В чужом клане
Шрифт:
— Благодарю за совет, — сказал я. Ее идея имела ценность, и я отложил сказанное в памяти, как откладывал все, кажущееся полезным.
Лицедейка налила себе еще чая, отпила и, прикрыв глаза, с явным удовольствием вздохнула.
— Здесь хорошо. И тебе, и твоему брату повезло попасть к аль-Ифрит.
— А в других местах плохо?
Она открыла глаза, глядя на меня с легким удивлением.
— Ты, должно быть, прежде вел затворническую жизнь, если задаешь такой вопрос. Мало какие другие корневые земли так ухожены и богаты, и даже те, которые сравнятся по материальному достатку, не всегда могут сравниться по добродушию своих хозяев.
—
— Как раз ничего странного, — отозвалась лицедейка небрежно. — Насколько я знаю, из ста желающих едва ли один получает разрешение поселиться в корневых землях. Только состоятельные землевладельцы, рачительные фермеры, купцы с незапятнанной репутацией и самые опытные ремесленники допускаются внутрь. Аль-Ифрит снимают сливки… Не то чтобы я винила их в этом, — добавила она после паузы. — Я ведь тоже не беру в свой театр кого попало.
— Только один из ста желающих… — повторил я, уже совсем иначе вспоминая то, что видел в корневых землях, все эти ухоженные поля, гладкие ровные дороги, этот уютный зеленый нарядный город.
Но что же творилось в остальной империи, если люди снимались с насиженных мест, в таком количестве пытаясь попасть сюда? От хорошего люди добровольно не уходят.
— Значит, чужие люди сюда не попадают? — спросил я и тут же вспомнил тех демонов, замаскированных под людей, которых мы встретили в самый первый день в корневых землях и лошадей которых Амана конфисковала.
— Попадают, но временно и по особым разрешениям, вот как мы, — отозвалась лицедейка.
Мы сидели так еще некоторое время, пили чай, разговаривали. Вернее, говорила она, рассказывая о путешествиях своей труппы, о местах, где довелось побывать, о самых разных людях, с которыми довелось общаться. И о нелюдях тоже — да было бы и странно, если бы странствующий театр ни разу не натолкнулся на демонов и монстров.
Я слушал по большей части молча, лишь иногда спрашивал, а она, отвечая, смотрела на меня. И вроде бы в ее взгляде не было ничего пронзительного или изучающего, но я был практически уверен, что чем дальше, тем более четко в ее разуме выстраивался мой образ. Конечно, она не могла знать подробностей моего прошлого, но вполне могла понять мой характер, уровень знаний и даже что-то о моей семье по деталям поведения, недомолвкам, оговоркам и вопросам, которые я задавал.
И поделать с этим я тоже ничего не мог. Для нее читать людей было так же просто, как дышать, а мне нужна была ее помощь, чтобы хоть чему-то научиться.
Я только надеялся, что все, что она поняла обо мне, останется в ее памяти, а не будет продано тем, кто собирает сведения об аль-Ифрит так же, как они сами собирают об иных кланах.
Когда я вышел на улицу, ее уже заполнял празднично разодетый люд, причем основная толпа шла, как мне показалось, с одного определенного направления, как будто там только что закончилось важное событие. Мне стало любопытно, я пошел против течения толпы и действительно вскоре увидел место, откуда все эти люди явились. Высокое светлое здание со странной выпуклой крышей и с белыми колоннами у входа. По лестнице спускалось всего несколько человек — основной поток уже иссяк.
Я поднялся по ступеням и приблизился к широко распахнутым высоким дверям, у правой створки которых стоял молодой мужчина в длинной белой мантии, доходящей ему до середины голеней и подпоясанной широкой полосой черной материи, в белых штанах и тонких кожаных сандалиях на босу ногу. Странная одежда — за все время в городе я не видел ни одного человека в подобном одеянии, да и сандалии тоже никто не носил — местные предпочитали легкие туфли на низкой подошве.
У человека обнаружилась еще одна странность — в руке он держал трость, и по тому, как на нее опирался, было понятно, что она не для декорации. В этот момент, разглядывая его, я вдруг осознал, что ни в замке, ни в городе ни разу не видел увечных людей. Только среди «живчиков» в моей казарме, насколько помню, имелась пара хромых.
Перед мужчиной остановилась только что вышедшая из здания статная женщина лет сорока-пяти на вид, с сединой в темно-русых волосах и со следами былой красоты на лице. Глаза у нее были ярко-синие, что выделяло ее среди городских жителей, обычно кареглазых или черноглазых.
— Молитесь, госпожа Шанна, — сказал ей мужчина, явно продолжая недавно прерванный разговор. — Молитесь, и Пресветлая Хейма будет к вам милостива.
— И вернет моего ребенка домой? — женщина грустно вздохнула.
— Пути богини неисповедимы, мы можем лишь просить, ждать и надеяться.
Мужчина сделал в воздухе жест рукой, будто вычерчивая какую-то руну, потом на мгновение коснулся тремя пальцами середины лба женщины. Та сжала руки в замок у груди, склонила голову, после чего повернулась к лестнице. Скользнула по мне мимолетным печальным взглядом, на мгновение задержалась, в глазах мелькнуло удивление — город был не так уж велик, вероятно появление нового лица показалось ей неожиданным, — и пошла дальше.
Что ж, судя по услышанному разговору и поведению этих людей, я оказался перед храмом богини, а человек в белом был ее жрецом. Правда, непонятно, почему в белом. Те жрецы, что дежурили у ворот корневого замка аль-Ифрит, всегда носили темно-синие мантии.
Жрец, между тем, шагнул внутрь храма, огляделся, определяя, не осталось ли внутри еще прихожан. Та женщина явно была последней, поскольку он вернулся к дверям и потянул за правую створку, закрывая. Створка была высокой и тяжелой, с внешней стороны дерево покрывали металлические пластины, а действовать жрецу, из-за необходимости опираться о трость, приходилось только одной рукой, так что дело шло на редкость медленно.
— Помочь? — предложил я, подходя ближе.
Жрец остановился и недоуменно на меня уставился.
— Служба уже окончена, — сказал извиняющимся тоном.
— Да, я опоздал, — согласился я, хотя до этого понятия не имел, что она вообще проводилась.
Жрец на мгновение задумался, потом сделал приглашающий жест рукой.
— Входите, господин, помолиться Пресветлой Хейме никогда не поздно.
Войти в храм? Я этого вовсе не планировал и поднялся сюда лишь из любопытства. Правда сейчас, после прозвучавшего предложения, это самое любопытство потянуло меня внутрь.
Все окружающие люди, и особенно Амана, так часто упоминали богиню, что у меня давно мелькали мысли узнать о ней побольше. Только вот, поскольку приоритетом для меня было выживание, что в первую очередь означало умение справляться с демонами и монстрами, вопрос религии я отложил на потом. Может быть, это «потом» как раз и наступило?