В чужом обличье
Шрифт:
– Не может быть, — онемевшими губами, еле слышно пробормотал Реймонд под нос. — Он не мог знать!
Или это было озарение перед смертью? Ведь дед так и сказал ему, что вначале будет грых-шатун, потом шабаш ведьм из Намрии, а потом… а затем… Ойстрия двинет сюда свои войска!
– Магистр? — спросил старший из Остранишей, помощник князя.
– Нам сроцно нужно в Нуандиш! — выкрикнул Реймонд, посылая вперёд коня.
Интерлюдия 5
Корсин Альвариш
Корсин
— Ваше высочество, — склонил голову Атринас, — я принес вам печальные вести.
— Что случилось? — спросил Корсин, лениво поворачивая голову.
— Бадрил из клана Настиш вызвал в круг виконта Жана-Огюстена из посольства Ранфии и тут же, на дуэли, на глазах у целой толпы свидетелей, отрезал ему нос.
— Ай-ай-ай! — с искренней горечью в голосе воскликнул Корсин. — Надеюсь, бедолага Огюстен выжил?
— Им уже занимается мастер Светла, — криво ухмыльнувшись, поклонился Атринас. — От Мориньи уже поступил официальный протест.
— Этого нельзя так оставлять, — твёрдо произнес Корсин. — Что о нас подумают наши добрые соседи? Я немедленно отправляюсь к отцу, а вы, друзья, дослушайте балладу.
Отец, как всегда, сидел со скучающим видом, а за его спиной стоял бесстрастный Гиозо. Посол Ранфии, наоборот, являл миру багровое лицо, размахивал руками. Рядом с ним находился Жан-Огюстен с перебинтованным лицом. Бадрил стоял чуть в сторонке, стараясь выглядеть горделиво и бесстрашно. За спиной его возвышались двое королевских гвардейцев.
— Ваше Величество, — поклонился Корсин отцу, затем повернулся к Людвеку Мориньи. — Уважаемый посол нашего доброго соседа-короля Ранфии Робера Третьего.
В поклоне Корсин как раз сравнялся ростом с низеньким и толстым Людвеком.
— Случившееся — возмутительно, более того, это оскорбление наших добрых соседей! От лица всех друзей Ранфии я приношу свои глубочайшие извинения. Уверен, ваше величество уже назначили Бадрилу Настишу более чем суровое наказание.
Отец чуть заметно покачал головой.
— Прошу передать Бадрила Настиша под мою опеку, — снова поклонился Корсин. — Я не только лично прослежу за тем, чтобы он получил причитающееся ему наказание, но и постараюсь привить ему миролюбие и раскрыть глаза на весь ужас его деяния.
Бадрил Настиш опустил взор, словно увидел что-то интересное на полу.
— Не возражаю, — бросил Гарриш Второй.
— Уверен, что вы, ваше высочество, — произнес Людвек, утирая пот со лба платком, — сумеете объяснить этому юному смутьяну, что Ранфия — друг Перпетолиса.
Жан-Огюстен скосил глаза на закрывающую пол-лица повязку, затем молча поклонился. Корсин поклонился в ответ, и на этом официальная церемония закончилась. Корсин сделал жест следовать за ним, и Бадрил поплёлся, не смея ослушаться.
— Ещё раз прошу вас не держать на Перпетолис зла за произошедший досадный инцидент, — обратился Корсин к послу, выйдя из тронного зала. — И передать его королевскому величеству, что на одного смутьяна в наших горах найдётся десяток ценителей утончённой ранфийской культуры. Надеюсь, мы с вами ещё попируем за одним столом и будем вспоминать этот день со смехом.
При этих словах принца Атринас вытащил из мешка и протянул Людвеку рог горного тура, украшенный искусной резьбой и с накладками из хризолита и горного хрусталя.
— Ох, ваше высочество, что вы, право, не стоило! — рассыпался в благодарностях Людвек, прижимая рог к груди.
Размеры его были таковы, что осуши низенький ранфиец наполненный вином рог даже один раз, его бы по меньшей мере хватил удар.
— Что вы, любезный Людвек, разве есть на свете вещь дороже дружбы? — улыбнулся Корсин. И тут же голос его построжел: — Атринас. Отведи бунтовщика в темницу. Самую тёмную и холодную. Еды не давать, чтобы она не отвлекала его от размышлений о допущенной ошибке.
Стража и верный Атринас скрутили Бадрила и потащили прочь. Корсин же отправился в свои покои, уселся, приняв скучающий вид, и жестом приказал продолжить исполнение баллады.
Требовалось подождать, а ждать он умел очень хорошо.
— Садись, — кивнул Корсин на место напротив себя.
Бадрил сел, посмотрел с вызовом, высоко вскинув подбородок.
— Ну что, подумал над своей ошибкой? — нейтральным тоном спросил Корсин, лично наливая вина в кубок.
Горячие мясные блюда парили, наполняя покои сводящими с ума ароматами. В животе Бадрила громко квакнуло, затем заурчало.
— Признай свою ошибку, извинись и сможешь поесть и выпить, — сказал Корсин.
— Нет! — с ещё большим вызовом вскинулся Бадрил. — Эти торгашеские свиньи недостойны того, чтобы жить! Из-за них мой отец вынужден был уйти в наёмники и сгинул, защищая какой-то вонючий склад с шерстью! Из-за них мои сёстры живут впроголодь! Жалею только об одном, что отрезал ему нос, а не голову! А теперь можете казнить меня, ваше высочество!
Выглядел Бадрил не лучшим образом, но тем горделивее он вскидывал голову.
Кронпринц прищёлкнул пальцами, и рядом появился Атринас.
— Казнить, значит? — словно размышляя над решением, произнёс Корсин.
Бадрил слегка побледнел, но тут же снова вскинул голову, посмотрел с вызовом.
— Наверное, ты мало размышлял и не представляешь, какую боль причинил нашим добрым соседям в целом и Жану-Огюстену в особенности. В пыточную его!
Бадрила потащили, без всякой жалости, но Настиш не стал умолять и просить. Корсин, сделав знак свите, поднялся и тоже пошёл в пыточную.