В августе сорок второго
Шрифт:
Небольшая комната, книжные шкафы, письменный стол, несколько телефонов на нем. Это — кабинет Сталина на Ближней даче. Время довольно позднее, совместный ужин, за которым мы почти все время молчали — позади. Иосиф Виссарионович о чем-то думал, я мандражировал. Извините за такое моёвременное слово, но как еще описать свое состояние, как? Точнее не подберешь. Вопрос прозвучал. Сталин посмотрел на меня исподлобья и спросил:
— Ты точно хочешь знать, что произошло на самом деле?
Как в пропасть прыгаю, но отвечаю твердо, стараясь не выдавать волнения:
— Так точно, товарищ Сталин, хочу.
— Харашо!
Опять-таки, волнение вождя ощущается только через то, что в одной фразе резко прорезается грузинский акцент. Внешне он спокоен. Мы проходим в кабинет. Иосиф Виссарионович нарочито медленно набивает трубку табаком, распотрошив при этом несколько папирос, неизменная пачка «Герцоговины Флор» закончилась и отброшена за ненадобностью, спички… никакой дрожжи в руках нет, значит всё, волнение прошло, он уже взял себя в руки. И зачем я задал этот вопрос, зачем? Но сорвался с языка, теперь уже ничего не поделать.
— Ну что, Андрей Толоконников, тебе нужен этот разговор, хорошо. Но начну я немного с другого времени. Когда мы, большевики, шли к власти, в семнадцатом году мы были небольшой, я бы даже сказал, что мы были маленькой партией, которую почти разгромили после революции пятого года. Мы понимали, что надо менять ситуацию в стране. И партия была единым организмом, в котором имели место дискуссии, но главные идеи были одинаковыми. Это была наша идеологическая платформа. Идеология партии оставалась неизменной, менялись тактические приемы достижения цели. Февральский заговор генералов и думских политиков застал нашу партию врасплох. Мы были не готовы к такому резкому развороту событий. Ленин был в Швейцарии, вместе с большинством руководителей партии, тут оставалось несколько видных большевиков в ссылке и пара человек — на воле. Тогда было принято единственно верное решение: расширить численность партии за счет близких нам организаций, которые не имеют сами по себе большого политического влияния. Тот же БУНД, например. В партию пришли чуждые ей, хотя и близкие по каким-то вопросам элементы. Это один момент. Второй момент был в том, кто финансировал нашу партию. Мы создавали миф, что организация строилась за счет экспроприаций, то есть террористических актов, скрывая истинные источники финансирования. Их было три: больше всего денег давали староверы, купцы и промышленники, которые мстили царскому режиму за многовековые угнетения, но с Февралем они свою задачу выполнили, поток финансов оттуда резко упал. Концы обрубили. Они это умели: чтобы скрыть схемы финансирования революции пятого года убрали Савву Морозова. А тут пригодились контакты, инициированные Парвусом. Для Германии Временное правительство, контролируемое Антантой, не было выходом из положения. Но кроме немецких денег появились и американские. Троцкий и его группа. Они внесли очень солидный финансовый вклад в революцию. Еврейские банкиры Европы тоже подкинули денег: они, как и американцы были заинтересованы в развале Российской империи, тем более, что антисемитское Временное правительство их не устраивало совершенно. Свердлов. Это через него. И благодаря его влиянию часть левых эсеров стала с нами сотрудничать. Посмотри:
Сталин подошел к столу, вытащил шахматные фигурки из ящика стола. Выставил белого ферзя, которого окружили три белые пешки.
— Такой была наша партия до кооптации.
Потом вытащил несколько фигурок, теперь белого ферзя окружали пешки, слоны, ладьи красного, белого, черного, коричневого цветов. Их было больше, но картинка получалась пестрой.
— Вот такой стала наша партия после принятия новых членов. Денег стало больше, это да, возможностей вести агитацию тоже, скажи, Андрей, такой партией можно захватить власть? А мы уже понимали, что сделать социальные изменения можно только взяв власть в руки!
Посмотрев на эту пеструю картинку, я вздохнул:
— Такой группой прийти к власти невозможно: внутренние противоречия рано или поздно разорвут этот временный союз!
— Верно думаешь, товарищ Толоконников! — настроение Сталина чуть улучшилось.
— Временное правительство было слишком аморфным и вело страну к катастрофе быстро и уверенно. Они пытались заморозить социальные противоречия, продолжая оплачивать военные успехи стран Антанты жизнями наших солдат. И ничего для простых людей не делали. А что еще хотеть от правительства большого капитала? Только расширение возможности грабить казну и набивать свои карманы. И очень большое искусство Ленина было в том, чтобы из вот этой аморфной и разноидейной массы удерживать общий партийный курс. Владимир Ильич умело маневрировал между этими группами. В этом была его гениальность!
Сталин вновь раскурил трубку, выпустил в воздух еще несколько клубов дыма и произнес:
— Я тебя этим кратким курсом в историю партии не утомил?
— Никак нет, товарищ Сталин!
— Ну вот, военизировался ты в этом времени, товарищ Андрей Толоконников! Продолжим.
Сталин смахнул фигурки в ящик стола и расставил их по-другому: теперь около белого ферзя стояли три красные пешки, несколько черных коней и белая ладья с россыпью белых пешек.
— В партии сложились три группы: одна группа соглашатели, которые настаивали на мирном сосуществовании с буржуазным правительством, Зиновьев, например, их было меньшинство, большая часть партии взяла курс на военное противостояние с Временным правительством. Создавались советы, а у них должны быть боевые дружины, которые и могли стать оружием будущего переворота. Только в этой группе тоже не было единства: большинство, в том числе Ленин и Троцкий выступали за переворот и начало мировой революции, первым этапом должен был стать захват власти и установление сепаратного мира с Германией. Самая маленькая группа считала, что надо взять власть, сохранить государство как трамплин для мировой революции, двигаться постепенно, аккуратно,
Сталин опять подчеркивает, что говорит не с генералом Виноградовым, а с «попаданцем» Толоконниковым, что же, мне остается только принять правила игры.
— Да, я знаю…
— Хорошо, товарищ Толоконников, что ваша память вас не подводит. За Николаем Михайловичем, профессиональным разведчиком, стояли такие мощные фигуры как военный министр Временного правительства Верховский, морской министр Вердеревский, генерал Маниковский, практически все руководство военной разведки Генштаба Российской армии. Они посчитали нас единственной силой, способной вывести страну из кризиса, пусть и дорогой ценой. Страна стояла на краю распада. Наша небольшая группа и пообещала, что сделает все, чтобы сохранить страну. Они назвали нас большевиками-государственниками и подчеркивали, что с большевиками-интернационалистами не хотят иметь никакого дела. Военное руководство Октябрьским переворотом — это целиком их дело. Какой такой Троцкий? Болтун, хоть и талантливый организатор. Ленин? Выдающийся тактик и теоретик, но не практик. Антонов-Овсеенко? Не смешите меня! Эти недоучки вместо захвата власти создали бы бардак и говорильню! Митинговали до посинения, а дело стояло бы на месте! Штаб революции был в редакции «Правды», рядом — крейсер «Аврора» с самой мощной радиостанцией, полевой узел связи военные развернули, они руководили отрядами восставших. Арест Временного правительства дело рук небольшой группы офицеров-разведчиков, которые проникли в Зимний дворец, пока массовка из матросов и солдат гарнизона отвлекали внимание казаков и юнкеров. А когда правительство было арестовано, защитникам Зимнего ничего не оставалось, как разойтись по казармам! Этот переворот был бескровным только потому, что был хорошо организованным! По-военному четко и оперативно! И никакого революционного творчества масс! Железная воинская дисциплина и порядок!
Иосиф Виссарионович попросил принести чаю. Через несколько минут чай, варенье и вазочка с печеньем были на столе. Сталин с удовольствием выпил свой стакан чаю, закусив одним из печений, я попробовал варенье, оно было из нескольких сортов ягод и имело очень тонкий вкус и аромат. Хозяин опять взялся за трубку, а потом продолжил, перемежая реплики курением.
— Я не буду пересказывать перипетии внутрипартийной борьбы после Октября. Скажу, что наша группа проиграла. Был взят курс на скорейшую мировую революцию. Но для этого надо было остаться у власти. Мы не знали, что мы строим! Ленин, как и большинство партийцев считали, что нам надо строить объединенную коммунистическую Европу с центром в Германии. Но тут вспыхнул мятеж Чехословацкого корпуса, потом началась гражданская война и стало ясно, что надо еще удержаться у власти, а для этого сначала построить свое государство, а потом решать вопросы мировой революции. Так получилось, что моя группа проигрывала, но условия заставили партию принять нашу позицию и строить государство диктатуры пролетариата в отдельно взятой стране. Это не была идеология партии! Это была идея моей группы, если хочешь, фракции в партии, и не более того! Троцкий бросился строить Красную армию, Ленин и Свердлов сосредоточились на создании государственных органов, я занимался партийной структурой, Каменев — Коминтерном.
На столе уже четыре фигуры. Белый король и три ладьи: красная, черная и коричневая. Кроме них около белого короля множество белых пешек.
— После смерти Свердлова, который попытался убрать Ленина и занять его место, вес набирает Троцкий, как руководитель победоносной Красной армии.
Вместо черной ладьи на столе появляется черная королева в окружении черных пешек.
— Провал революций в странах Европы, в первую очередь, Венгрии и Германии — и Коминтерн теряет свой вес. Формально он главнее, чем ВКП(б), но фактически…
Вместо коричневой ладьи появляются три коричневые пешки.
— В этой ситуации мне надо было создать какой-то реальный противовес Троцкому. Иначе страна должна была быть принесена в жертву на алтарь мировой революции. А я уже к концу Гражданской войны понимал, что надо сохранить государство как систему, не бросать жизни наших народов в горнило мировой революции. К этой идее я охладел окончательно. И во многом потому, что не было в этом стане у меня друзей, не было уважения. Я для них был необразованным и некультурным, но очень полезным горцем, дикарем. Я воспользовался тем, что партия стала увеличиваться, круг задач становился все больше, нужны были кадры-управленцы для всей страны. И тогда я одержал первую победу, очень маленькую, но очень важную. Мне удалось сделать так, что партийные кадры попали под мой контроль, а в советских органах при назначении руководителей предпочтение отдавалось также партийным кадрам перед непартийными. Это была очень сложная, незаметная и кропотливая работа! Троцкий предпочитал работать с старорежимными специалистами, покупая их лояльность пайками или страхом. Я же отстаивал идейность кадров в противовес их деловым качествам, мол, делам научатся, если захотят. Понимал ли я, что из-за этого будет страдать дело? Понимал! Но для меня было важнее получить группу соратников, пусть не на самых важных постах, но эта группа была многочисленной и могла сплотиться по любому моему сигналу.