В альковах королей
Шрифт:
А вот конь ваш, дорогой мой Людовик, – без всякого перехода продолжал Филипп, – сегодня дважды оступался. И я был прав, когда еще утром отговаривал вас садиться на него. Поглядите, у него бока до сих пор ходуном ходят, хотя мы едем шагом добрых полтора часа. Он болен, уверяю вас! Признайте, что в лошадях я разбираюсь недурно, и улыбнитесь! А то еще парижане подумают, что мы повздорили. Им же невдомек, как мы с вами любим друг друга. Ну же, сир! Я жду!
И Людовик улыбнулся брату и толпившимся на улицах зевакам, а потом сказал:
– Конечно, вы отлично разбираетесь в лошадях. Когда-то я даже завидовал этому вашему умению,
И братья бок о бок въехали во двор Лувра.
Лизелотта, будущая жена герцога Орлеанского, всю жизнь вела дневник, в котором высказывалась более чем откровенно. Она была очень неглупа и прекрасно понимала, что уродлива и никак не может нравиться мужчинам.
«Зеркало краснеет, когда я заглядываю в него, – писала она. – Еще бы! Ему редко приходится видеть таких дурнушек. Я очень высокая, очень толстая, очень щекастая и вообще очень большая. Правда, глазки у меня маленькие и, как многие говорят, хитрые, но мне кажется, что это обстоятельство вряд ли делает меня привлекательнее. Я знаю, что придворные дамы хихикают надо мной. Их веселит моя красная кожа, покрытая желтыми пятнами, нос в оспинах и то, что я похожа на кубарь. Да, у меня совершенно нет талии и вдобавок безнадежно испорченные зубы, но это не мешает мне радоваться божьему миру и быть остроумной собеседницей. Не сомневаюсь, что брат французского короля будет доволен, когда женится на мне, хотя сейчас он наверняка волосы на себе рвет – особенно если успел уже увидеть мой портрет».
И Елизавета-Шарлотта оказалась в обоих отношениях права. Филиппу действительно стало дурно, когда он впервые посмотрел на невесту. Однако уже очень скоро муж и жена стали друзьями и без отвращения делили супружеское ложе. У них родилось трое детей, а это кое-что да значит!
– Какое счастье, что Людовику понадобилось прибрать к рукам Пфальц, – сказал как-то герцог Орлеанский. – Вот уж воистину – не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. С виду эта женщина поразительно напоминает швейцарского наемника, но до чего же она умна и весела!
Однако эти слова Филипп произнес лишь спустя несколько лет после свадьбы, а поначалу новобрачные отнеслись друг к другу с настороженностью и опаской. Когда в августе 1671 года маршал дю Плесси-Прален по доверенности женился в Меце на только что перешедшей в католичество Лизелотте, она без промедления отправилась навстречу герцогу Орлеанскому и впервые увидела его на дороге между Белле и Шалоном. Филипп ехал к молодой жене в роскошной карете и, надо сказать, немало изумил Лизелотту тем количеством украшений, которые умудрился надеть на себя. Девушка-то происходила из Пфальца, и казна ее отца всегда была пуста. Несколько колец, пара серег да шесть не самого тонкого полотна ночных сорочек – вот и все приданое Лизелотты. Конечно же, она удивилась, когда увидела, что бриллианты сияли не только на шляпе и пальцах герцога, но и на эфесе его шпаги.
– Господи, до чего же он мал ростом! – прошептала Лизелотта, невольно меряя взглядом и впрямь невысокого Филиппа. – А телосложение у него довольно плотное, и это хорошо, потому что заморышей я не жалую…
Девушка также отметила
Филипп же, завидев огромную светловолосую немку, слегка попятился. «Сотворил же Господь этакое страшилище!» – промелькнуло у него в голове, и он охнул, потому что угодил каблуком в выбоину на дороге.
– Осторожнее, Ваше Высочество, не упадите, – прошелестело у него над ухом, и де Гранье ловко подхватил своего господина под руку. Но Филипп даже не поблагодарил маркиза. Он попросту сделал вид, что ничего не произошло. Герцог вот уже несколько дней – с самого отъезда из Парижа – дулся на Гранье, потому что тот упросил взять его с собой. И теперь Филипп всякий раз, когда смотрел на юношу, вспоминал о привольной холостяцкой жизни, которой лишился из-за прихоти Людовика, и расстраивался.
Раздвинув губы в улыбке, герцог пошел навстречу Лизелотте. И буквально в двух шагах от нее в отчаянии прошептал:
– О Боже, как же я буду спать с ней?!
«Я поняла, – записала Лизелотта в дневнике, – что не понравилась моему супругу. Что ж, такой девице, как я, этого следовало ожидать. Но я сразу решила, что заставлю герцога забыть о моей внешности. Ума у меня на это достанет».
И новоиспеченной герцогине быстро удалось привязать мужа к себе.
– Понимаете, братец, – сказал однажды Филипп королю, который захотел узнать, почему устроенный им брак оказался удачным, – иметь такую жену очень удобно. Поводов для ревности она не дает, на хорошеньких мальчиков не заглядывается, интриговать против меня ей резону нет – она сама мне это объяснила, и я ей верю. Конечно, иногда она мне советует, но этак ненавязчиво, между прочим, хотя голова у нее ясная и в политике она смыслит не хуже моего. А еще Лизелотта – отменная рассказчица и шутить умеет так, что многие записные остроумцы только рты бы пораскрывали, если бы ее услышали. Короче говоря, – закончил Филипп серьезно, – вы опять проявили себя мудрым правителем, и Франция должна быть благодарна небу, ниспославшему ей такого государя.
Людовик польщенно улыбнулся. Он был уверен, что Филипп не преувеличивает: ведь Король-Солнце не может ошибаться и всегда знает, как следует поступать. Людовик уже полагал, что его царствование войдет в историю как самое блестящее и самое справедливое.
Лизелотта решила не приподнимать в дневнике завесу тайны над тем, как проходила ее брачная ночь, но на протяжении супружеской жизни она много раз поверяла заветным страницам всяческие альковные тайны.
«Мой муж всегда казался мне очень набожным, – написала она как-то. – Он даже брал четки, с которых свешивалось множество образков, с собой в постель…»
Слуги уже ушли. Кроватный полог был задернут, и сквозь него просвечивало пламя оставленной на ночь свечи. Лизелотте хотелось спать, потому что нынче она была на охоте и очень утомилась. Однако Филипп непременно желал выполнить свой супружеский долг, и потому герцогиня, зевая, глядела на резной высокий балдахин и гадала, чем занят ее муж.
– Раздвиньте-ка ноги, женушка, – послышался наконец его голос. – Я сейчас войду в вас. Вот только закончу молиться.
Но тут Лизелотта, которая было уже послушно задрала рубашку, приподняла голову и негромко засмеялась.