В августе 41-го. Когда горела броня
Шрифт:
Напряжение росло, больше всего комроты боялся, что у кого-нибудь из его подчиненных сдадут нервы и он откроет огонь по первому, кто покажется из лесу, не разбирая, свои перед ним или чужие. К счастью, когда стрелковая рота с ходу выгнала на них бегущих немцев, никто не выстрелил без приказа. Увидев танки, гитлеровцы замерли как вкопанные. Воя электроприводом, развернулась башня «тридцатьчетверки» Нечитайло, и фашисты, решив, что сопротивление бесполезно, подняли руки. Выскочившие на поляну красноармейцы сгоряча едва не перекололи немцев штыками, но Петров, по пояс высунувшись из люка, обложил славян такими матюгами, что те как-то сразу остыли к убийству. Повинуясь приказам невысокого чернявого командира в круглых очках, два взвода вышли на опушку и принялись окапываться, еще один занялся капитулировавшими немцами. Командир подошел к танку комроты, и старший лейтенант с удивлением увидел у него на рукаве красную звезду. Судя по знакам различия, ротой почему-то командовал батальонный комиссар, поэтому Петров, спрыгнув с брони, вскинул руку к танкошлему:
— Товарищ батальонный комиссар! Первая рота первого батальона сто двенадцатой танковой дивизии занимает круговую оборону на опушке леса. Командир роты старший лейтенант Петров.
— Вольно, товарищ старший лейтенант, — комиссар четко, хоть и без присущей кадровым военным лихости, отдал честь в ответ и сразу протянул руку: — Здравствуйте, товарищ старший лейтенант, моя фамилия Гольдберг, Валентин Гольдберг. Я комиссар второго батальона, временно командую третьей ротой, их командир ранен.
Маленькая ладонь комиссара была крепкой, сухой и мозолистой. Комроты во все глаза уставился на незамеченное потускневшее боевое Красное Знамя на груди политработника. Эмаль на ордене потрескалась, а частично даже откололась, сам он был какой-то непривычный. Гольдбергу на вид можно было дать что тридцать пять, что пятьдесят, и Петров вдруг понял, что комиссар, скорее всего, получил эту награду еще в Гражданскую.
— Отличная атака, товарищ Петров, вы с Чекменевым сделали большую часть работы, потери у нас минимальные. Отличная атака. Я отправил связных к нашему комбату, будем сосредотачиваться здесь.
Он обвел внимательным взглядом машины взвода, задержавшись на танке Пахомова, затем посмотрел на раздавленные пушки.
— Это они? — Гольдберг кивнул на тела экипажа, лежавшие на крыше моторного отделения.
— Да, — коротко ответил Петров.
Комиссар кивнул и пошел к своим пехотинцам, к нему подбежал красноармеец, что-то доложил. Чуть правее на опушке, под прикрытием кустов, уже разворачивалась еще одна рота, лес наполнился движением, стрельба в чаще затихла. Покончив с немцами, второй батальон сосредотачивался на опушке, готовясь к атаке на Воробьево.
— Где он? Нет, вы его мне покажите, а? — прогремел голос с выраженным кавказским акцентом.
Петров едва успел обернуться, как оказался в объятиях огромного человека, тяжелая ладонь с силой ударила по спине. Здоровенный капитан лет тридцати с горящими черными глазами и залихватскими, кавалерийскими усами отодвинул его, осмотрел и от души хлопнул по плечу. Капитан был вооружен новеньким ППД-40 и, что удивительно, шашкой, пехотинцу совершенно не положенной.
— Я вам аплодировал! Так и надо, слышишь? Только так, вперед, не пригибаясь, пока они не опомнились!
— А это наш комбат, капитан Асланишвили, — невозмутимо заметил подошедший Гольдберг.
— Товарищ капитан… — начал было Петров, но Асланишвили махнул рукой:
— Георгий, Георгий я. Можно Жора, так быстрее, хорошо?
— А я Иван, — улыбнулся Петров.
— Хорошо, Вано, Чекменева твой майор к себе забрал, значит, я теперь с тобой воюю. Э-э-э, с танками мы горы свернем. Значит, какая у нас диспозиция?
Диспозиция у батальона была очень простая — через пятнадцать минут артиллерия дивизии должна была устроить короткий огневой налет на Воробьево. После этого 715-й полк возобновлял наступление с фронта, батальон Асланишвили при поддержке танков Петрова шел в атаку с левого фланга, а основные силы 732-го полка вместе с ротой Бурцева и танками комбата и комиссара охватывали поселок с тыла, чтобы отрезать немцам пути отхода. В случае успеха немецкий полк оказывался в окружении, в худшем случае вынужден был бы оставить свои позиции и отойти, чтобы не попасть в кольцо.
— Товарищ старший лейтенант, — высунулся из люка водителя Безуглый. — Вас комбат вызывает.
Прервав военный совет, Петров птицей взлетел в башню и, воткнув штырек ТПУ в гнездо, скомандовал:
— Давай.
— Ну что, Петров, — почему не докладываете? Я что, должен сам из вас все клещами тянуть? С пехотой соединились? — Комбат снова был абсолютно спокоен.
— Так точно! Второй батальон вышел на исходные, к атаке готовы.
— К атаке… — с какой-то досадой протянул Шелепин. — Тут такое дело, Петров, атака откладывается. Гаубицы позицию меняют — немцы их накрыли. Пока на запасной развернутся… в общем, атака откладывается до получения приказа. Конец связи.
Петров выругался и, отключив танкошлем, медленно вылез из танка. Приказ отложить атаку играл на руку немцам. Тот, кто руководил обороной поселка, несомненно, знал, что в лесу на его правом фланге сосредотачивается пехота с танками. И, разумеется, он принял меры. Каждая минута промедления означала, что немцы лучше подготовятся к обороне на этом участке боевых действий, и никакой артналет, будь даже у Тихомирова вдвое больше орудий, тут не поможет. Атаковать следовало сейчас. Старший лейтенант поделился своими соображениями с командованием батальона. Асланишвили и Гольдберг поддержали его, один бурно, второй, наоборот, сдержанно, но решительно, и Петров приказал Безуглому вызвать танк Шелепина.
— В чем дело, Петров? — сдержанно спросил комбат.
— Товарищ майор, разрешите доложить свои соображения? — с напором начал Петров.
— Разрешаю, — радиостанция выдала очередную порцию треска.
— Товарищ майор, атаковать надо сейчас. Если мы дадим им время подготовиться — провозимся до ночи, если вообще управимся. К тому же они знают, что мы в лесу, обнаружат и ударят — мы понесем потери еще до атаки. Я уж не говорю о том, что в любой момент может налететь авиация. Товарищ майор, бить надо немедленно, пока немцы не опомнились, капитан Асланишвили со мной согласен, и комиссар нас поддерживает…
— Хорошо, я понял тебя…
Комбат замолчал на полминуты, обдумывая слова подчиненного, а Петров отметил, что Шелепин снова обращается к нему на «ты». Похоже, у майора это было выражением высшего одобрения и доверия, и старший лейтенант понял, что рад этому.
— Значит, так. — Голос комбата был тверд. — Я с тобой согласен. Сейчас буду говорить с командиром полка, потом с Тихомировым. Учти, в 715-м большие потери, с Ивановым я связаться не могу. Не знаю, смогут ли они поддержать нас сразу, но в любом случае давать немцам передышку нельзя, ты прав. — Несколько мгновений он молчал. — Ты молодец, подумай, как будешь атаковать. Перед тобой примерно километр открытого пространства. Жди, я вызову.