В архивах не значится
Шрифт:
Жена, судя по опыту друзей, для того и создана, чтобы учить мужа, как нужно жить. Там не сядь, туда не стань, с тем не дружи, в ту сторону не смотри, зарплату – до копеечки, после работы – домой…
Думай, Савин, думай!
А что думать? Вон лежит на столе папочка, любовь ненаглядная (и, судя по всему, весьма продолжительная). Да-а, любовь… И к тому же пока безответная.
А к Наташке зайду, решил он не без внутреннего трепета.
Сегодня же. Вечером.
Упаду на колени.
Простит?..
Глава 3
Тайга дышала вечерней прохладой. Солнце
Небольшой костерок выпускал дымные клубы навстречу легкому ветерку, изредка залетавшему сквозь густой частокол листвяка на речную отмель.
У костра сидели двое: старый якут Макар Медов, щуплый, но все еще быстрый в движениях, и широкоплечий бородатый мужчина с обветренным загорелым лицом таежного скитальца.
Макар энергично помешивал окоренной веткой наваристую уху в закопченном котелке, а бородач чистил новенький винчестер.
Якут изредка поглядывал с легкой завистью в сторону бородача, который сноровисто орудовал шомполом. И потихоньку вздыхал, щурясь, когда его взгляд останавливался на своей видавшей виды берданке, неразлучной спутнице каюра-охотника, висевшей на корневище вывороченной паводком лесины.
– Ц-ц-ц…
Макар зацокал языком, не сумев удержать восхищения, когда мелодично звякнул хорошо смазанный затвор винчестера.
– Хорошо… – сказал он с завистью. – Мериканка новый. Шибко хорошо. Много деньга, однако, стоит…
Якут тяжко вздохнул.
– Доведешь до места, получишь винчестер в подарок, – сказал бородач.
– Ай, тойон! [1] Хана барда? [2] Дорога нету. Кушать нету. Тойон пропадай, Макарка пропадай.
– Да не тойон я, Макар. Зови меня Владимиром. Мы ведь с тобой договорились.
– Ла-ди-мир… Ла-ди-мир…
Макар даже побагровел от натуги, пытаясь правильно выговаривать имя бородача.
1
Тойон – начальник (якут.).
2
Хана барда – Куда пойдем (якут.).
– Уф-ф! Шибко тяжело, однако…
Он виновато улыбнулся.
Из котелка плеснуло в костер; ароматный пар приятно защекотал ноздри изголодавшихся путников, и вскоре оба усердно орудовали самодельными деревянными ложками, изредка смахивая обильный пот со щек.
– Хлебца бы… – сказал бородач.
Он хмуро взглянул на тощий вещмешок, где хранились остатки муки – фунтов сорок, не больше.
– Симбир… [3] – ответил Макар.
Он выловил из котла кусок налимьей печенки и от блаженства сощурил свои и так узкие глаза.
3
Симбир – Все равно (якут.).
– Мясо кушай, рыба кушай, ягода кушай – помирай нету.
– Я русский, Макарка. А у русских хлеб – всему голова. Без хлеба сыт не будешь, – вздохнул бородач. – Сейчас бы ржаного, с корочкой, из русской печи… Эх! Помирать буду – вспомню.
– Зачем помирай? Нюча [4] улахан [5] , крепкий, однако. Много живи надо…
Чай пили далеко за полночь. Река закуталась в легкий туман, блеклые звезды робко выглядывали из серых туч, – они неторопливо обволакивали ночное небо.
4
Нюча – русский (якут.).
5
Улахан – большой (якут.).
– Дождь, однако, будет, – тревожился Макар.
– Поживем – увидим… – смачно прихлебывал крепкий чай бородач. – Не раскиснем. Не впервой.
– Чай кут [6] , – протянул кружку Макар. – Ла-ди-мир…
Не спалось. Терпкий запах стланика (его ветки служили ему в эту ночь постелью) разбудил глубоко упрятанные в тайниках души воспоминания…
Сосновый бор, прелестный летний день. На лужайке трава, как дорогой персидский ковер, – густая, шелковистая, в узорочье цветов.
6
Чай кут – чаю налей (якут.).
Аромат разогретой жаркими солнечными лучами живицы.
До солнца рукой подать; оно запуталось среди зеленых иголок, на какое-то время покинув свою голубую небесную обитель.
Пикник, море шампанского, веселые друзья-офицеры и шикарные юные дамы, затеявшие игру в пятнашки.
Он объезжает коня, подаренного ему матерью. Это тракененский вороной жеребец, полукровка, резвый и горячий сверх всякой меры.
«Вольдемар! Душка, где вы? Ау-у!»
Графиня Дашкова. Она мила, обворожительна и чересчур настойчива. Большая любительница флирта и верховой езды.
«Мон шер, куда вы запропастились? – заворковала графиня, томно вздыхая и похлопывая узкой ладошкой по мускулистой шее буланой кобылки англо-арабских кровей – последний крик моды в высшем свете. – Мы ждем вас уже битый час. Нехорошо, – кокетливо погрозила она пальчиком. – Дамы скучают».
А он врос в седло, оцепенел, не в силах оторвать взгляд от лица девушки, которая старалась совладать со своей норовистой лошадкой – золотистым карабахом-когланом, из-за близорукости, присущей этой породе, очень пугливой и нервной.
«Боже мой, я… я, кажется, сейчас сойду с ума! Она прекрасна! Как фея из сказок…»
С ним творилось что-то непонятное; он не владел ни своими эмоциями, ни своим телом – будто его околдовали.
«Граф, что с вами? Вы меня не слушаете?» – капризно надула губы Дашкова.
И вдруг поскучнела, нахмурилась – женская интуиция приоткрыла ей тайну странного поведения бравого кавалергарда.
«Ах, да, пардон, вы незнакомы, – небрежно, с холодком, кивнула графиня в сторону своей попутчицы. – Моя подруга Малахова. Из провинции… Ну, пшла!..» – Она зло хлестнула кобылу…