В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В»
Шрифт:
Она поплакала самую малость. Только самые горькие слёзы сверху выплакала — и всё. Глаза насухо промокнула платочком, нос высморкала. Посмотрела на любимые свои новенькие часики — до звонка пять минут. Рукой махнула и облегчённо и обречённо: не пойду уж!
Внизу на спортплощадке шёл урок физкультуры. Мальчишки гоняли в баскетбол изо всех сил, стараясь побольше наиграться за оставшиеся минутки. Степан Семёнович, улыбаясь, следил за ними.
А девчонки прыгали через верёвочку. Но поспокойнее, потому что думали, что мальчишки на них всё же поглядывают. Наверное, пятый или четвёртый класс…
Ольга усмехнулась, покачала головой: всего только год разницы, а малыши малышами!.. Но за секундную эту, крохотную радость опять её стали грызть тоска и тревога.
Ей представился сегодняшний вечер. Отец:
«Ну как сегодня?»
Ольга опустит голову и пожмёт плечами. Тогда отец сразу же, без спросу, откроет портфель и вынет дневник:
«Так, значит. Разговелись! Слышишь, Наталья Борисовна?»
Мама войдёт в комнату, глянет, сядет на стул, бессильно обронит руку, как Анна Каренина в фильме:
«О господи! По какому? По геометрии опять?»
«По алгебре!» — скажет папа со значением.
«О господи, Оля! Ну до каких же пор…»
И тут дверь приоткроется, в щели возникнет лисья мордочка Лёньки.
«Сейчас же выйди!» — крикнет папа и зверски так двинет стулом по полу, что просто страшно сделается.
И тогда мама тоже крикнет:
«Прошу тебя, Георгий, не кричать!»
«А я тебя прошу не кричать!.. Я совершенно не хочу, чтобы Леонид и Родион знали, что старшие в семье ссорятся».
«И всё-таки, — опять крикнет мама, — это не повод для того, чтобы…»
И они начнут ссориться. А Ольга будет стоять у окна сжавшись, сжав руками подоконник, боясь даже слезу обронить… В конце концов папа крикнет:
«Ну это уж, Наташенька, я не знаю, что такое! В чём ты, собственно, меня обвиняешь?! Я работаю как вол!..»
«Успокойся, — скажет мама презрительно, — никто тебя…»
«К чёрту!» — И отец вылетит из комнаты, треснув дверью.
И тогда мама сядет к столу, заплачет, обняв ладонями лоб. Ольге будут видны только мокрые её щёки. Потом она поглядит на Ольгу:
«Вот что из-за твоих фокусов выходит, ты видишь?»
И уйдёт.
Однако остаток школьного дня прошёл без плохих происшествий. На истории она даже получила четвёрку. Могла и пять получить, да забыла одну совершенно ерундовую дату — просто голова не тем была занята.
Тамара Густавовна колыхнулась на своём стульчике, могучая, грузная. Обычный школьный стул казался под нею игрушечным крошкой. Она колыхнулась, глянула на Ольгу огромными серыми глазами и произнесла низко, из груди, словно певица:
— Молодец, Оля! Садись, давай дневник.
Ольге неудобно было перед классом, и она сказала:
— Я позабыла, Тамара Густавовна, дома…
Хотя, наверное, никто уже ничего не помнил.
А Ольга, вышло, своим враньём только себе хуже и сделала. Ведь всё равно после уроков придётся нести дневник Елене Григорьевне. Но если б Ольга не врала, то рядом с двойкой стояла бы ещё и четвёрка по истории — хотя и слабая защита, но всё же.
После шестого урока она отправилась домой. Будто правда за дневником, будто за ней следил кто-то. Хотя, конечно, никто за нею следить не собирался.
Ольга по привычке заглянула в холодильник. Есть совершенно не хотелось. Но когда у тебя младший брат, куда ж тут денешься! Она спросила:
— Лёнь, кушал?
— Не-а…
Она разогрела, поставила две тарелки. Вот какое глупое положение: надо было спешить, но так спешить не хотелось!
— Лёнь, уберёшь? Я в школу на полчасика.
— Лана! — беспечно отозвался Лёнька.
Он был весёлый и сговорчивый братишка. И учился хорошо. Если двойки и хватал, то по предметам, которые всегда можно выучить: по географии, по естествознанию… Не то что Ольга — по математикам!
Беспечное согласие Лёньки, однако, мало что значило. Он такой — не со зла, а просто возьмёт и не приберётся. Скажет: забыл. И будет правда. Поэтому Ольга особым — спокойным, старшим — голосом произнесла:
— Лёня, только пожалуйста. Ты понял?
Лёнька поднял на неё удивлённые глаза. Откуда, мол, узнала, что хотел улизнуть? Улыбнулся:
— Лана-лана, не бойся. Я ж сказал!
Лёнька её слушался, и Родька её слушался. Когда гости приходили, мама даже иной раз просила:
— Олёшь! Побудь с ребятами. И потом проследи, чтоб спали.
А Ольга даже довольна бывает в такие вечера. Она и про Лёньку и про Родьку знает всё. Поэтому ей легко быть мягкой и требовательной, легко за ними следить. Родька, например, то, что делает в детском саду, дома ни за что не хочет. Не хочет, например, умываться. Ольга долго с этим мучилась. Наконец придумала рассказать про микробов. Родька тогда удивился страшно! Долго осматривал свои пальчики, потом говорит…
Ох, не о том ей надо думать, не о том! Что она сейчас Елене-то скажет?
Под мышкой завёрнутый в газету грелся дневник…
А ведь когда-то и Ольга училась неплохо — в младших классах, до начала настоящих математик. А может, вернее сказать, до прихода Елены Григорьевны?
В самом начале пятого класса она заболела не очень страшной болезнью — ветрянкой. Её сразу же изолировали от Родьки и Лёньки — отправили обратно на дачу. А погода стояла просто на редкость! Они жили вдвоём с тётей Машей. Так хорошо было: небо синело, тихо светило солнце, лист облетал. По утрам роса лежала густая, зернистая!..