, его повысили до доцента. И до этого к нам в дом заглядывали студенты, но теперь они стали ходить просто толпами, и юноши, и девушки. Почти все они посещали семинары доцента Кацунумы. Среди студентов была одна высокая, худощавая, немного холодноватая красивая девушка. Она всегда держалась нарочито неприветливо, явно кичилась своей внешностью, и у меня вызывала некоторую неприязнь. Однажды к нам, как всегда, с громкими воплями ввалилась шумная ватага студентов. Они сами залезли в холодильник, будто у себя дома, достали пиво, сок и сыр и, окружив Кацунуму, начали галдеть о чем-то. Потом наступил вечер и все вдруг засобирались домой. Столпившись у двери, студенты принялись благодарить нас с мужем за теплый прием. Тут красивая студентка взглянула на Кацунуму и слегка улыбнулась. Я украдкой вгляделась в ее лицо – и увидела, как она говорит что-то одними глазами. Я быстро перевела глаза на мужа и ахнула в душе. Кацунума тоже говорил ей что-то глазами! Я сразу же поняла, что между ними что-то есть, какая-то взаимосвязь. Мои предчувствия, как правило, сбываются, однако в тот момент они были всего лишь предчувствиями, смутными предположениями. Прошло несколько месяцев. Секретарь отца – господин Окабэ – принес нам двух крупных морских окуней, которых собственноручно выловил в Вакаяме. (Вы же знаете, он страстный рыболов.) Одного окуня мы решили съесть сами, а другого подарить хозяевам «Моцарта», с которыми мы теперь стали родственниками. Я положила рыбину в виниловый пакет и вышла из дому. Я было пошла привычной дорогой, а обычно я хожу через жилой квартал, потом на втором перекрестке сворачиваю направо и выхожу к реке. Но тут я столкнулась с огромной бродячей собакой. Она стояла на дороге, высунув язык. Я испугалась и повернула обратно, решив пойти кружным путем, по неосвещенной улице, где мало кто ходит. Сделав несколько шагов, я вдруг увидела Кацунуму с той самой студенткой. Они обнимались, укрывшись в тени ворот какого-то особняка. В полном смятении я вернулась туда, откуда пришла, дрожа от страха, прокралась мимо собаки, добралась до «Моцарта», отдала хозяевам окуня и возвратилась домой. В тот вечер Кацунума вернулся поздно. Наверное, наобнимавшись совсем рядом с нашим домом, они потом направились куда-то еще. Может, на взморье, далеко-далеко за теннисный корт. Или в дом свиданий за станцией. Впрочем, меня это совершенно не тронуло. Ничто не шевельнулось в моей душе. Кацунума пришел, как ни в чем не бывало. Я встретила его так, словно ничего не случилось. Глупейшая ситуация. Оба они казались мне невыносимо грязными. Отношения между Кацунумой и той студенткой вульгарны и недостойны. Но тут же я хладнокровно подумала, что для меня Кацунума – никто, просто ничтожество. Я ведь вышла за него не по любви. Да и сейчас, после нескольких лет брака, так и не испытываю к нему чувств, хотя бы отдаленно напоминающих любовь. Не могу. Ну и пусть, будь, как будет, сказала я себе. У меня есть Киётака. Мой любимый, любимый ребенок, который родился таким несчастным! Ради него я и живу. Эта мысль словно пронзила меня.

С тех пор прошло почти семь лет. Отношения между моим супругом и той студенткой, которая уже закончила университет, все еще продолжаются. Я прекрасно знаю об этом, но ни разу ни словом не обмолвилась. Не касаюсь этой темы. Только иногда где-то в глубине памяти мелькнет тень Кацунумы, обнимающего на темной дороге женщину, похожую на лисицу-оборотня… Но это нелюди, это грязь, принявшая форму человеческих тел, думаю я. И видения мгновенно исчезают. Иногда Кацунума делает попытки обнять меня в спальне. Но я уворачиваюсь, под любым предлогом избегая супружеских ласк. Например, говорю, что мне показалось, будто Киётака вскрикнул во сне, нужно сходить посмотреть, что с ним. Или что сегодня с Киётакой было ужасно трудно, и я устала. Но больше об этом мне писать не хочется. Вот бы все удивились, если бы знали, что с того дня, как я увидела Кацунуму с той студенткой, я ни разу не пришла к нему в постель. Ни одного раза за семь лет. Муж, видимо, догадался, что мне все известно. Разговора на эту тему не было, но я поняла, что он знает. Не сговариваясь, мы оба ведем себя так, будто ничего такого не происходит. Вот так и живем.

Вернемся, однако, к фразе «кармическая сущность». Мне кажется, я поняла ее смысл. Это непростая фраза. В ней есть некая суровая закономерность. Взять, к примеру, меня: за кого бы я ни вышла замуж, мужа непременно похитит другая женщина. Вот такая кармическая предопределенность. Я почти уверена в том, что все было бы точно так же, расстанься я с Кацунумой и выйди замуж в третий раз, за нового мужчину. Прочитав в Вашем письме о существовании некой связи между этой самой «кармической сущностью» и совершенными в жизни Добром и Злом, я подумала: возможно, я потеряла Вас, а Кацунума отдал сердце другой женщине именно потому, что такова моя карма. Но, может, это слишком эгоистично – делать подобные выводы? Наверное, прежде, чем рассуждать о карме, мне следовало бы взглянуть на себя со стороны как на женщину… Может, во мне что-то не так – как в женщине, как жене?! Не хватает чувственности? Покладистости? Может, Вам это известно? Прошу Вас, скажите без всякого стеснения!

Кажется, вернулся отец. На сей раз он пробыл в Токио очень долго. Наверное, сильно устал. Он еще несколько лет назад догадался, что у Кацунумы есть женщина. Это не я ему рассказала, просто он очень проницательный человек. Я Вам еще напишу. Да, забыла сказать вот еще что. Меня переполняли милые, дорогие моему сердцу воспоминания, когда я читала о том, что Вы наговорили Рэйко-сан в пьяном виде. Еще до нашего брака мы часто ссорились по пустякам. В таких случаях Вы всегда заявляли мне: «Не люблю, терпеть тебя не могу!» На что я, самовлюбленная девчонка, говорила себе: «Ерунда! Это всего лишь слова. На самом деле он любит, любит меня до безумия!» – и продолжала упрямиться. «Терпеть тебя не могу!» Рэйко-сан – она молодец, раз может заставить Вас произнести такие слова!

Аки Кацунума

18 августа

Госпожа Аки Кацунума!

Прежде всего отвечу на Ваш вопрос. Для меня Вы всегда были невероятно привлекательной женщиной. Вы были просто очаровательны, когда мы были любовниками, и не утратили свого обаяния и в замужестве. Понятно, что в постели Вы не были столь искушены, как профессиональные жрицы любви, но это с лихвой восполнялось Вашей прелестью и непосредственностью. Когда я переходил известные границы, Вы тоже подавляли в себе стыдливость и позволяли себе в ответ довольно дерзкие выходки. Так что как женщина Вы меня полностью устраивали. Пожалуй, будь Вы чуть более чувственной и сексуальной, мне бы, как мужу, пожалуй, пришлось бы поволноваться. Кроме того, Вы были на редкость искренни. Вспоминая Вас, могу сказать, что это отнюдь не комплимент, а истинная правда. Отец Вас страшно избаловал, и Вы бывали такой своенравной, упрямой, что мне порой хотелось влепить Вам хорошую оплеуху, но стоило погладить Вас по головке, как Вы становились буквально шелковой. Так что Ваши капризы лишь прибавляли Вам шарма. Но такой знал Вас я, а как Вы ведете себя с Вашим новым супругом, я не имею представления. Что касается мужских измен, то это инстинкт, с которым ничего нельзя поделать. Так уж мы устроены. Любая женщина, наверное, возмутится таким мужским эгоизмом, но это действительно так. Сколь бы красивой и любимой ни была жена, при всяком удобном случае любой мужчина, скорее всего, способен переспать с другой женщиной. Но это совершенно не влияет на его любовь к жене. Впрочем, так категорично, наверное, нельзя утверждать. Сейчас я немного переформулирую эту мысль. Встречаются и такие мужчины, что, увлекшись, бросают семью. Однако в целом высказанное выше суждение о мужской ветрености верно. Больше распространяться об этом не буду, чтобы у Вас не создалось впечатление, будто я пытаюсь найти себе оправдание.

А теперь расскажу, как жил в последнее время. Короче, поработав после длительного перерыва, я несколько подустал. К тому же произошла довольно неприятная история – об этом напишу потом. Двое суток я занимался подготовкой рекламной листовки и спал лишь урывками, иначе мы просто не успели бы к сроку. Название придумали для листовки такое: «Клуб красоты». На что-то пооригинальнее просто времени не хватило. Заглавие, конечно, довольно дурацкое, но ничего другого просто в голову не пришло, а без заглавия дело не двигалось. На второй полосе, в соответствии с придуманным Рэйко образцом, мы поместили информацию о том, как надо правильно мыть голову в домашних условиях, на третьей – кое-какие правила акупунктуры, которые я передрал с приобретенного справочника «Курс акупунктуры в домашних условиях», переписав своими словами. В противном случае нас могли обвинить в плагиате. А вот над четвертой страничкой пришлось здорово поломать голову. Сколько ни бились, ничего толкового придумать не могли. В итоге я решил – черт бы с ней, помещу то, что есть, – и выбрал несколько анекдотов из мировой истории, которые почерпнул в «Занимательной энциклопедии», тоже переписав их по-своему. Сюда же прекрасно вписались несколько загадок и

головоломок из сборника, который я приобрел в дополнение к прежним. Пришлось довести это дело до конца – пойти в типографию, чтобы обсудить детали заказа, в частности оригинал-макет. Рэйко где-то раздобыла на время старенькую легковушку и попросила меня повозить ее по салонам, пока будет печататься наш заказ. Водительские права у меня есть, но я уже лет пять как не садился за руль. Рэйко взяла карту Осаки, несколько пробных оттисков листовки и сказала: «Поехали!» Она сообщила мне, что на сей раз в порядке исключения уговорила хозяина типографии напечатать на пробу только двадцать тысяч экземпляров. И один экземпляр обойдется нам в 10 иен. Так что с хозяев наших восемнадцати салонов мы получим совсем гроши. Поэтому до выпуска продукции, то есть до конца месяца, надо бы еще поискать желающих заключить с нами контракт. В тот день мы колесили главным образом по району Икуно. Заприметив салон красоты, Рэйко попросила меня остановиться и зашла в заведение. Я ждал ее битый час и уже думал, что дело на мази. Но Рэйко вышла с разочарованным видом. «Не получилось», – сказала она. Из следующего салона ее попросили уже через две минуты. Так мы объехали салонов пять, но ни в одном не захотели подписываться на листовку. Жарища стояла просто чудовищная, а наша развалюха кондиционера не видела, что называется, отродясь. Пот лился с меня ручьями. Откинувшись на раскаленное водительское кресло, я прорычал, что с меня довольно. Но Рэйко даже слушать меня не стала, заявив, что сегодня она не поедет домой, пока не подпишет хотя бы один контракт. Когда мы перекусили в первой попавшейся на пути столовой, Рэйко, встав из-за стола, сразу сунула мне в руки ключи от машины и завела своё: «Поехали!» Я предложил хоть немного передохнуть, ведь после еды вредно сразу садиться за руль, но она не унималась. «Я напою Вас холодным кофе», – сказала она и потащила меня в соседнее кафе. Еще не успели принести заказанный кофе, как Рэйко опять насела: «Пейте быстрее! Пейте быстрее!» Я нарочно стал пить медленно, маленькими глотками. «Ты что, издеваешься надо мной? – жалобно пробормотала Рэйко, уставившись мне в грудь своими круглыми глазами. – Я просто из сил выбиваюсь, а ты ни капельки ни сочувствуешь…» «Это я-то не сочувствую? – взвился я. – Разве не я, поддавшись на твои уговоры, пашу, как вол? Не я ли сидел двое суток над макетом для рекламной листовки? Не я ли договаривался с хозяином типографии, все ему растолковал? Таскаю тебя по всему городу на этой дымящейся колымаге, которую ты невесть где откопала! Да она еле тащится! Жара такая, что просто свариться можно, но я не жалуюсь! Ни слова тебе не сказал…» Жалобная физиономия Рэйко вдруг расплылась в улыбке, черные глаза забегали, и она захихикала, забавно сморщив свой круглый нос. (Из-за этого носа ее никак нельзя назвать красавицей, и все же он придает ей какое-то добродушное обаяние.) «Что тут смешного?» – осведомился я. На это Рэйко сказала: «Так ради этого момента я и кормила тебя целый год!» И залилась смехом, зажав кончиками пальцев краешки рта. Я было разозлился, но потом мне и самому стало смешно. Да-а, попал, подумал я и спросил Рэйко, действительно ли она ради этого прожила со мной целый год. Рэйко резко оборвала смех и сказала: «Ты что, подумал, я это серьезно? Конечно, я пошутила! Мне хотелось пустить скопленные деньги на какое-нибудь полезное дело, но я не знала, чем бы заняться. Прошло много лет. Мне исполнилось двадцать семь, а я все была не замужем. Я стала жить с тобой и наблюдать, как ты бездельничаешь изо дня в день. И поняла: пора что-то делать! Но каким делом можно заняться на четыре миллиона двести тысяч иен, да так, чтобы оно нас кормило? Я подумала, что нужно заняться таким бизнесом, в который включился бы ты». Рэйко произнесла все это в своей привычной наивно-флегматичной манере, а потом, помедлив, спросила: «А что это у тебя за раны на шее и на груди?» Я упорно молчал. «Значит, не хочешь сказать…» – вздохнула она, потом поднялась, заплатила по счету и встала у выхода, дожидаясь меня.

Мы сели в машину и поехали дальше. Когда мы выбрались на забитое машинами шоссе, я вдруг сообразил, что находимся совсем неподалеку от места, где я когда-то жил. Дядя взял меня к себе в дом в квартале Икуно, там и прошли мои школьные годы. Он даже дал мне возможность поступить в университет. Правда, три года назад дядя скончался, и сейчас совсем уже старенькая тетя живет там вместе с сыном – банковским клерком, его женой и тремя внуками. Сын старше меня на три года. Тетя больше всех переживала, когда мы с Вами расстались. Она относилась ко мне, как к собственному ребенку. И вот мы рядом с ее домом. Я вдруг расчувствовался. Я поработал в разных компаниях, но нигде не преуспел, занимался разным бизнесом, но из этого тоже ничего хорошего не получилось. Тайком от всех тетя одолжила мне около 600 тысяч иен, а я до сих пор не вернул ей долг. Мало того, я пропал на два с лишним года. Не только не заглянул к ней, даже не позвонил ни разу. Тетя уже в возрасте, и эти деньги копила на старость. А я пропал, не вернув ей долг, просто исчез с горизонта. Я сказал Рэйко, что когда-то жил в этой округе. Я впервые рассказал ей что-то о своем прошлом. Тут я вдруг вспомнил, что одна моя одноклассница держит здесь салон красоты, который она унаследовала от родителей. И подумал – а вдруг она согласится подписаться на рекламный листок, если я ее попрошу? Но тут же я испугался, что если я появлюсь у нее, то она проболтается тете. От ее салона до тетиного дома от силы минут десять ходьбы, это один квартал. С другой стороны, мне хотелось скорее освободиться от Рэйко, которая не желала возвращаться домой без контракта. И еще мне хотелось как-то утешить, порадовать Рэйко, которая, обливаясь потом, кланяется хозяйкам салонов.

Проехав мимо родной школы, я припарковал машину перед торговой улицей, взял у Рэйко бумажный конверт с наспех сделанным образцом нашей листовки и бланком контракта, сказал, что попробую поговорить с одной приятельницей, хоть и не уверен в успехе, и направился к салону. Вообще-то женский салон красоты – это такое место, куда мужчине зайти просто неудобно. Я заглянул в окно и увидел свою одноклассницу, которая за эти годы превратилась в солидную тетку. Она стояла у входа и с озабоченным видом что-то втолковывала своим работницам. Я же все ходил взад-вперед перед довольно большим салоном, не решаясь войти внутрь. В итоге совсем отчаялся и уже собрался возвращаться к машине, как вдруг услышал за спиной: «Господин Арима!» Оглянувшись, я увидел хозяйку салона, выглядывавшую из стеклянной двери. Она узнала меня и, заметив, что я в нерешительности болтаюсь у ее дверей, вышла спросить, что случилось. Я сказал, что пришел с небольшой просьбой, но так и не осмелился зайти в салон красоты. Вообще-то последний раз я видел ее примерно через год после нашей свадьбы, на вечере встречи нашего класса. Тем не менее она сказала, что сразу меня узнала и очень рада. Пригласив меня в салон, она спросила, что у меня за просьба. Я сел на диван для клиенток, достал образец листовки. Правда, я решил немножко приврать, заявив, что занимаюсь этим бизнесом уже целых три года. Я подумал, что если честно признаться, что мы новички, то доверия к нашей листовке не будет. Хозяйка долго, внимательно разглядывала образец, потом спросила, действительно ли мы неукоснительно соблюдаем принцип «один район – один салон». Я показал ей карту. Ваш салон охватывает клиентов во-от этого района, сказал я, ткнув в карту пальцем. И добавил, что если мы заключим с ней контракт, то ни с каким другим заведением во всем этом районе дела иметь не будем. «Значит, один экземпляр будет стоить двадцать иен…» – задумчиво протянула она. Указав на висевшую у дверей табличку с расценками, я заметил, что каждый салон делает все возможное для своих клиентов, но если в ее салоне будет к тому же ежемесячный бюллетень, то ее посетители сразу увидят, что к ним здесь больше внимания, и оценят это. «Клиенты выкладывают в салоне по пять-шесть тысяч иен. А Вы можете отблагодарить их за это, даря листовку ценой всего в двадцать иен! Это же просто даром! В рамочке на обложке обязательно будет стоять название салона и имя владельца, а потому клиенты, даже не подозревая, что им подсунули стандартную продукцию, непременно просмотрят листовку. Для этого-то мы и придерживаемся неукоснительного принципа "один район – один салон". В регионе Кансай сто двадцать салонов уже в течение двух лет ежемесячно берут нашу продукцию…» В отчаянии я плел, что ни попадя, все, что в голову приходило. Она спросила, а как мы каждый месяц доставляем в салоны продукцию. Ведь если получать ее по почте, то листовка обойдется дороже, чем четыре тысячи иен. Я вдруг растерялся, не зная, что и сказать. Ведь если доставку по почте мы возьмем на себя, то прибыль наша значительно сократится, а если это дело повесить на заказчиков, то повысится стоимость листовки, и от нашей продукции просто откажутся. Этот вопрос мы с Рэйко еще не успели обсудить. И тут я вдруг брякнул, что продукцию мы развозим по заведениям на машине, в конце каждого месяца. Привозим прямо на место, отдаем листовки и сразу же получаем деньги, вот такая система. И тут хозяйка вдруг говорит: «Ну что ж, давайте подпишем контракт!» Она принялась заполнять бланк заказа. Вписала туда адрес, название, номер телефона, имя, поставила печать – и вдруг заметила: «Только мне, пожалуй, двухсот экземпляров будет мало. Мне нужно шестьсот. Но на первый раз возьму для пробы четыреста». Заполнив бланк, хозяйка спросила, вправе ли она в любой момент расторгнуть контракт, если увидит, что от листовки особого проку нет. Тут я опять завел свое: мол, это, конечно же, Ваше право, но если Вы будете работать с нами достаточно долго, со временем это дело может стать «вывеской» заведения. Именно потому сто двадцать салонов уже два года берут нашу листовку… Покончив с деловой частью беседы, хозяйка попросила свою подчиненную принести нам холодного сока и завела нескончаемую ностальгическую беседу об общих знакомых. Тот-то из класса «А» сейчас работает сыщиком в полицейском управлении, а такая-то из класса «Б» вышла замуж и родила ребенка, но на следующий год умерла от рака груди… Она все говорила и говорила. Мне не сиделось на месте, так и подмывало вскочить и броситься к Рэйко, все ей рассказать. Но встать и уйти было невежливо. Все же моя одноклассница подписала контракт на четыреста экземпляров и обещала в следующий раз взять аж шестьсот, если будут хорошие отзывы. Так что я не мог сказать «до свидания». Пришлось слушать ее битый час.

Когда я вернулся к машине, Рэйко уже явно нервничала. Я молча выложил перед ее носом заполненный бланк. «Четыреста экземпляров?» – пробормотала Рэйко и прижала бланк к груди. «Ну теперь-то ты меня отпусти!» – проворчал я, выводя нашу колымагу на государственное шоссе. Рэйко, сияя глазами, все расспрашивала, что я там говорил. Я изложил в подробностях, что говорил я, о чем спрашивала хозяйка салона – ну и так далее… «Все-таки ты – великий человек! – восхищенно сказала Рэйко. – А я всего-навсего женщина… Я так здорово соображать не могу». Чтобы слегка остудить ее, я напомнил, что пошел на это только сегодня. Мне поскорее хотелось домой, вот я и заключил контракт. Но дальше – сама. Меня это больше не касается. «Хорошо, но в конце месяца это ведь ты будешь развозить листовки?» – небрежно бросила Рэйко, как о решенном деле. Вообще-то она собиралась рассылать их по почте. Она наводила справки, и в почтовом отделении ей сказали, что доставка двухсот экземпляров обойдется ей примерно в триста иен. «В тех салонах, где я была, речь о доставке по почте шла отдельно. Но когда разговор зайдет о цене, то четыре тысячи плюс триста иен за доставку – это уже совершенно иной расклад. Вообще триста иен – пустяковая сумма, но когда ее нужно платить, воспринимается совершенно иначе. Да, лучше развозить на машине. Бензин обойдется не так уж дорого, да и на клиентов такой сервис произведет благоприятное впечатление. Здорово у тебя голова работает!» Теперь я полностью на крючке у Рэйко… Что называется, вляпался! Сам не знаю, как это вышло, – с этого дня я стал возить Рэйко по салонам красоты, чтобы рекламировать нашу продукцию.