В чужой стране
Шрифт:
— Пошел ты к лешему… По-человечески пожить охота. И хозяйствовать я страсть как люблю. Я по хозяйственной части человек способный. Столярничать могу, сапожничать, по печному делу… В садоводстве кой-чего тоже понимаю. Между прочим, по части винограда я тут пригляделся. Бельгийцы толково его выращивают… Виноград надо завести обязательно. Так что кто будет в наших краях — просим в гости. Хорошим вином угощу!
— Пиши первым, Иван Семеныч! — со смехом сказал Щукин. — А пока вино твое не поспело — картошечкой угости. Спеклась, наверное.
— Сейчас поглядим! — Гужов разгреб прутом золу, извлек несколько крупных, аппетитно
Щукин поймал картофелину и, дуя на нее, перебрасывая с ладони на ладонь, принялся сдирать жесткую корку.
— Эх, и хороша картошечка!
Откуда-то издалека донесся едва различимый гул.
— Гром, что ли… — Гужов поднялся, прислушался. — Нет, не гром… Вроде бы орудия, артиллерия!
— Союзники! Близко фронт, совсем близко!.. — с волнением проговорил немолодой, коренастый партизан Григорий Дресвянкин, придвигаясь к костру.
— Вместе с союзниками вперед пойдем! — горячо сказал Гужов. — Навстречу Красной Армии.
— С союзниками? — Дресвянкин повернул голову к Гужову, подумал. — Нет, мы должны требовать, чтобы нас отправили в Россию. Мы с Красной Армией на врага пойдем!
— Верно! Правильно, Григорий Иванович! С Красной Армией пойдем! — партизаны вскочили, зашумели.
— Будем требовать, чтобы сразу отправили, — громче всех раздавался звонкий голос Щукина. — И чтобы всей бригадой. Тут вместе воевали и там должны быть вместе!..
— Правильно, Коля. Требовать!
— А как же мы к своим-то попадем? — сказал, раздумывая, Гужов. — Разве что морем плыть…
— Ну и что? Можно морем!
— Верно! Пускай командиры требуют!
— Зря горячитесь, товарищи, — спокойно сказал Дресвянкин. — Сейчас нам надо думать о том, как лучше союзникам помочь, как крепче по врагу с тыла ударить…
К костру подошли Дядькин и Никитенко.
— О чем это спор?
— Слышно, как орудия бьют, товарищ командир, вот мы и говорим…
— Да, союзные войска в Брюсселе… — Дядькин помолчал, подбросил в огонь веток. — Штаб решил взять Брей. Склады врагу вывести не дадим, промышленные объекты взорвать не дадим и дорогу закроем… Как думаете, товарищи партизаны?
— Даешь Брей! — весело крикнул Щукин. — Побреем фрицев в этом Брее… По-русски!
— Взять город! Взять! — послышалось со всех сторон.
— Когда выступаем? — спросил Акимов. — Надо быстрее ворваться!
— Ворваться-то нетрудно, а вот удержать… — Дядькин полез в карман за сигаретами… — Союзники могут задержаться. Здесь много каналов…
— Бельгийцы нам помогут! С патронами вот только худо… — проговорил Никитенко, устраиваясь у костра. Он выкатил из золы картофелину, разломил ее пополам — заблестела белоснежная, крупитчатая мякоть. — А что это песни не слышно? Давай, Григорий Иванович. Нашу, бригадную!
— Можно, Ефим Романович! — улыбнулся Дресвянкин. Он испытывал большую гордость оттого, что сочиненная им песня «Бригадная партизанская» пришлась партизанам по душе. Ее поют во всех отрядах. Дресвянкин сел рядом со Щукиным, обнял пулеметчика за плечи, и они запели вдвоем:
По тропинкам глухим, по дорогам лесным Партизанский отряд шел с боями. На бельгийской земле в незнакомой стране ПартизаныПартизаны подхватили песню. Лица стали строгими, суровыми. Пусть не так уж хорошо сложена эта песня, яо в ней — их жизнь и борьба, их чувства и думы.
Вдалеке от тебя, от родной стороны, Мы с тобою, Россия святая, Мы из вражьего плена сумели уйти, Честь советских людей сберегая. И ни холод, ни голод не смогут сломить Нашу волю в борьбе за свободу. Мы всем сердцем Россию умеем любить, И верны до конца мы народу. Ни облавы, ни зверства фашистских подлюг, Не свернут нас с пути боевого. Нас на подвиги тысячи мертвых зовут, И наш путь — лишь к победе дорога…Песня кончилась. Партизаны сидят молча, неподвижно.
Потрескивает костер, прохладный ветерок колеблет пламя, багряные отсветы прыгают, мечутся, выхватывая из темноты то длинные ветви сосен, то пулемет, чернеющий возле кустов, то велосипеды, лежащие горой в стороне, скользят по задумчивым лицам партизан.
— Хорошую песню ты сочинил, Григорий Иванович, спасибо, — негромко проговорил Дядькин. — Вот уедем отсюда, вернемся в Россию, а песня останется. Бельгийцы петь ее будут…
Вечером 14 сентября первый, второй и третий отряды бригады «За Родину», поддержанные бельгийскими партизанами, вступили в Брей».
Жители города толпами бросились им навстречу. «Свобода! Победа! Победа! Да здравствуют русские! Победа!» На улицах, уже погруженных в темноту, яркими мотыльками закружились огоньки: это бельгийцы с тротуаров, с балконов, из распахнутых окон приветствовали освободителей, размахивая карманными фонариками.
Войдя в Брей, партизаны выставили на мостах и дорогах сильные заставы, далеко вперед выдвинули секреты. Попытки противника прорваться в город успеха не имели. Партизанские отряды отбивали одну атаку за другой.
16 сентября ночью Кучеренко доложил, что в Пеере концентрируется сильная группа противника. Как показал на допросе пленный унтер-офицер, перед ней поставлена задача отбить Брей и разрушить мосты через канал.
Дядькин вызвал в штаб, разместившийся в здании бывшей немецкой комендатуры, командиров отрядов. Начальник штаба Воронков доложил обстановку.
— Положение, товарищи, серьезное, — проговорил Я Дядькин, придвигая ближе к себе карту. Дядькин не спал третьи сутки, смуглое лицо его стало совсем черным, еще резче обозначились острые скулы. — Да, положение серьезное… Англичане далеко, они бьют слева. А город мы должны удержать во что бы то ни стало!