В бой идут одни офицеры
Шрифт:
— Эй-эй, парни, — возмущенно воскликнул Майлс, переводя взгляд с одного русского на другого, — кто предлагал не темнить? А ну-ка то же самое по-английски!
Десантники повернулись к американцу, боясь вспугнуть удачу, которая одарила их наконец кое-какой подсказкой к этому загадочному ребусу.
— Ты, Роберт, хочешь выполнить задание и спасти своего босса? — строго спросил Зубов.
— Вы мне не верите? — опять возмутился американец. — Кажется, это кодекс чести любой спецслужбы мира — не бросать своих!
— Тогда ты отправляешься с нами. Подготовка террористов-смертников ведется не на секретной базе, а в секретной медицинской лаборатории, друг Роберт. Все эти странные люди, с которыми сталкивались и ваши, и наши,
Группа расположилась в скалах, недалеко от небольшого населенного пункта. Вкусно пахло тушенкой с дымком от костра. Американец разглядывал русских без каких-либо эмоций на лице, хотя каждый из десантников был чуть ли не на голову выше его. Карманников с сомнением смотрел на Майлса и слушал рассказ Зубова. По правилам, капитан не должен был тащить постороннего в группу без разрешения командира. За это следовало бы высказать ему свое неудовольствие. Но подразделение спецназа, находящееся на задании, — это не обычное армейское подразделение. Здесь действуют иные законы. В частности, закон, дающий право голоса и мнения каждому члену группы. Зубов, кроме всего, был еще и заместителем командира, что давало ему некоторую свободу в принятии самостоятельных решений. Подполковник, размышляя над ситуацией, решил, что Зубов принял правильное решение. Спецагент Майлс был сейчас не просто союзником, а лицом крайне заинтересованным в поиске и уничтожении базы. Учитывая его специальную подготовку, он был союзником ценным. Ну, а то, что о базе узнают американские спецслужбы, не играет особой роли, если она окажется уничтоженной или «засвеченной». Существовала, правда, одна оговорка. Майлс мог сам не знать, что база курируется какой-то из американских спецслужб частным образом либо полностью находится под их «крышей». Как этот парень поведет себя, когда узнает? Продолжит борьбу, считая участие своих соотечественников в подготовке террористов грязным делом? А может, чувство долга и верность присяге заставят его вступить в борьбу с русскими?
— Послушайте, Майлс, — сказал наконец подполковник, — я временно возьму вас в свою команду, коль уж мы делаем одно дело. Только смотрите, без фокусов. Если вы поставите под угрозу выполнение операции или жизнь кого-то из моих людей, я пристрелю вас и забуду, что мы встречались на этой бренной земле.
Американец открыл было рот, чтобы разразиться возмущениями, но Карманников не дал ему сказать.
— Это я говорю на тот случай, если выяснится, что ваши спецслужбы замешаны в этих делишках. Не исключаете такой возможности?
— Я имею право не подчиниться любому представителю американских спецслужб, — хмуро заявил Майлс, недовольный таким недоверием. — Ни ЦРУ, ни военная разведка, никто не имеет права мне приказать.
— Так вы не из них? — как бы между прочим спросил Карманников. — Из какого же вы, простите, ведомства?
— Я, э-э… — замешкался Майлс с ответом, — работаю на президента. Приказ мне может прийти только из его личного аппарата. В этих условиях, согласитесь, получить его весьма затруднительно.
— Ладно, как говорят у нас в России… — Подполковник улыбнулся, протянул американцу руку и продолжил по-русски: — Хрен с тобой, золотая рыбка! А что касается самой базы, то она перед вами в трех километрах. Вот так-то.
Когда десантники
Ответа Карманникову сразу не дали и велели ждать решения. Подполковник понимал, что сейчас будут все согласовывать между ведомствами. Он не мог подробно изложить все данные, которыми руководствовался. Теперь разведка и пограничники будут гадать, насколько он, Карманников, компетентен и насколько можно верить его выводам. Подполковник догадывался, что вопрос очень серьезный. Наверняка запросят командование ВДВ, чтобы получить характеристику группы. Карманников не сомневался, что его руководство ответит положительно. Да и у разведки нет другого выхода, как продолжать операцию. Если уж Россия продемонстрировала, что знает о существовании базы, и направила на ее поиски спецназ, то результатом этого будет только одно: террористы вынуждены будут срочно передислоцировать базу. Новые поиски могут оказаться не такими успешными, потому что противник будет теперь осторожнее. Как ни крути, а выход один — заканчивать начатое.
Наконец пришел ответ, разрешающий продолжение операции. Карманников усмехнулся — кто бы сомневался.
Всю первую половину дня Шадрин выполнял различные задания: переносил какие-то вещи из комнаты в комнату, раскладывал и перекладывал на столе предметы. Это были очень важные задания, и он старался выполнить их как можно тщательнее. Наконец Андрея Васильевича привели в какое-то помещение, оборудованное как спортивный зал. Весь пол был устлан мягкими матами, вдоль стен стояли спортивные снаряды и тренажеры. Шадрину сказали, что он обязан взять стул, поставить его в угол и ни в коем случае никого к нему не подпускать. Ни в коем случае.
Шадрин выполнил. Тут же к нему подошел незнакомый мужчина и протянул руку к стулу. Шадрин оттолкнул его и велел отойти. Он очень удивился настырности этого незнакомца; как тот не понимает, что прикасаться к стулу нельзя. Человек стал настаивать, потом вдруг решил применить силу. Шадрин схватил незнакомца и рывком вывернул ему руку. Человек вскрикнул, вырвался и отскочил. Шадрин почти успокоился, но тут незнакомец попытался нанести ему удар кулаком в голову. Реакция сработала безукоризненно, все рефлексы сами собой встали на место. Шадрин чуть отвел голову в сторону, и рука его противника пролетела мимо. Короткий захват, удар под колено — и противник оказался зажатым за шею.
Шадрин был взбешен поведением этого человека, но когда простое соперничество за стул перешло в схватку, Андрей Васильевич как будто проснулся. Сейчас незнакомец стоял перед ним на коленях, а Шадрин удерживал его за правую руку и шею. Одним рывком он мог сломать этому человеку позвоночник, почти готов был это сделать. «Что я творю, — удивился Шадрин сам себе, — я же мог его сейчас убить». Поступивший приказ перестать охранять стул резанул сознание. Шадрин ощутил себя как будто проснувшимся. Он помнил странный сон и не мог отделаться от наваждения. Стул? Человек, потирающий шею, люди, выжидательно смотревшие на него… Какая-то интуиция, засевшая глубоко в подсознании, подсказала Шадрину, что нельзя сейчас проявлять признаков беспокойства, нужно насторожиться и подумать.