В Августовских лесах
Шрифт:
– Все я понимаю, Клава, и знаю, что тебе нужен покой, большой и заслуженный покой. Сколько мы уже с тобой пережили, переезжая с места на место! Тебе нелегко переносить в таком положении это соседство с фашистами. Думал отправить вас на Днепропетровщину, к бабушке, но сейчас уже поздно. Да ты, я знаю, и сама бы не поехала. Вот скоро получим отпуск и махнем вместе с нашим выводком. В Днепре покупаемся, рыбу половим. Ну, а что соседи озорничают, так у нас с тобой и на Дальнем Востоке и в Средней Азии спокойных соседей не было.
– И правда! Напустила я, видимо, на себя лишние
Однако Шарипов и Усов отлично понимали, что фашисты, захватив Польшу и приблизившись к границам Советского Союза, затевают что-то серьезное. Их провокации с каждым днем становились все очевидней. Из отряда был получен приказ быть в постоянной боевой готовности.
Сегодня была суббота. Все на заставе было обычным, будничным. Клавдия Федоровна видела, как со смехом выскочила из своей комнаты Шура, за ней с кружкой в руках - Усов. Он догнал ее и облил водой. Потом они стояли друг против друга, молодые, радостные, сильные, и смеялись. Шура, изловчившись, схватила с головы мужа фуражку и начала ерошить его светлые вьющиеся волосы. Усов вдруг резко выпрямился, быстро одернул гимнастерку, пригладил волосы и наклонился к жене:
– Шалунья, смирно! Отдай фуражку!
Он выразительно показал глазами на ворота. Там часовой пропускал мимо себя наряд пограничников, вернувшихся с охраны границы.
Пограничники остановились около фанерной дощечки, где было написано "Разряжай", с другой стороны от выхода из казармы висела вторая дощечка с надписью "Заряжай". Солдаты, щелкнув затворами, вынули из магазинов патроны. Кладя обойму в подсумок, Юдичев сказал:
– В свастику бы их разрядить, чтобы не нахальничали.
– Не положено, - мрачно ответил Башарин и, поглядывая на кончик патрона, сам подумал именно о том же.
– Это известно, что не положено, - вздохнув, продолжал Юдичев.
– Но палец у меня все время шевелился на спусковом крючке.
– Может, и шевелился, а раз не положено, значит, точка!
Проверив оружие, дежурный разрешил пограничникам идти.
Надев фуражку, начальник заставы пошел в канцелярию. Там он принял доклад старшего наряда. Сурово и гордо звучали торжественные слова:
– Пограничный наряд в составе младшего сержанта Башарина и рядового Юдичева прибыл с охраны границы Союза Советских Социалистических Республик!.. За время несения службы нарушения государственной границы не обнаружено. Докладывает старший наряда младший сержант Башарин.
– Что замечено на сопредельной стороне?
– спросил Усов.
– Замечена группа офицеров в шлемах. Офицеры рассматривали в бинокль нашу высоту 194.
– Сколько было офицеров?
– Трое.
– Форма?
– Темно-серые френчи, на рукавах свастики, фуражки с высокими тульями, погоны белые, звание не установлено, - доложил Башарин.
– Вы себя не обнаруживали?
– Никак нет.
– Все замеченное записали?
– Так точно!
– Хорошо. Идите отдыхать.
Приняв рапорт, Усов задумался.
Фашисты вели себя нагло. Они ежедневно торчали с биноклями у самой границы, делали это почти открыто. Усов долго сидел молча, потом встал из-за
– Вот что, товарищи, - сказал Усов старшине и поварам, - завтра надо приготовить обед, да не простой, а дипломатический!
– Есть приготовить дипломатический обед!
– весело ответил молодой повар Чубаров.
Приготовить дипломатический обед означало изобрести что-нибудь особенное.
– По какому случаю такой обед, товарищ лейтенант?
– спросил старшина, прикидывая в уме, что он может предложить.
– Завтра наши физкультурники будут состязаться по волейболу с первой заставой. Вот и приготовьте людям отменный обед.
– А если они проиграют?
– спросил Чубаров.
– Угощать будем не только победителей. Всех! Ну, что вы можете предложить, товарищ старшина?
– Можно азу по-татарски, - сказал старшина.
– От твоего азу зачешется в каждом глазу... перцу и луку ты не пожалеешь, - поглядывая на черноватого, с узкими лукавыми глазами старшину, рассмеялся Усов.
Старшина с поваром перечислили целый ряд известных им кушаний, но начальник заставы все отверг.
– Есть свежая рыба. Можно поджарить в сухарях, - предложил наконец Чубаров.
– Вот удивил! Не видали они твоей жареной рыбы! А если ты ее пережаришь да еще пересолишь, как в прошлый раз?
Чубаров смущенно покраснел и даже снял поварской белый колпак. Грех такой однажды случился с ним.
– Пирог можешь испечь со свежей рыбой?
– спросил Усов.
– Пирог с рыбой? Не приходилось готовить такого блюда, товарищ лейтенант.
– Не приходилось готовить?
– удивился Усов.
– Так слушай... Поставишь на дрожжах тесто, обыкновенное, как для выпечки хлеба, только из белой муки. Предварительно отваришь пшено. Когда будешь отваривать, воду слей, чтобы каша получилась крутая. Потом эту кашу поджаришь на постном масле с луком. Когда тесто подойдет, раскатаешь его на четыре угла, понимаешь, чтобы можно было загнуть и слепить из теста конверт. Нальешь в противень масла, положишь эту приготовленную для конверта лепешку - аккуратно, смотри не порви, - ровным слоем наложишь каши, а сверху на нее рядками рыбу и репчатый лук. Все это упакуешь в конверт - и в духовку. Как только тесто подрумянится и подсохнет, значит, и рыба готова. Тащи из духовки и накрой полотенцем. Мягкий получится пирог и пышный. Это кулебяка по-сибирски. Расспроси Бражникова, он тебя научит. Понимаешь?
– Все ясно!
– улыбаясь, сказал Чубаров, с удивлением думая, откуда начальник заставы знает такие кулинарные премудрости.
– Действуй, да смотри не испорти, не пересоли!..
Возвращаясь к себе. Усов увидел у крыльца офицерского дома группу громко разговаривающих людей. Шура стояла, обнявшись с какой-то высокой в зеленом платье женщиной. Рядом стояла Клавдия Федоровна. Она разговаривала с Франчишкой Игнатьевной. Справа от дома, около низенькой бани, на бревне сидели: политрук Шарипов, секретарь райкома партии Сергей Иванович Викторов и Иван Магницкий.