В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война
Шрифт:
— Я всегда считал, что нет произведений хороших и плохих. Есть те, которые читать интересно, и те, которые читать неинтересно. Читать твое мне было интересно…
Я был польщен.
В 1983 году Евгений Романович пригласил меня на важную встречу.
— Ну, ты просил направить тебя на работу в «Закрытый сектор»? А ты уверен, что не хочешь остаться в «Портовой оператике» и одновременно работать в редакции «Посева»? Ведь если взглянуть на первый и на седьмой номер «Вахты», это просто стремительный взлет. У тебя получается.
— Нет, я хочу в «Закрытый сектор».
— Ладно. Вопрос уже решен. Ты поедешь в Англию.
— Я просился в Париж.
— Французского
Романыч хитро улыбнулся. Он знал, по какой причине я просился в Париж. У этой причины были удивительные зеленые глаза. Но точка «Закрытого сектора» в Париже действительно была занята, да и французский я только начинал учить.
Вскоре у меня состоялся другой разговор. С руководителем того самого «Закрытого сектора».
Ее кличка была Бригитта. Швейцарка. Училась в Советском Союзе. «Полюбила» его так, что, войдя в контакт с НТС, начала работать в организации и дослужилась до руководителя ее самого секретного отдела. Мы встретились в небольшом ресторанчике на Франкфуртском вокзале. Она по-деловому изложила мне план моей работы в «Закрытом секторе».
Пункт назначения — Лондон.
Работа — нахождение, подготовка и отправка людей, готовых быть нашими курьерами в поездках за «железный занавес».
«Крыта» — студент. Буду изучать английский.
Условие — никто из моих друзей и родственников не должен знать, в какой стране я нахожусь. Даже мать.
Вроде все ясно.
— Да, — спросил я в последний момент, — я знаю, что в «Закрытом секторе» все работают под кличками. Так как меня теперь зовут?
Бригитта ткнула пальцем в документ о моей отправке.
— Степан.
Так я стал «Степаном». На три года.
«Закрытый сектор» НТС. Некоторые называли его «последней белоэмигрантской разведкой». Не совсем верно, разведка ведь собирает информацию, а его основной задачей было донесете до советских граждан той информации, которую от них скрывали власти. Но пока шла «холодная война», конспирация, клички, секретность — все это было жизненно необходимо для его работы. И для безопасности тех людей за «железным занавесом», которые не побоялись вступить в контакт с НТС.
Основная работа «Закрытого сектора» (или «Кустов», как его называли на внутреннем жаргоне НТС) заключалась в поддержании связи с контактами организации в СССР и странах Восточной Европы. Вывоз рукописей для их дальнейшей публикации на Западе, писем, статей для «Посева». Провоз в Советский Союз антисоветской литературы: книг, журналов, листовок. Также — писем и инструкций для контактов НТС, материальной помощи для контактов и семей политических заключенных. Иногда приходилось провозить страшные, как кажется сегодня, вещи: витаминизированные конфеты, которые можно было передать в лагерь. Простые витамины передавать было запрещено лагерным начальством.
Операции по переброске литературы, «разработки», создавались в штабе (на жаргоне — «Контора»). Он находился в Германии, в городе Майнц, в районе Лерхенберг (с немецкого оно переводилось как «Жаворонковая гора»). КГБ долго искал это здание, но до самого конца «холодной войны» так и не смог выяснить даже, в какой стране оно находится. В 1991 году полковник КГБ Карпович, который долго вел работу против НТС, сознался своему противнику из НТС Роберту (Андрей Васильев), что на Лубянке думали, что штаб находится в Лондоне. Они были уверены, что штаб должен представлять собой особняк,
В первый же вечер, проведенный в штабе, я нашел на тумбочке пачку старых визитных карточек. На них было лаконично написано: «Иван Иванович Иванов. Один из многих»
Оказалось, это была старая шутка «Кустов». Когда сотрудник «Закрытого сектора» встречался с человеком, которого подозревали в связях с КГБ, считалось шиком оставить на прощание фирменную карточку «Закрытого сектора». Это давало понять, что агент разоблачен.
Во главе «Закрытого сектора» стоял его руководитель, входивший в состав Исполнительного бюро Совета НТС. Несколько штабных работников занимались разработками операций. Из штаба разработки поступали на «участки». «Участком» называлась страна, откуда осуществлялась отправка агента-курьера в СССР и страны Восточной Европы. У нас его называли «Участковый». Каждая страна имела свой код. Германия называлась «Школа». Бельгия — «Роща». Италия — «Поляна». Норвегия — «Нора». Швейцария — «Болото». Англия — «Озеро».
Участковый через наводчиков подыскивал во вверенной ему стране людей, готовых поехать за «железный занавес», подбирал того, кто годится для данной разработки, и готовил его к поездке. За 25 часов учебного времени. Так из наивного иностранца нужно было подготовить курьера, на жаргоне — «орла». Передача «участка» осуществлялась следующим образом: новый Участковый прибывал в страну, и старый Участковый в течение года передавал ему все дела и все контакты. То есть нужно было жить на одной и той же конспиративной квартире и год служить «подмастерьем» у старого ветерана «Закрытого сектора». После чего старый Участковый уезжал на новую точку, оставляя молодого в одиночку справляться с работой резидента «Последней белоэмигрантской разведки».
Я предупредил мать об отъезде и о моей будущей работе. Конечно же, возник вопрос, в какой стране я буду жить. В том смысле, что матери по секрету это сообщить можно. Ну да, конечно!
Чтобы избежать ненужных догадок, я сказал, что еду в Норвегию, но это — огромный секрет. После этого брату она сообщила, что я отправляюсь… в Сальвадор! Другие знакомые были уверены, что я в Париже. Тем более что я действительно часто там появлялся.
Во время приездов во Франкфурт нужно было тщательно чистить карманы, уничтожая все следы пребывания в «Озере»: английские монеты, вещи с наклейками из английских магазинов. Письма родным в Россию сначала пересылались в Германию, откуда их и отправляли в немецких конвертах.
Однажды, приехав в Германию на «побывку», я попросил у знакомого в Штабе горсть норвежских монет — он раньше был Участковым в Норвегии. Приехав домой, я высыпал их россыпью на ночной столик. Расчет оказался верным: братец утром прокрался в мою комнату и рассмотрел «улику».
— Тихо! — попросил я. — Об этом никто не должен знать…
Уловка сработала. Он был уверен, что я работаю в Норвегии, в которой я никогда не бывал. Так что если пойдет слух, то совсем не в том направлении…
О том, где я был на самом деле, родные узнали только через три года.