В аду повеяло прохладой
Шрифт:
– Да, – подтвердил Клод, – попросил его я. И еще за тебя поручились все оставшиеся в живых коммунисты нашего с тобой бывшего отряда. Письмо Торезу подписали сто четырнадцать человек. Что ты можешь на это сказать?
– Говорю, – Сеймур был взволнован, – сказка! Прекрасная сказка, в которую хочется поверить.
Произведенным эффектом Клод остался доволен.
– Тогда послушай продолжение сказки. Завтра ты вылетаешь вместе с нами в Москву, а оттуда через день – в Париж. Согласие властей получено. – Клод положил на стол паспорт. – Это
Аслан был потрясен:
– Первый раз в жизни вижу человека, который уезжает за границу, – благоговейно прошептал он, листая французский паспорт Сеймура. – И ты теперь будешь там жить? Молчи, молчи. Пусть ответит товарищ иностранец. Переведи.
Клод подтвердил, что Сеймур будет жить во Франции, где у него есть друзья, домик в городе Альби и счет в банке.
– Счастливец! Чувствую, как от зависти у меня начинается диабет!
Диабетом Аслан заболеть не успел, потому что как раз в это время раздался стук и в комнату просунулась голова Газанфара:
– Нести?
– Быстро! – приказал Аслан. – Наверно, все уже остыло.
Появившийся вслед за Газанфаром официант с тележкой принялся проворно накрывать стол.
– Вижу по твоей физиономии, что в ресторане ты хорошо поел. Никуда не отлучайся, иди в сторожку и сыграй с охранником в нарды. Может быть, позже придется еще раз съездить за вином. Все понял?
Газанфар послушно кивнул.
– А Самандару что сказать? Он там. Стоит в коридоре.
Получить приглашение к столу Самандару в этот день было не суждено.
– Откуда я знаю? Скажи ему, что хочешь, я в ваши дела не вмешиваюсь, – мастерски изобразив приступ мимолетного скудоумия, пожал плечами Аслан.
Под аплодисменты участников застолья в комнату в сопровождении медсестры вошла Марион. Она выглядела здоровой и подтвердила это интересным комментарием к сегодняшнему происшествию, после того как Клод усадил ее рядом с собой. Медсестра села возле нее.
Веселье за столом достигло высшей точки, когда приехал товарищ Назимов. За стол он сел, но пить наотрез отказался. Он ел осетрину на вертеле и запивал ее минеральной водой.
– Я приехал, чтобы узнать ваше мнение, – обратился Назимов к Клоду. – Завтра с утра мы прямо отсюда поедем на нефтеперегонный завод, затем на прием в Министерство культуры, а оттуда – прямо в аэропорт.
Прежде чем ответить, Клод посмотрел на Аслана.
– Это невозможно, – сказал Аслан, выслушав перевод. – Госпоже Вернье следует подготовиться. Самолет до Москвы летит шесть часов с двумя посадками – это серьезная нагрузка на организм, и рисковать я ей не советую. Лучше всего, если в аэропорт она поедет отсюда.
– Прежде всего безопасность мадам Вернье, – от себя добавил Сеймур.
Слова Сеймура Назимов пропустил мимо ушей.
– Имей в виду, – криво усмехнувшись, сказал он Аслану, кивнув на Сеймура, – этот уедет с ними, а ты-то останешься здесь.
– Договорились, с этой минуты мы с тобой на ты. Только ты тоже имей в виду, они уедут,
– Ты что хочешь этим сказать? – с потемневшим лицом спросил Назимов. Чувствовалось, что куратор теряет самообладание.
– Хочу сказать, что и вы, и я, и наши дети и внуки будут до конца жизни жить здесь и за границу не переедут, – доброжелательно объяснил Аслан. – Потому что ни вас, товарищ Назимов, ни меня переехать во Францию никто не пригласит.
– Что-нибудь случилось? – заинтересовалась Марион, поняв, что речь идет о ней.
– Товарищ куратор спрашивает, хотите ли вы завтра утром поехать на нефтеперегонный завод и посмотреть там на самую мощную в Европе крекинг-установку, перерабатывающую сырую нефть в бензин, дизельное топливо и мазут? – через переводчика объяснил ей доктор.
– Нет, – решительно отказалась Марион, – мне не хочется ехать смотреть на нефть и бензин. Я не люблю запах бензина.
Товарищ Назимов посмотрел на бокал с вином в руке пациентки доктора Аслана и рассмеялся.
– Все сошли с ума, – ни к кому не обращаясь, сказал он. – Невозможно работать.
Разговор о здоровье Марион продолжился. Она рассказала внимательно слушающему доктору, что в первый раз в обморок упала в 1944 году в городе Альби. Она увидела, как на улице трое мужчин, один из них полицейский, садовыми ножницами насильно стригут наголо молодую женщину. Женщина билась всем телом, истошно кричала, но бесполезно, стрижка продолжалась. Марион попыталась помочь несчастной, но полицейский приказал ей не вмешиваться, и она потеряла сознание.
Аслан не мог понять, как это могло произойти, что во Франции среди бела дня какие-то люди насильно стригли женщину. Вмешался Клод. Он рассказал, что в 1944 году во Франции не осталось ни одного немецкого оккупанта. И тогда французы воспряли и начали очищать страну от предателей коллаборационистов. Сотрудничавших с немцами мужчин сажали в тюрьму, а женщин, повинных в «горизонтальном коллаборационизме», то есть оказывающих оккупантам интимные услуги, публично стригли наголо. Насильственно остригли двадцать тысяч женщин. Это продолжалось год, а затем вмешался де Голль, и все, и мужчины, и женщины, были прощены и уравнены в правах с остальными французскими гражданами.
Узнав о том, что у Марион случались обмороки и раньше, Назимов почему-то воодушевился:
– Очень хорошо. Вот видите! Выясняется, что госпожа Вернье падала в обморок и до Амбурана. Это обязательно надо отметить в отчете, – удовлетворенно сказал он и, подняв бокал, до которого прежде не дотрагивался, предложил выпить за здоровье госпожи Вернье, которая мужественно перенесла выпавшие на ее долю неприятности средней тяжести.
Вспоминали Виктора. Клод рассказал, что после отъезда Сеймура Витек получил лицензию и открыл на главной улице города кафе под непонятным для горожан названием «Анна унд Марта баден».