В аду повеяло прохладой
Шрифт:
После получасовой беседы Сеймур вышел в коридор и здесь столкнулся с одной из лаборанток, которую несколько минут назад впервые увидел в кабинете. Она привлекала внимание стройной фигурой в белом накрахмаленном халате, слегка курносым носом и свежими розовыми губами. Окинув Сеймура долгим выразительным взглядом, девушка прошла мимо, а перед тем как войти в кабинет, обернулась и улыбнулась. Сеймуру показалось, что эта встреча была неслучайной, подумал он об этом мельком и, спустившись по лестнице, постарался эту мысль несомненно бесполезного свойства выкинуть из памяти.
На выходные дни закуток запирали, и Сеймура усадили за отведенным ему отдельным столиком в общем зале. В эти дни немногочисленные посетители, в основном это были механизаторы, могли за отдельную плату заказать порционные блюда и напитки. Сегодня меню предлагало посетителям долму с начинкой из говядины. В первое же посещение воскресной столовой между Сеймуром и посетителями встала невидимая стена, которая возникала, где бы он ни появился. И Сеймур уже к ней привык, поэтому не сразу понял, что один из посетителей обращается к нему.
– Извините, – сказал тот, – я хочу у вас спросить. Мне сказали, что вы Сеймур Рафибейли, внук Шахлар-бека. Это правда? – Человек держал в руках бокал, широко улыбался и по всему было видно, что он пребывает в приподнятом настроении.
– Да, – сказал Сеймур, – покойный Шахлар-бек мой дед.
– Я вот сейчас сижу здесь и думаю, как интересно все получается. Ему одному принадлежал весь Амбуран, вся эта земля и этот дом… Всё принадлежало ему. И еще рассказывают, что он любил шампанское. Каждый вечер бек сидел здесь на первом этаже и пил шампанское.
Сеймур ничего не знал об этой привычке деда, поэтому решил с незнакомцем не спорить.
– Это же удивительно! А сегодня сижу здесь и пью шампанское я, Идрис Мамед оглы Мамедов. А мой дед вообще не знал, что это такое – шампанское. Разве это не удивительно?
– Чего же удивительного, – обстоятельно подумав, прежде чем ответить, сказал Сеймур. – Пьете и пейте на здоровье.
– Нет, все-таки это удивительно! – не унимался тот. – В то время шампанское пил ваш дед, богач и знатный дворянин, а теперь благодаря советской власти его пью я, простой техник-механизатор. Вы чувствуете разницу? – спросил он, и у него на глазах выступили слезы умиления.
За соседними столиками все замолчали. Окружающие прислушивались к их разговору с каменными, безразличными лицами. Сеймур понял, что любитель шампанского не отстанет, поэтому с целью мирного завершения разговора решил пойти на компромисс.
– Отчасти
– А при чем здесь долма? – удивился Идрис.
– Из говядины…
– Не понял… – в некотором замешательстве возразил Идрис Мамедов. – А почему это он не пил шампанское с долмой из говядины?
– Такой уж характер был у деда, ни за что не соглашался пить шампанское с долмой из говядины, – глядя в глаза Идриса, проникновенно сказал Сеймур. – Вы же сами сказали – дворянин, землевладелец, что с покойника взять? Во всяком случае, шампанское с долмой из говядины он никогда не пил. А вы, я вижу, пьете. Вся разница в этом, вы согласны?
Он подождал ответа, но сбитый с толку Идрис лишь обиженно покачал головой, всем своим видом показывая, что не согласен ни с Сеймуром, ни с его привередливым дедом.
Итоги воскресной беседы подвел в понедельник заведующий столовой. Он сказал, что произошло недоразумение и, начиная с этой недели, Сеймур будет по-прежнему столоваться в подсобном помещении и поэтому ходить в общий зал по выходным дням ему уже не придется. Кроме того, перед тем как уйти, заведующий вызвал уборщицу и подавальщицу и строго-настрого приказал им убрать из закутка веники и ведро и впредь поддерживать там чистоту и порядок. Разговорчивого Идриса Мамедова на территории совхоза Сеймур больше не встречал.
Редко случающиеся сюрпризы производят на человека особенно приятное впечатление и запоминаются надолго. Например, появление почтальона с денежным переводом неизвестного происхождения или официальное приглашение дирекции завода на дегустацию пива с прилагаемым меню закусок из морепродуктов могут изменить в лучшую сторону его мнение о прогрессивной части человечества. Говоря о приятных сюрпризах, уместно вспомнить, что они, подобно денежным купюрам, делятся на мелкие и крупные. В Амбуране, где Сеймур жил третий месяц, никаких сюрпризов из категории приятных не предвиделось. Поэтому сюрприз, который выпал на долю Сеймура в тот весенний дождливый вечер, мог смело претендовать на звание самого приятного и неожиданного. Сеймур открыл дверь и увидел ее. Это была та самая миловидная лаборантка, которую он встретил в кабинете Фаталиева. Ее звали Марьям, ей было двадцать три года, и в первый приход ей очень понравилась кочегарка.
Марьям нельзя было назвать застенчивой. Каждый раз, раздевшись, она ходила весь вечер голой, не стесняясь своей наготы. В темной комнате, освещенной лишь неровным пламенем топки, ее стройное тело выглядело частью картины, написанной влюбленным художником. Говорила она без умолку, но Сеймура это не раздражало. Со временем он приучил себя только видеть ее, и это неизменно доставляло ему несказанное наслаждение, а ее беспрерывная болтовня доносилась до него как лишенный смысла, но приятный шумовой фон.
– У тебя удивительная кожа, – сказал Сеймур, когда, перестав разгуливать, она, тесно прижавшись к нему, села на кровать.
– Что значит – удивительная? Тебе она нравится или нет?
– Очень нравится. А удивительная, потому что она всегда прохладная, даже когда очень жарко. На ощупь всегда шелковистая и прохладная.
– Хорошо, что заметил наконец… А у нас в семье у всех такая кожа, – сказала она. – У всех.
Некоторое время Сеймур добросовестно размышлял над последним сообщением.
– Поздравляю! Только я не совсем понял, у кого в вашей семье кожа похожа на твою.
– У мамы и у сестры, – уточнила Марьям. – От рождения такая кожа. Слава Богу, кремами не мажемся. Наследственность у нас такая… А вообще, ты невнимательный. Ты заметил, что я всегда хожу без лифчика? А знаешь, почему? Потому что у меня грудь сама всегда стоит, без лифчика. Посмотри, посмотри. Видишь, и соски торчат кверху. Они всегда твердые. Да ты потрогай!
Сеймур убедился, что оба соска твердые и торчат кверху, после чего все разговоры о груди и коже, как и на все другие темы, на некоторое время прекратились.
Они в изнеможении молча лежали рядом.
– Ты хихикаешь! – вдруг с возмущением обнаружила она. – А чего смешного? Нет, ты скажи, над чем ты хихикаешь?
– На самом деле я улыбаюсь. Мне сейчас очень хорошо, вот я и улыбаюсь, – самым серьезным тоном сказал он.
Она продолжала подозрительно смотреть, и ему снова стало смешно.
– Знаю, знаю, – обиженно сказала Марьям, – из-за лифчика. Больше ничего не буду тебе рассказывать.
Она приходила к нему по вечерам. Их свидания длились не дольше трех часов. Около десяти она быстро одевалась и торопливо выскакивала за дверь. На вопросы Сеймура с серьезным видом каждый раз говорила, что она семейная женщина и к десяти ей обязательно надо быть дома.
В своей кочегарке Сеймур за ненадобностью не всегда с утра знал, какое сегодня число. Календаря у него не было, и он давно перестал интересоваться, какой идет день недели. Но через полтора-два месяца после их первого свидания он совершенно случайно обнаружил, что приходит она к нему по определенным дням недели – во вторник и пятницу. Когда он поинтересовался, отчего так происходит, она снова напомнила ему, что она замужняя женщина и все остальные дни по вечерам должна быть дома.
– Думаю, твой муж по вторникам и пятницам занят на вечерней работе, – предположил Сеймур. – Может быть, дежурит? И зря ты от меня скрываешь.
– Все-таки ты зануда! Какая тебе разница, где мой муж! Я могу приходить тогда, когда прихожу, или не приходить совсем, если тебе не хочется.
– Извини, – сказал Сеймур. – Не пойму, отчего ты вдруг рассердилась. Я спросил только потому, что это связано с тобой.
– Вот и спрашивай о том, что связано со мной. Тебе хорошо со мной? Я тебе нравлюсь? Вот я вся перед тобой. Делай со мной что хочешь. Какая тебе разница, кто мой муж, где он, он тебя тоже не знает!
– Если бы я знал, что ты так расстроишься…
Она, как всегда, быстро оделась и направилась к выходу.
– Когда я с тобой, я все время заставляю себя забыть, что я гулящая девка, что изменяю мужу. И нечего мне об этом напоминать, – обернувшись, сказала она и сразу же вышла.
Дверь перед Сеймуром захлопнулась в самый подходящий момент, потому что ему нечего было ей сказать.
Он пришел в закуток при столовой и там занял свое место за единственным столиком. В тот день давали рисовый суп и куриные котлеты. Он старался есть медленно, но через несколько минут, несмотря на старания продлить удовольствие, с обедом было покончено.
Путь из столовой в котельную проходил через поле, покрытое высокими, почти в рост человека, кустами тмина. Осенью здесь можно было увидеть работниц совхоза, после трудового дня собиравших созревший тмин.
В этот холодный мартовский день на поле никого не было видно. Сеймур торопился успеть к дневному выпуску новостей, когда до него донесся звук, напоминающий жалобный писк неизвестного существа, явно небольшого размера. Рядом с кочегаркой, в двух шагах от дороги, за кустом тмина на траве неподвижно лежал маленький худой щенок. Он был до того истощенным, что казался скелетиком, обтянутым грязной кожей. Слезящиеся глаза щенка покрывала мутная пелена. То, что он еще живой, можно было определить только благодаря слабому писку. По всем признакам было ясно, что щенку безразличен окружающий мир вместе с его представителем Сеймуром.
– Умереть проще всего, но ты на это не надейся, – пожурил щенка «представитель окружающего мира». – Будешь жить, другого выхода у нас нет.
Сеймур взял дрожащий комочек на руки и отнес его в кочегарку. Весил щенок даже меньше, чем можно было предположить по внешнему виду. Во время купания он не сопротивлялся и перестал издавать звуки. Сеймур насухо вытер его, после чего с завернутым в полотенце щенком на руках побежал в столовую. Там он со двора зашел в кухню. Здесь он никогда не бывал. Две немолодые женщины в белых халатах молча смотрели на Сеймура со щенком.
– Извините, – сказал Сеймур, – у меня к вам огромная просьба. Мне нужен стакан молока, – он вынул из кармана несколько монет и протянул им. – Ему можно только молоко.
Одна из женщин принесла трехлитровую банку, налила в эмалированную кружку молоко и протянула ее Сеймуру.
– Кипяченое. Деньги уберите, мы молоко не продаем.
– Спасибо. Вы не представляете себе, как я вам благодарен.
Одна из женщин, та, что постарше, подошла поближе и внимательно посмотрела на щенка.
– Похоже, не жилец.
– Надеюсь, все-таки выживет.
– А для чего он вам нужен такой?
Сеймур пожал плечами:
– Подумал, может быть, наоборот, я ему нужен.
– Если будет живой, приходите за молоком завтра в это же время.
– Спасибо, приду. Меня зовут Сеймур.
– Знаем, что Сеймур. Вы в котельной работаете. А я Сурайя. Повариха Сурайя. А это моя помощница Ирада.
Молоко удалось донести, не пролив по дороге ни капли. Оно показалось ему холодным, поэтому он добавил в блюдце немного кипятка из чайника. Блюдце он вплотную подвинул к щенку, но тот и не подумал лакать. Сеймур обмакнул в блюдце палец и мазнул им по мордочке щенка. Пришлось это повторить несколько раз, прежде чем щенок согласился лизнуть палец. Писк прекратился, но дрожать щенок не перестал. А спустя некоторое время он все-таки начал самостоятельно лакать.
Щенок выжил. Сеймур дал ему кличку Алби, в память о французском городе Альби, в котором прошли несколько лучших лет его жизни.
Кроме Алби на территории совхоза жили шесть сторожевых собак – все немецкие овчарки. Днем их держали взаперти в просторной вольере, зато ночью они всласть наслаждались волей. Всю ночь напролет они перелаивались со всеми собаками в селенье и за его пределами, рычали и схватывались между собой. Среди соседей-крестьян постоянно ходили слухи о загрызенных насмерть путниках, случайно забредших на территорию шафранного совхоза. Своих – людей, новую собаку и двух джейранов директора совхоза – они узнавали издали, но, не проявляя ни малейших признаков добрососедства, обходили их стороной.
Алби вырос в довольно-таки большую собаку с крупной головой и длинными ногами. С первого взгляда было заметно, что интимная жизнь его породистых предков, по крайней мере в нескольких поколениях, не подвергалась контролю людей. Свободный выбор партнеров, как это иногда бывает, дал прекрасный результат в виде их потомка по кличке Алби. У собаки была приветливая морда лайки со стоячими ушами, массивное мускулистое туловище на длинных лапах гончей и серповидной формы хвост, выражающий все оттенки настроения его обладателя. Все это создание было покрыто короткой белой шерстью с темно-коричневыми пятнами, в беспорядке разбросанными по всему телу. Ел он все, что ему предлагал Сеймур, но дополнительно к этому самостоятельно находил и другое пропитание. Когда Сеймур в первый раз увидел, Алби пасется в тени деревьев, он вначале решил, что проголодавшаяся собака ест траву, и успокоился, поняв, что умный пес подбирает опавшие спелые ягоды инжира и тута.
В тот вечер они – Алби и его хозяин – были одни. Говорил в основном диктор радио. Сеймур накрошил хлеба, вылил на него полбанки мацони, перемешал все это и поставил миску на пол. С удовольствием проглотив вечернее угощение, Алби долго, до блеска, вылизывал миску, после чего поднял голову и выжидающе уставился на хозяина, который ужинал, сидя за столом.
– А ничего больше нет. – Сеймур показал собаке пустую банку из-под мацони. – Видишь, и у меня то же самое. Конечно, ты прав, я бы сейчас тоже съел кусок мяса. Ничего не поделаешь… Предложил бы тебе закурить, но знаю, махорку ты не любишь.
Алби махорку и впрямь не любил, поэтому, когда Сеймур закурил трубку, пес отошел от стола и, удовлетворенно вздохнув, улегся на половичок рядом с пылающей топкой.
В дверь постучали. Так поздно к нему еще никто не приходил. Сеймур очень удивился, увидев Газанфара, двадцатитрехлетнего племянника Самандара. У Самандара было много родственников. Он их равномерно распределил по всему Амбурану, а также в соседних селах и их окрестностях. На его родственников можно было наткнуться во всех местах, приносящих пользу старательному человеку с развитым чувством благодарности.
Население относилось к Самандару как к владетельному князю, все знали, что его правая рука и единственный доверенный человек – Газанфар. Целыми днями он слонялся по поселку, свой длинный нос совал повсюду, давал советы, и все, кто жил и работал на территории Амбурана – сельчане, и рыбаки, и
Сеймур с трудом успокоил собаку, но, даже лежа, она продолжала глухо рычать, не сводя глаз с Газанфара.
– А что собака здесь делает?
– Лежит, – сухо ответил Сеймур.
– На ночь она здесь остается?
– Здесь кочегарка, служебное помещение. Ночью она обычно спит там, – Сеймур кивнул на вход в свою комнату. – А почему ты спрашиваешь?
– Интересно. Я до сих пор думал, что собаки во дворе живут. И кличка у нее странная.
– Во Франции есть город Алби. Кличка в память о нем.
– Ты был во Франции?
– Да.
– Как это?!
– Переходи к делу.
– Первый раз такое слышу – Алби… У дяди Самандара, например, три собаки, все три и зимой, и летом живут во дворе, службу несут, в дом ни одна не посмеет войти. И кличка у них нормальная, собачья, на всех одна – Боздар. Как крикнет Боздар, все бегут к нему со всех ног, а вместе с ними и охранник.
– Тоже Боздар?
– Нет, у него свое имя есть, бежит на всякий случай, раз зовут.
– А у тебя самого собака есть?
– Нет, мне собаки не нравятся, – Газанфар поморщился. – Я ими брезгую… Ты догадался, почему я вдруг взял и зашел к тебе? – загадочно улыбаясь, спросил Газанфар.
– Вначале нет, а теперь, кажется, понял: захотелось о собаках поговорить?
– Шутишь? – усомнился Газанфар. – Пришел я к тебе по поручению Самандара. – Он испытующе посмотрел на Сеймура. – Самандар сказал мне: поговори с Сеймуром, это человек умный, из хорошей семьи, мы с ним одногодки. Сеймуру я доверяю. Так и сказал – доверяю!
– Это приятно, когда тебе доверяют. Внимательно тебя слушаю. Да ты садись.
Газанфар сел за стол так, чтобы видеть собаку. Он выложил на стол перевязанный крест-накрест шпагатом увесистый сверток и большую металлическую коробку из-под американского порошкового молока.
– Это лично тебе. Пользуйся на здоровье! – сказал Газанфар, разворачивая сверток, в котором оказались палка твердокопченой колбасы, пачка растворимого сахара, упаковка из десяти пачек «Казбека» и пять банок сгущенного молока.
– Спасибо, это щедрый порядок, – Сеймур удивленно смотрел на разложенное на столе богатство, – и неожиданный… Скажи честно, случайно это не данайцы мне прислали?
– Кто-кто?.. Нет, не они, и Красный Крест здесь ни при чем. Подарок лично от Самандара. Это означает, что он к тебе очень хорошо относится.
Газанфар придвинул к Сеймуру металлическую коробку.
– А здесь что? – ему понадобилось приложить усилие для того, чтобы открыть хорошо пригнанную крышку. Все пространство кочегарки заполнил чудесный аромат шафрана, который сразу же перебил запах мазута и нагретого металла. Коробка была доверху набита плотно спрессованным шафраном. Приподняв над столом коробку, Сеймур прикинул ее вес.
– Содержимого в ней килограмма два, не меньше, – сказал он. – Это тоже мне?
– Молодец, именно два килограмма… Значит, так. За коробкой через недельку-другую прибудет человек.
Ехать ему придется издалека, поэтому день приезда пока неизвестен. Не беспокойся, вместе с ним к тебе приду я.
– Это хорошо, приходи. А у кого из вас будет коробка?
Газанфар с досадой посмотрел на Сеймура:
– Коробка будет храниться здесь, в кочегарке. Самандар сказал, что твоя кочегарка самое надежное место. Здесь можно спрятать десять таких коробок, и никто их не найдет. Никому в голову не придет, что она здесь. И вообще, сам знаешь, в совхоз посторонних не пропускают.
Сеймур еще раз раскрыл коробку и с наслаждением понюхал ее содержимое. Насладившись всласть, он обратился к Газанфару:
– А ты сам нюхал? Ты знаешь, чем это пахнет?
– Чем-чем? Шафраном, чем еще! – Газанфар все же встревожился, перегнувшись через стол, он попытался дотянуться носом до раскрытой коробки.
– Нет-нет, ты понюхай с этой стороны, с моей!
Пренебрежительно усмехнувшись, Газанфар обошел стол и склонился над коробкой.
– Ну?
– Почуял, чем это пахнет с моей стороны? Конечно, почуял, ты же не какой-нибудь там деревенский дурачок… Ты согласен, что с моей стороны это пахнет расстрелом?! По глазам вижу, ты со мной согласен.
– Какой расстрел, почему расстрел?! – от неожиданности заверещал Газанфар. – Странные вещи говоришь.
– Странные? Ты знаешь, сколько стоит килограмм шафрана?
Газанфар раздраженно пожал плечами:
– Я шафран не покупал и не продавал, но знаю, что дорого. Ну и что?
– Я скажу тебе. Килограмм шафрана стоит дороже килограмма золота. Ненамного, но дороже. Стоимость шафрана со временем не меняется. Теперь ты скажи мне, что будет, если у меня, лишенца, найдут два килограмма шафрана? В совхоз посторонних не пускают, и вообще спрятать коробку в кочегарке могу только я. Значит, и украл я. А дальше меня как расхитителя народного имущества в особо крупных размерах расстреляют еще до приезда твоего приятеля. Ты знаешь, что такое расстрел? А я видел несколько раз.
– Ну ты бояка! Никто не будет знать, что коробка здесь. Слава богу, никогда ничего здесь не искали. До тебя каждую осень прятали, и до сих пор ничего не случалось. Самое безопасное место.
– Это для тебя оно безопасное и для твоего дяди. Поэтому поскорее уходи со своей коробкой. Вставай, вставай!
Газанфар с любопытством смотрел на Сеймура.
– А ты Самандара не боишься? Я серьезно спрашиваю.
– Я тоже серьезно. Конечно, боюсь Самандара. И тебя тоже. Ты даже представить себе не можешь, какой я пугливый. Всех боюсь.
– Поступай как знаешь. – Газанфар взял со стола коробку. – Но о нашем разговоре забудь.
– Ты тоже. И сверток с продуктами забери!
– Подарок Самандара нельзя брать назад, он останется здесь, – гордо отчеканил Газанфар и величественной походкой направился к выходу. Величественными получились первые три шага, потому что проснувшийся Алби вдруг громко залаял и погнался за Газанфаром, а тот, с громкими проклятиями резким рывком преодолев расстояние до выхода, успел захлопнуть дверь перед самым его носом.
За весь последующий после этого год Сеймуру довелось увидеть Самандара всего несколько раз, когда тот, по каким-то делам захаживая в административный отдел, проходил мимо кочегарки. Но один раз Сеймур был вынужден обратиться к нему с просьбой. Самандар неохотно остановился, когда Сеймур, поздоровавшись, сказал, что им нужно поговорить. Самандар по инерции сделал еще два шага и после этого развернулся к Сеймуру всем своим массивным туловищем.
– Если нужно, говори, – неприязненно глядя мимо собеседника куда-то вдаль, сказал он, – только короче, у меня дела.
– Через две недели исполняется пятая годовщина смерти моей матери. Я хочу навестить могилы родителей, они похоронены рядом. Поездка на кладбище займет не более двух часов. Отпустите меня в сопровождении охранника, – попросил Сеймур.
– Это ты хорошо придумал, – усмехнулся Самандар. – Только где я охранника возьму, чтобы он тебя сопровождал? Ты хоть соображаешь, что говоришь? Ты же знаешь, что тебе запрещено приезжать в Баку.
– Мне запрещено жить в Баку, а насчет посещения кладбища или проезда через город в инструкции нет ни слова.
– Нет, так добавим! Твои родители похоронены на Аллее почетного захоронения. Правильно? Что люди подумают, если тебя увидят в таком месте? Что они мне скажут? Нет, я из-за такого, как ты, закон нарушать не буду, – Самандар вошел в раж, от возмущения его квадратное лицо побагровело. – Слушай, ты хоть подумал, с каким лицом предстанешь перед могилой своих родителей?! Если бы они были живы, они от тебя отказались бы. Совесть у тебя есть? Иди займись кочегаркой!
И Сеймур отправился в кочегарку. Действуя машинально, проверил давление пара и прочистил форсунки. Подошел Алби и лизнул ему руку. Сеймуру перехватило горло, заговорил он не сразу.
– Ничего, Алби, обещал же один великий человек: и на нашей улице будет праздник. А вдруг и мы с тобой дождемся…
В столовой, прежде чем уйти, Сеймур завернул одну котлету в салфетку, сделанную из какой-то «особой» водоотталкивающей бумаги, и положил ее в карман куртки.
Выстрел он услышал, выйдя из столовой, но не придал ему значения, сезон охоты на дичь уже наступил, и по выходным дням на побережье из Баку съезжалось множество охотников. Он встревожился, когда издали увидел у здания кочегарки охранника Гахрамана, – тот, наклонившись, что-то разглядывал в траве. Подбежав, Сеймур увидел у его ног Алби. Собака была вся в крови и громко скулила от боли, но когда подошел Сеймур и сел рядом с ней, скулить перестала и, тихо постанывая, прижалась к нему головой. Рана на бедре была большая, кровь все никак не останавливалась. Сеймур принес из кочегарки чистую рубашку, сложил ее вчетверо, плотно приложил кране и попросил Гахрамана подержать, пока он сбегает поищет доктора.
– А чего его искать? Он весь день сидит в медпункте, играет с кем-нибудь в нарды, – подсказал Гахраман. – Только возвращайся поскорее, пока не увидели, что ворота без охранника.
Доктор, высокий человек спортивного сложения лет двадцати пяти, по имени Аслан, действительно играл в нарды с человеком с забинтованной головой, видимо, его пациентом. Продолжая играть, он выслушал Сеймура.
– Дорогой мой, пойти-то я с вами, может быть, и пойду, но должен предупредить, вам нужен ветеринар. А я терапевт.
– Я это знаю. Собаку перевяжу я, вы только скажете, что делать… Я вас очень прошу.
– Вернусь – продолжим. Без меня к доске не подходи, то есть до шашек не дотрагивайся. Пузырь со льдом держи на голове до моего возвращения. Понял? – строго обратился он к партнеру, затем, продолжая говорить на ходу, подошел к стеклянному шкафу, взял с полки какие-то инструменты, вату и бинты и все это побросал в хозяйственную сумку.
– Пошли, там разберемся.
К их приходу Гахраман продолжал сидеть в прежней позе рядом с Алби.
– Твоя работа? – кивнув на Алби, спросил Гахрамана доктор.
Тот задохнулся от возмущения.
– Вы что говорите?! Как можно такое…
– Не ты, так и скажи, а кричать не надо. Нужен стол. Где у вас стол?
Сеймур и Гахраман, перенесли Альби в кочегарку и уложили на стол. На траве там, где лежал Алби, осталась лужица запекшейся крови. Доктор посмотрел на нее и покачал головой.
Осторожно прикасаясь пальцами, он ощупал рану, позвоночник, после чего, ухватившись за хвост у самого основания, несколько раз с усилием нагнул его в разные стороны. Хвост каждый раз возвращался в прежнее положение. По-видимому, доктору это понравилось, но не Алби, тот заскулил сильнее.
– Нравится не нравится – терпи. Я хоть не ветеринар, но могу сказать, что позвоночник цел. Будет ходить, бегать и прыгать. Займемся раной.
– Хотите, я вам помогу, – предложил Сеймур. – Вообще-то он не кусается.
– А почему он меня должен кусать? Он умный пес и чувствует, что я хочу купить ему кусок говяжьей печенки, – нарочито льстивым голосом сказал доктор. Разговаривая, он вытаскивал из раны дробинки. – Дробь мелкая на перепелов, кучное попадание.
Он вынул последнюю дробинку и смазал рану какой-то мазью с резким неприятным запахом, после чего плотно перебинтовал поврежденное бедро. Прокипятив на плите в стерилизаторе шприц и иглы, доктор сделал укол рядом с наложенной повязкой.
– Обезболивает и успокаивает, – объяснил он Сеймуру. – Со стола он может во сне свалиться, лучше уложить его на полу. Теперь слово за природой. – Доктор слил в раковину воду из стерилизатора и собрался уходить. – Кто это сделал? Говори! – прикрикнул он на охранника.
– А я откуда знаю?! – обиделся Гахраман. – У всех уже привычка такая, как что – так Гахраман.
– Не кричи. Будешь кричать и врать – у тебя вырастет хвост. Здесь у многих уже хвосты выросли, под одеждой незаметно пока, – для Сеймура доктор счел нужным дать дополнительное пояснение. – Удивительное дело: здесь все врут, микроклимат, наверное, такой.
– Я вам очень благодарен, – сказал Сеймур, – но врачу полагается гонорар. Скажите, пожалуйста, сколько я должен?
– Ну вот, – вздохнул доктор, – я вам собаку лечу, а вы мне говорите обидные вещи. Завтра утром зайду, посмотрю, как больной себя чувствует. До свидания.– Гахраман, я и сам догадываюсь, кто это сделал, – оставшись наедине с охранником, сказал Сеймур, – но мне надо знать точно. Ты видел, кто ранил собаку? Говори, ты же знаешь, я тебя не выдам.
– Кто? Ты думаешь, доктор сам не догадался, что это Самандар? Еще посмотрим, у кого хвост вырастет! – сказал Гахраман.
– Алби лаял на него?
– Алби смотрел в сторону столовой, он ждал тебя. Самандар и Газанфар проходили мимо. Самандар прицелился и выстрелил, а мне сказал, что пошутил. Когда собака упала и задергала лапами, они засмеялись и ушли.
– Гахраман, мы же с тобой друзья? Ты мне разрешишь на полчаса, от силы на сорок минут, отлучиться от совхоза. У меня срочное дело в сельсовете. Вполне официальное.
– Что я могу сказать? Иди, только не задерживайся.
Расстояние до сельсовета Сеймур пробежал на одном дыхании. Самандар был в кабинете один. При виде Сеймура он оторопел от неожиданности и смотрел на него так, как будто увидел привидение.
– Ты… ты как здесь оказался? – сказал он, прежде чем Сеймуру удалось перевести дыхание. – Тебя кто выпустил из совхоза?