В августе жену знать не желаю
Шрифт:
Он немного повернулся, чтобы чуть больше выставить нужную часть под палящие лучи.
Но поскольку рядом с парапетом возвышалась высокая статная фигура Уититтерли, он крикнул:
— Отойдите, вы мне солнце загораживаете!
Хитроглазый капитан поспешно отодвинулся, а Джедеоне продолжал расспрашивать рыбака о Вилле.
— Водолаз? — спросил рыбак, к удовольствию осьминога, который получил несколько минут передышки.
— Именно.
— Он всегда приходит к одиннадцати, — продолжал рыбак. И показывая на ротонду, добавил: — Он садится вон там и рассказывает о своих подводных
— Спасибо, добрый человек, — воскликнул Ланцилло.
Чтобы как-то его отблагодарить, он хотел купить осьминога, но рыбак не пожелал продавать его ни за какие деньги.
— Он у меня уже столько лет, — сказал он, — я к нему привязался.
— Как мило! — воскликнул добряк Суарес со слезами на глазах. — Это братство ловцов и ловимых меня просто потрясает.
— Глупый! — сказали ему друзья, заметив его слезы.
Но и у самих глаза увлажнились.
В ожидании Вилла они уселись на парапет. Капитан Уититтерли, который умел готовить осьминогов, сказал:
— С осьминога не следует сдирать кожу.
— Особенно, если он живой, — заметил Андреа.
Отец ткнул его локтем, чтобы помалкивал.
Беззаботно расхаживали стайки синьор и синьорин в купальных костюмах.
— Ах! — вздохнул Ланцилло. — Антонио Вилла, что же ты не идешь?
Он посмотрел на часы: до одиннадцати было еще двадцать минут.
В этот момент он увидел нескольких незнакомцев, которые время от времени бросали монетку в воду, и маленького человечка, который нырял вниз головой и через некоторое время выныривал с монеткой во рту.
— А что? — пробормотал Ланцилло. — Может, попробовать с этим? Тогда обойдемся и без водолаза. — Он позвал: — Малыш, ты не смог бы достать мне ключ со дна моря?
— Конечно, — ответил мальчик, — бросайте!
— Я его уже выбросил, — со вздохом пробормотал Ланцилло.
Малыш больше не слушал. Он бросился в воду вниз головой и через несколько минут вынырнул с большим ключом во рту.
— Молодец! — закричала толпа.
Ланцилло с некоторым недоумением рассматривал ключ.
— Кажется, великоват, — пробормотал он. — Пожалуй, не мой.
И в самом деле, рыбак, который, заметим попутно, был отцом маленького ныряльщика, дал малышу пинка под зад.
— Я тебе покажу, как баловаться с ключом от дома! — сказал он.
Андреа облокотился на парапет ротонды, стоя рядом с Ланцилло, который пристально вглядывался в море, как будто хотел вырвать у него секрет.
Недалеко от них на парапете сидел какой-то человек, ловивший на удочку рыбу. Удивительная это категория людей! Находят удовольствие в том, чтобы часами просиживать, всматриваясь в воду, выставив удочку, — удочку непомерной длины, особенно если вспомнить, что на нее удается поймать, — и никогда ничего не ловят. Но есть и еще более странная категория людей: те, кто терпеливо, часами, наблюдают за рыбаком, ожидая, не вытащит ли он какую-нибудь рыбку.
А здесь присутствовал тип еще более странный, нежели те, что относятся к только что означенным категориям: он находил удовольствие в том, чтобы терпеливо наблюдать не за рыбаком, а за тем, кто наблюдал
Что касается Андреа, то он находил огромное наслаждение в том, что пожирал глазами того, кто наблюдал за тем, кто следил за рыбаком.
А у этого рыбака — мы забыли об этом упомянуть — была деревянная нога. Пока он удил рыбу, ремни его, неизвестно как, ослабли и — плюх! — деревянная нога, свешивавшаяся с парапета рядом со здоровой, полетела в воду. Рыбак посмотрел, как морское течение уносит ее прочь, и пробормотал:
— Хорошо, что упала не здоровая!
— Много народу купается? — спросил Джедеоне у сына.
— Я не знаю, — ответил Андреа.
— Как это не знаешь? Ты же смотришь с парапета! Не видишь?
— Я вижу много людей, — сказал молодой человек, — в купальных костюмах, они плещутся в воде, но я не знаю, купаются ли они.
— Чем же они, по-твоему, занимаются? — с горечью пробормотал Джедеоне.
Вероятно, он сопроводил бы свои слова одним подзатыльником или парочкой, если бы, к счастью для Андреа, у прилавка торговца устрицами не возникла суматоха, привлекшая всеобщее внимание. А происходило там вот что: у прилавка стоял один человек, которого совершенно не интересовали купание и купальщики; он занимался только тем, что высасывал раковины, которые торговец ему едва успевал открывать; он предложил устрицу Суаресу, который, прежде чем проглотить ее, уже держа открытой в руке, пробормотал:
— Боюсь, что мне будет больно.
— Вообще-то, — воскликнула устрица тонюсеньким голоском, — это я боюсь, что мне будет больно.
От неожиданности Суарес вернул устрицу обжоре, которые продолжал заглатывать их одну за другой. Вдруг появился какой-то синьор с пальцами, унизанными кольцами, который без всяких объяснений направился прямиком к обжоре и принялся тузить его кулаками и пинать. Только вмешательство толпы положило конец насилию. Вырываясь из державших его сильных рук, новоприбывший поправлял кольца на пальцах и кричал обжоре, тяжело дыша:
— Негодяй!
— Может, отец? — переговаривались люди.
Как будто в его поведении были какие-то признаки отцовских чувств.
Но оба эти мужчины были примерно одного возраста.
Вскоре стало понятно, что произошло. Синьор с кольцами был богач, которому врач предписал морские купания. Он, кто мог позволить себе эту роскошь в силу своего значительного состояния, поручил некоему лицу провести курс купаний вместо него — разумеется, за вознаграждение. Но тот нашел кого-то еще, кто должен был ему деньги, чтобы тот купался вместо него. Придя к нему, он изложил суть поручения.
— Чего только ни придумают эти богачи! — воскликнул должник.
На что первый заметил:
— Вы согласны делать эти купания, в счет вашего долга? Разумеется, я оплачу все расходы. Но не дам ни сольдо сверх этого.
— А почему нет? — сказал несостоятельный должник.
— Это означает, — закончил первый, передавая ему часть субсидии, предоставленной богачом, — что вы мне выплатите долг, купаясь вместо меня. — И ушел, бормоча: — Если не воспользуюсь этой возможностью, я никогда не добьюсь возвращения долга.