В битвах под водой
Шрифт:
Все это видел Каркоцкий, которого я послал с матросами для спасения детей. Вернувшись, он взволнованно докладывал мне:
– Сейчас видел настоящего героя. Нам бы такого!
Он уговаривал меня взять матроса на лодку. Его не смущали мои доводы о том, что Мисник - не моторист, а нам нужен только моторист, и что он приписан к другой лодке.
Командование разрешило взять Мисника на "Малютку". И когда матрос вышел из госпиталя, Каркоцкий, не жалея времени, стал обучать своего "приемыша", как прозвали матроса на лодке, и помогал ему всем, чем мог.
В жилых отсеках царил беспорядок.
– Безобразие!
– обратил я на это внимание боцмана.
– Плохое крепление!
– Так точно, не умеют еще...
– А вы тоже не умеете? Вы ведь обязаны проверять!
– Тоже... не умею, наверно, еще. Окончательную проверку производит помощник, товарищ командир.
– Значит, и он еще... не умеет? Немедленно привести все в порядок!
– и я вышел из отсека.
Плавая на благодатном Черном море, "Малютка" давно не попадала в суровые штормовые условия, и подводники стали кое-что забывать, утратили некоторые навыки. Как оказалось, мелких недочетов в нашей работе по подготовке корабля к походу было много.
Мы не только устранили их, но и сделали необходимые выводы, чтобы впредь не повторять ошибок.
Назначенную ей позицию "Малютка" заняла своевременно. Подводники успели прийти в себя и привести корабль в хорошее состояние.
Ветер утих, облака рассеялись, показалось солнце. Море начало успокаиваться.
Мы увидели в перископ хорошо знакомые каждому черноморцу горы: пологая Айя, остроконечный Сарыч, сутулый Феолент. Раньше, когда мы возвращались из походов, они служили нам ориентирами, а сейчас мы, притаившись под водой, охотились здесь за фашистскими кораблями.
Поднимая время от времени перископ, "Малютка" ползала с юга на север и с севера на юг вдоль внешней кромки минного поля, выискивая удобное для прохода место. Целый день продолжались поиск и разведка района. Самым удачным было бы, если бы из базы или в нее направлялось какое-нибудь судно, вслед за которым мы могли бы пройти внутрь минного пояса или определить фарватеры движения. Но кораблей не было.
С наступлением вечерних сумерек мы всплыли в надводное положение и продолжали изучение боевой позиции в условиях темноты.
Но побережье словно вымерло. Севастополь был погружен в темноту.
На рассвете "Малютка" подошла к южной кромке минного рубежа. Определившись по карте, мы погрузились и, уйдя на большую глубину, пошли к минному полю.
Опустив перископ и закрыв за собой нижний рубочный люк, я спустился в центральный пост и объявил:
– Приступаем к форсированию минного поля. В отсеках слушать забортные шумы и докладывать в центральный пост. Люди застыли на своих местах.
Я сидел у отсечной двери на брезентовой разножке и наблюдал за показаниями приборов.
Шли напряженные минуты - минрепы не давали о себе знать. Прошло полчаса. Мы уже вползли в водную толщу, насыщенную смертоносными черными шарами.
Для увеличения вероятности встречи с кораблем мины обычно расставляются в шахматном порядке с небольшими интервалами. Живо представлялись мне темные, покрытые водорослями чудовища, словно аэростаты воздушного заграждения возвышавшиеся на различном уровне над морским дном. От каждого
– В центральном! Минреп справа по борту!
– услышал я доклад из торпедного отсека.
В этот страшный момент все зависело от искусства личного состава. Успеют ли рулевые, электрики и другие подводники своевременно и хладнокровно выполнить приказания командира или кто-нибудь растеряется, допустит неточность, оплошность? Все действия должны быть быстрыми, точными, безошибочными. За секунды надо проделать то, на что иной раз нужно затратить минуты и даже больше.
"Малюточники" выдержали первое испытание. Минреп проскрежетал до центрального поста, а затем, провожаемый вздохами облегчения, оторвался и отстал. Я вытер со лба капли холодного пота. В отсеках "Малютки" снова наступила тишина. Освободились от одного минрепа, можно было ожидать другого.
Более трех часов затратили мы на преодоление минного поля. За это время мы более десяти раз касались минрепов, и их зловещий скрежет каждый раз заставлял всех содрогаться.
Встреча с последним минрепом была особенно неприятной. Только благодаря какой-то случайности мы остались невредимы. Сначала столкновение с минным тросом заметили гидроакустики, а затем и все мы услышали мерное царапанье минреп шел вдоль всего борта и подходил к винтам.
Я приказал застопорить ход, но лодка двигалась по инерции. Мы ждали, что минреп вот-вот намотается на винты, и неожиданно ощутили сильный толчок. Но еще через мгновение мы поняли: толчок означал, что минреп сорвался с какого-то выступа в корпусе лодки.
– Мина проржавела, - сравнительно спокойно проговорил Глоба, не отрываясь от своей работы, - наше счастье, а то бы взорвались...
Наконец наступил момент, когда, по расчетам штурмана, мы должны были оказаться вне пределов минного поля. Тем не менее "Малютка" некоторое время еще продолжала свое движение прежним курсом и с прежней скоростью. И лишь отойдя на большое расстояние от опасной зоны и соблюдая осторожность, мы всплыли на перископную глубину.
– Окончено форсирование минного поля!
– полетела команда по отсекам. Вахте заступить, подвахтенным идти отдыхать!
Люди повеселели, словно впереди у них уже не было преград и трудностей.
"Малютка" легла курсом на север, к входным фарватерам в Севастопольскую бухту.
– Вот... написал, товарищ командир, - я не заметил, как в рубку поднялся Поедайло. Выждав момент, когда я опустил перископ, он смущенно протянул мне вырванный из ученической тетради листок бумаги, исписанный размашистым почерком.
За полтора года службы на "Малютке" Поедайло заметно изменился. Сказалась всемогущая сила воздействия дружного, спаянного коллектива. Экипаж "Малютки" сразу и так дружно взялся за Поедайло, что матрос не выдержал и побежал к комиссару дивизиона.