"В алмазную пыль..."
Шрифт:
Бабич продвигался к дому короткими перебежками, пристально вглядываясь в темные окна метеостанции. Укрытий для него было немного: два больших валуна, наполовину вросших в землю, да остов разобранного дизеля, остатки отработавшей своё резервной электростанции. Семён благополучно миновал оба камня, чуть передохнул за двигателем, и уже собирался совершить последний бросок, когда какой-то звериный инстинкт заставил его отпрянуть назад, в укрытие. В ту же секунду загремели выстрелы, но и медвежьи жаканы, и пуля карабина просвистели выше.
После пятиминутной перестрелки, окончательно убедившись, что за двигателем
Когда же вскоре после ухода Матвея за домом вспыхнула перестрелка, Лалёк понял, что и второй его преследователь жив. На минуту это ввело его в транс.
Навалилось безразличие и апатия. Он даже страшился думать что будет, если он очутится лицом к лицу с майором. Слишком он боялся этого человека.
Когда перестрелка за домом стихла, Лалёк переместился к боковому окну так, чтобы держать под прицелом и Бабича, и единственный вход в комнату. После этого он принялся сворачивать самокрутку с анашой. Это оказалось не так просто, дважды он рассыпал своё зелье, вынужденный стрелять в оживившегося майора. Всё же он разжег самокрутку, и дымный дурман сделал своё дело, и подхлынувшая волна искусственной радости заставила его засмеяться.
— Хрен вы меня возьмёте, господин майор, — пробормотал он себе под нос, пододвигая поближе коробку с патронами.
Шалимов не разобрал его слов. Минуту назад он осторожно протиснулся в разбитое окно и на цыпочках подкрался к дверному проему, ведущему в самую большую комнату метеостанции, совмещённую кухню-столовую. Постояв ещё несколько секунд и не услышав больше ничего нового, он набрал в лёгкие воздух, сосредоточился и резко выпрыгнул вперёд, вскинув оружие. Нажать на спуск он не успел. Плотный выстрел карабина грянул на секунду раньше и тяжёлый удар в плечо отбросил его назад. Уже лёжа на полу, он с трудом перевернулся, и отполз в сторону, прислонившись спиной к стене рядом с дверным косяком. Со стороны столовой послышался нагловатый, довольный смех Лалька.
Острой боли не было, просто левое плечо онемело, и как-то сразу закружилась голова. Осмотрев рану, Михаил понял, что ему повезло. Пуля прошла навылет, пятнадцать сантиметров пониже, и он бы сейчас уже ничего не чувствовал и ничего бы не хотел.
"Как же он меня так поймал, а?" — думал журналист, стараясь рукой зажать льющуюся кровь. Он повернул голову, осторожно, скосив глаза, глянул в столовую и увидел на стене большое зеркало.
"Ах ты, чёрт! Как же это я на него не обратил внимание!" — подумал он.
Действительно, именно в зеркале Лалёк увидел готовящегося к броску Шалимова. Двумя выстрелами Михаил превратил трюмо в груду битого стекла, чем вызвал очередной приступ смеха у его противника.
— Что, понял, как я тебя рассмотрел. Слышь, журналист, а, сколько тебе майор пообещал за эту работёнку? Поди, половину брюликов? Врёт, обманет…
Лалёк прервал свою речь для того, чтобы выстрелить в сторону активизировавшегося за своим дизелем Бабича, затем продолжил.
— Ну, так сколько?!
— А ни сколько, — отозвался Шалимов, с трудом, опираясь на стенку, поднимаясь с пола. — У меня к тебе личный счёт.
— Это за Ирку что ли? — удивлённо хмыкнул Лалёк. — Нашёл за кого подыхать. Таких в Ангарке косой десяток на каждом углу…
Не дав ему договорить,
— А майор тебя всё-таки обманет, сволочь он, мент он и есть мент…
Под эти слова он снова выстрелил в окно, в ту же секунду Шалимов снова появился в дверном проёме, поймав на мушку смутный силуэт в тёмном углу. Лалёк успел повернуть карабин в его сторону, но удар бойка сработал вхолостую — он забыл пополнить магазин патронами. А журналист уже нажал на спуск, а затем ещё и ещё. Он стрелял до тех пор, пока откинувшийся назад затвор не подсказал ему, что обойма пуста.
С наступившей тишиной к горлу Шалимова подступила тошнота, но он всё же преодолел и её, и головокружение, и подошёл поближе, так, чтобы видеть лицо своего врага.
Лалёк был мёртв, но и даже сейчас, сидя в углу, он откинул голову назад, словно застыв в своей высокомерной гордыне. Память журналиста неожиданно остро вернула его на двадцать с лишним лет назад, снова скрипел под ногами свежий снег, он почувствовал горьковатый запах ещё непривычного табачного дыма, и услышал шепелявый, пронзительный детский голос: "Пацаны, айда в Лалёк!…"
В комнате потемнело, Шалимов оглянулся — на пороге стоял Семён.
— Готов? — спросил он.
— Да, — отходя в сторону, ответил журналист. На ходу он сунул руку в карман, нащупал оставшиеся патроны. Бабич тем временем положил автомат на стол и прошёл к телу Лалька. Разглядывал он его недолго, а когда он обернулся, то Шалимов увидел в его руках пистолет. Михаил так же вскинул своё оружие, но, опоздал на какую то секунду, майор выстрелил первым, и тупой удар в живот отбросил журналиста назад. Захрипев, он выгнулся всем телом, сдвинув при этом с места небольшую старомодную тумбочку с вышитой салфеткой, потом замер, прислонившись спиной к стене, тяжело дыша и постанывая от боли. С минуту эта боль занимала его целиком, затем усилием воли Шалимов заставил себя немного забыть про неё и, подняв голову, глянул на майора. Тот словно застыл на месте, с окаменевшим лицом наблюдая за муками журналиста.
— Когда ты понял, что это я? — негромко спросил Бабич.
— Пять минут назад… просто я успел переговорить с Лальком. Это ведь ты убил Витьку… Он про это даже не знал.
— Да, я, — спокойно признался Семён. — Мне надо было, чтобы ты озверел от ярости и пошёл за мной до конца. И я угадал.
Шалимову было тяжело дышать, пот заливал его лицо. Но, преодолевая боль и слабость, Михаил продолжал говорить. Он покосился на свой пистолет, майор так же заметил этот взгляд, но даже не шевельнулся — оружие лежало слишком далеко от журналиста.
— Мне надо было это все понять раньше… Слишком уж тебя боялись все эти Ангарские рекетиры… Милицию так не боятся… так боятся главаря, который в тюрьму не посадит, а просто убьёт… И та поездка… в карьер… госпиталь… собака на заимке… что на тебя не лаяла… огранка камней… — оторвав окровавленную руку от живота, Михаил глянул на неё и без сил откинул её в сторону. А Бабич улыбнулся.
— Да, с карьером это была удачная идея. Все было просто и естественно. Когда ты, Мишка, появился, ты мне очень мешал. Но потом я понял, что всё можно повернуть совсем по-другому.